Братья Карилло. Обретая надежду

– Я знаю, что ты работаешь допоздна, Эльпи. Уже почти час ночи.

Я провел рукой по лицу. Черт, я проторчал здесь целый день.

Я медленно перевел взгляд на Вина.

– Почти час ночи?

– Да, без пятнадцати минут, – растерянно ответил он. – Я ужинал с друзьями и решил заглянуть. Просто знал, что ты не спишь. Утром мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, и я хотел попрощаться. Там сейчас довольно много работы, так что я приеду лишь к открытию твоей выставки.

Я затушил окурок и натянул черную футболку, покрытую мраморной пылью и глиной, нацепил черные ботинки.

– Ладно. До встречи.

– Куда ты так торопишься? – спросил Вин, когда я потянулся за бумажником и ключами от «Эль Камино».

– В галерею.

– А-а. По-прежнему ходишь туда каждую ночь, – задумчиво произнес Вин, и я замер.

– Ты знал, что так и будет?

Он кивнул.

– Я разрешил тебе ночные посещения еще до того, как ты приехал. Я понимал, что ты не сможешь сдержаться. И это хорошо. Значит, тебе не так уж безразлична эта выставка, как ты пытаешься показать.

Я молчал, ощущая себя гребаным придурком. Да, она меня волновала.

– И ты хочешь проверить, как идут дела?

Я пристально взглянул на Вина. Я знал, что старый ублюдок не уймется, пока я не заговорю.

– Я собираюсь дать скульптурам названия.

Губы Вина растянулись в самой широкой улыбке на свете.

– Эльпи! Я так рад. Названия придадут им жизни! – Он нахмурился. – Но почему сейчас? Ты же так долго отказывался.

Перед мысленным взором возникло лицо Элианы, и внутри все перевернулось. Опустив глаза, я поскреб бороду.

– Прошлой ночью я столкнулся там с куратором. Она попросила меня их назвать. Я согласился. Она оказалась… настойчивой, – я замолчал, и, когда представил ее горящее от нетерпения лицо, мне почему-то стало легче.

Взглянув на незаконченную скульптуру, установленную на гипсовом постаменте посреди студии, я вдруг понял, как назову ее…

– Ты встречался с Элианой? – Вопрос Вина вернул меня обратно в настоящее.

– Прошлой ночью.

В глазах Вина мелькнули веселые искорки, и он с трудом сдержал улыбку. Его понимающий взгляд просто вывел меня из себя.

– Что? – резко спросил я.

Вин поднял руки.

– Ничего.

Я взглянул на него, затем взял еще одну сигарету и, сунув ее в рот, протиснулся мимо Вина.

– Я пошел.

Выходя из студии, я мог бы поклясться, что услышал смех Вина.

Распахнув дверь в темную, влажную ночь, я пригнул голову, выскочил под дождь и запрыгнул в черный «Эль Камино» 1969 года выпуска. И глубоко вздохнул, когда по крыше машины забарабанил дождь. Дым от сигареты заполнил недавно обитый салон.

Взглянув в зеркало заднего вида, я вытащил ленту, которой связывал сзади длинные волосы, и распустил влажные пряди. С головы до ног меня покрывала мраморная пыль. Я покачал головой, спрашивая себя, почему вообще волнуюсь о том, как выгляжу.

Конечно же, я знал причину. Ростом примерно пять футов шесть дюймов, с чертовски привлекательным телом, длинными темно-каштановыми волосами, спадавшими до середины спины, и самыми огромными испанскими глазами, что я когда-либо видел. Да, именно из-за нее я волновался о своей внешности. Из-за горячей женщины, имевшей дело с моими скульптурами.

Зажав сигарету во рту, я уставился на свое отражение.

«Иди и сделай это, Акс. И оставь цыпочку в покое. Назови скульптуры. Немного расскажи о каждой, чтобы хватило для информационных табличек. А потом уходи и не возвращайся».

* * *

Войдя через служебный вход, я кивнул ночному охраннику, как всегда сидевшему за стойкой. Парень склонил голову, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Он меня жутко боялся. Не удивительно; большинство людей реагировали так же. Да почти все, кроме Вина и, возможно, Элианы. Вин и сам был немного не в своем уме. А Элиана? Да черт ее знает.

Я заметил, что черные шторы задернуты, а потом услышал доносившуюся изнутри какую-то испанскую поп-музыку.

Я сделал глубокий вдох, молясь, чтобы в пачке осталась еще хоть одна сигарета, которая позволила бы успокоиться, отдернул шторы и шагнул в галерею. С прошлой ночи она сильно изменилась. Исчезли все деревянные ящики и упаковки от скульптур. Остались лишь сами творения и приспособления для их установки. Вокруг каждой работы на полу были разбросаны рукописные заметки.

Услышав фальшивое пение из глубины комнаты, я направился на зверский звук. И, завернув за угол, заметил Элиану Лусию в свободной белой рубашке, обтягивающих черных леггинсах и розовых ботинках «Док Мартенс»; темные волосы она завязала в беспорядочный узел на макушке.

Я глаз не мог от нее отвести.

Но меня очаровал не ее наряд, и даже не внешность. Держа кисть в руке, она рисовала белой краской на задней стене нечто, по форме напоминавшее горшки и, покачивая бедрами, фальшиво напевала на безупречном испанском:

– Amor Prohibido murmuran por las calles. Porque somos de distintas sociedades…[14 - О любви запретной шепчут в подворотнях, Мы из разных классов, мы с тобой не ровня… (исп.) (лит.).]

Она расслабилась и просто получала удовольствие.

Я нахмурился. Не думаю, что когда-либо в жизни находился рядом с тем, кто так беззаботно веселился. Мне самому никогда не приходилось дурачиться подобным образом…

Пока я наблюдал за Элианой, в груди разлилось незнакомое тепло. Она громко пела и водила кистью по стене в такт музыкальному ритму.

Впервые в жизни мне захотелось почувствовать себя таким же счастливым, пусть даже на миг, ощутить, что значит стать настолько свободным. Это выглядело… мило. Элиана двигала бедрами, ни капли не волнуясь об окружавшем ее мире, и походила на луч света, сиявший на лице человека, всю жизнь проведшего в темной яме.

Какое-то время я просто завороженно наблюдал за ней, а потом выпрямился и, скрыв ухмылку, откашлялся и скрестил руки на груди.

Элиана замерла посреди мазка и медленно повернула голову. На прекрасном лице ее виднелись брызги белой краски, а устремленные на меня карие глаза казались почти такими же огромными, как в мультфильмах Диснея. На оливковых щеках Элианы вспыхнул ярко-красный румянец. Она осторожно опустила кисть в поддон, стоявший рядом с ней на тележке, и что-то прошептала себе под нос.