Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения

Увиденная сцена завораживала. Их движения были осознанными и контролируемыми, однако при этом скорее грациозными, чем механическими.

Они шагали, наклонялись, ходили на корточках и размахивали руками. От всего этого ритма и музыкальности отточенных движений у меня в голове возникала сенсорная перегрузка, настолько я привык к виду статичных упражнений по растяжке, повсеместно выполняемых перед бегом. Время от времени Тренер проходил между ними, раздавая спортсменам указания, поправляя их осанку или напоминая, чтобы они расслабились. Они всегда послушно исправлялись, однако никогда не сбивались с шага.

Затем, после всех слаженных ритмичных движений, толпа беспорядочно рванула вперед, бросившись врассыпную в лес. Бегуны зигзагами огибали друг друга, с легкостью скользя по неровной поверхности, то быстро, то медленно, то вверх, то вниз, повторяя извилистые контуры местности, грациозно петляя между деревьями.

Это было поистине завораживающее зрелище. Со временем я начал замечать выверенные нюансы их движений и то, как они менялись по мере изменения скорости или уклона. Поначалу я сравнивал это с ездой на горном велосипеде – чтобы сменить скорость или направление, нужно переключить передачу или повернуть руль. Однако ничего механического в происходящем я не наблюдал. Прилагаемые спортсменами усилия оставались прежними – в зависимости от обстоятельств их движения лишь смягчались или становились более выраженными.

Дождавшись подходящего момента, я подошел к Тренеру Сентайеху, ощущая себя молодым джедаем перед магистром Йодой. Мне хотелось узнать смысл подобной разминки.

Ничего подобного я в жизни не видел – это кардинально отличалось от обычных упражнений по растяжке перед забегом, которые повсеместно практиковались у меня на родине.

«Не могли бы вы объяснить, зачем они это делают?» – нерешительно спросил я.

Он ухмыльнулся из-под своей кепки, а затем выражение его лица поменялось, словно он был немного озадачен моим вопросом.

«Чтобы привести тело в движение! – воскликнул он. – Нам нужно, чтобы все тело двигалось в едином ритме».

Очевидная для него вещь стала для меня важнейшим ключом к разгадке. Я смотрел, как спортсмены наматывают километры по холмам, преодолевают размытые грунтовые дороги вокруг деревни и огибают деревья в лесу, врассыпную пробираясь через подлесок. Я ожидал увидеть, как они просто ежедневно носятся по треку, заставляя ноги работать, и в тот самый момент для меня дошло, что для них бег не был профессиональным навыком, зарабатываемым «потом и кровью». Их бег рождался в гармонии движений всего тела. Каждое утро, сосредоточившись на преодолении сложной местности в этом лесу, они добивались баланса и осознанности в своих движениях. Они готовили свое тело совсем не так, как было принято у нас. На треке они выступали, однако подготовка к этому выступлению происходила на холмах и в лесу.

На ум невольно приходит излюбленная аналогия с айсбергом. Всем хорошо видна его вершина – блестящие выступления спортсменов на марафонах, однако от взора спрятано нечто большее – бесчисленные часы подготовки своего организма к тому, чтобы пробежать 42 километра 195 метров за два часа с небольшим. Это тот фундамент, на котором строится видимый всеми успех. Именно благодаря усердным и изнурительным тренировкам победа кажется такой легкой.

За следующий месяц я тесно познакомился с этим крохотным уголком земли. Казалось, это место затерялось во времени – в самом лучшем смысле слова. Сюда почти не приезжали жители западных стран, здесь не было интернета, а семьи собирались вокруг единственного на всю деревню телевизора, чтобы посмотреть на выступления местных спортсменов на Олимпийских играх или на одном из крупных городских марафонов. Они любили бегать и делали это вместе, подпитываясь силой единства.

До сих пор целью моего обучения было достижение оптимальной техники бега за счет понимания механики работы нашего тела. Здесь же я наблюдал нечто совсем иное. Используемых ими движений не было ни в одном из популярных учебников. Спортсмены бежали с высоко поднятой головой и выпяченной вперед грудью, плавно скользя по поверхности. Когда они бежали, их ноги казались невероятно длинными – словно спички, соединенные эластичными лентами, – хотя в неподвижном положении и выглядели пропорциональными остальному телу. Любая механическая система скована рычагами и соединительными шарнирами.

Я не мог объяснить увиденное основами биомеханики. Движения были слишком быстрыми и плавными – они были самим олицетворением свободы.

Снова и снова я возвращался к слову «эластичный». Мне хотелось понять, что именно я увидел здесь, в Бекоджи. Мне было нужно, чтобы кто-то объяснил мне это, не используя традиционную биомеханику, к которой я так привык и которую начал ставить под сомнение. После долгих поисков я наткнулся на один семинар в Лондоне, который проводил парень по имени Джеймс Эрлз. Речь шла не о беге, а о динамике. Казалось, эта информация могла помочь мне во всем разобраться. Едва вернувшись в Англию, я сразу туда записался.

Знакомство с фасцией

Семинар по мышечно-фасциальной анатомии и динамике, Северный Лондон, Англия

Человек встал перед аудиторией и схватил длинный кусок эластичной ленты зеленого цвета. Его губы двигались, произнося какие-то слова, однако я их толком не слышал. Мои мысли были совсем о другом. Я оставил машину на парковке у супермаркета с двухчасовым лимитом и у себя в голове только и слышал, что тиканье таймера обратного отсчета, знаменующее приближение кульминационного момента, когда мне будет выписан штраф.

Пока я прикидывал, как бы незаметно улизнуть, мужчина встал ногой на один конец эластичной ленты, натянув другой прямо до подбородка. Казалось, он стал заметно выше, грудь выпятилась вперед, осанка сделалась грациозной, а тело казалось невероятно изящным и подтянутым.

Меня словно молнией ударило. Ведь я уже видел такое прежде. Не проведенную им демонстрацию, а эту характерную позу. Его осанка в точности повторяла ту, какую я видел сквозь облако красной пыли, когда бегуны на грунтовой дороге в Бекоджи оставили меня, скорчившегося пополам, позади.

* * *

Семинар начался с 19 удивленных взглядов, направленных в мою сторону.

Когда Джеймс попросил всех представиться, я только и сказал: «Меня зовут Шейн, и я тренер по бегу».

Как оказалось, это делало меня весьма необычным участником – все остальные присутствующие были инструкторами по йоге или пилатесу, и так уж получилось, что все они были женщинами. Даже сам Джеймс окинул меня изучающим взглядом, чтобы присмотреться к этой странной аномалии, явившейся на его занятие в бриджах, с увлеченным выражением лица и целой кучей вопросов.

После проведенной демонстрации с эластичной лентой я уже не переживал о штрафе или повышенном внимании. Увиденное стоило того, чтобы остаться на занятии даже в качестве «белой вороны». По правде говоря, я уже об этом не задумывался и был полностью погружен в происходящее.

Мозг лихорадочно пытался осмыслить увиденное, однако это попросту не укладывалось у меня в голове. Как так вышло, что бегуны в Эфиопии знали об этой прекрасной осанке, а те, кого я видел бегающими, сгорбившись, с пятки, по парку или тротуару в Великобритании, нет? Как так вышло, что лектор из Северной Ирландии демонстрировал ее перед инструкторами по пилатесу (и передо мной!), в то время как прежде мне доводилось видеть такое лишь на пыльных треках в Восточной Африке?

То, случилось далее, стало поворотным моментом на моем пути. Моментом, когда мой узкий кругозор начал расширяться. Это случилось, когда Джеймс заговорил о фасции.

«Я хочу, чтобы вы все забыли все, что вам когда-либо рассказывали о человеческой анатомии», – начал он.

«Большинство из нас живет в иллюзии, будто люди уже давно во всем разобрались. Что мы дали название каждой части нашего тела. Что нам известно, как каждая из этих частей устроена. Как они между собой связаны. Что для нас не осталось никаких загадок.

Тем не менее когда-то мы считали, что организм человека состоит из четырех жидкостей. А еще что Земля плоская. А потом поняли, что это не так.

Многие люди не находят желаемых ответов в общепринятом представлении об анатомии отдельных частей тела. Мы придумали название каждой мельчайшей детали, и тем не менее, когда мы видим человека или животное в движении, перед нами предстает единый цельный организм».

«Никто не хочет этого признавать, – театрально добавил он, – однако в наших выводах по поводу анатомии многое попросту не сходится».

Я энергично закивал, с нетерпением ожидая услышать, к чему он ведет.

«А все дело в том, что мы кое-что упустили из виду. Одну важнейшую составляющую, которую мы отмели. Целую систему, которая содержит в себе ключ к разгадке тайны не только нашего движения, но и эволюции всего нашего биологического вида. Это совершенно удивительная и многогранная вещь, и тем не менее последние две тысячи лет она парадоксальным образом оставалась практически без внимания.

Я говорю о фасции».

Джеймс медленно вывел это слово на доске, пока говорил, как бы подчеркивая тем самым его значимость. Маркер резко и со скрипом остановился, когда он закончил писать, и этот звук эхом разнесся по аудитории, в которой теперь царила полная тишина.

«Фасция – это материя, которая не дает нам развалиться на части», – продолжил он.

В тот момент я подумал о том, как мне повезло наткнуться на Джеймса Эрлза. Хотя о том, про что он рассказывал, людям и было известно еще с незапамятных времен, каким-то парадоксальным образом это казалось настоящим прорывом в понимании человеческого тела. Кроме того, это куда более тесно перекликалось с увиденным мной в Бекоджи, чем все, что мне когда-либо прежде доводилось слышать или читать. Вместе с тем, каким бы заинтригованным я ни был, должен признать, я тогда толком не понимал, о чем именно шла речь. К счастью, объяснение не заставило себя долго ждать.

Извинившись на случай, если среди нас окажутся вегетарианцы или веганы, Джеймс попросил нас представить, как мы разделываем большой кусок сырого мяса. Фасция, пояснил он, это та самая тонкая волокнистая и эластичная пленка, что окружает каждый его кусочек. Она серая и совершенно непримечательная и, как следствие, на протяжении всей нашей истории изучения человеческого тела повсеместно считалась чем-то непримечательным. Вот и мы, особо не задумываясь, просто срезали и выбрасывали ее, вместо этого сосредоточившись на куда более интересных на вид мышцах и органах, лежащих под ней.

«Однако внешний вид бывает обманчив, – добавил он. – На самом деле фасция – в самом прямом смысле слова – одна из самых динамичных составляющих человеческого тела».

А резать было что. Джеймс объяснил, что каждая мышца расположена в своеобразном чехле из этой самой пленки. Эти фасциальные мешки придают органам и мышцам их форму, сохраняют контуры и по сути не дают развалиться. Каждое отдельное мышечное волокно и каждый пучок волокон удерживаются на месте серией фасциальных мешков, и все эти мешки на конце мышцы соединяются, образуя толстые, мясистые сухожилия. Эта эластичная трехмерная паутина пленчатой ткани служит поддержкой опорно-двигательного аппарата по всему телу. У нее нет точек крепления или начала, о которых принято говорить в анатомии, – она просто покрывает неразрывным полотном все наше тело.

Я едва поспевал за Джеймсом, когда он начал объяснять, почему фасция так важна для движения нашего вида.

«У фасции много составляющих, однако самым главным является коллаген, который и придает ей эластичность, – объяснил он. – То есть при правильном распределении нагрузок создаваемый в процессе движения импульс может быть использован для растяжения ткани фасции.

При ее растяжении, – сказал он, натянув руками кусок зеленой эластичной ленты, – эта ткань становится временным хранилищем полученной энергии».

Он разжал левую руку, и лента с силой ударила по правой. «После чего эта энергия возвращается в наш организм, помогая продолжать двигаться вперед», – заключил он.

Джеймс снова наступил на один из концов эластичной ленты, с силой натягивая другой к подбородку, и вновь выпятил грудь вперед, став при этом заметно выше. Снова эта величественная осанка. Та самая, что так поразила меня у бегунов в Бекоджи.

«Проще говоря, – добавил он, – в этой демонстрации лента выступает аналогом фасции».

Я был потрясен тем, что впервые в жизни слышал про фасцию. В учебниках по анатомии про нее упоминается лишь вскользь, а в учебниках по бегу и того меньше. И тем не менее, казалось, она играла в нашем движении решающую роль.

Джеймс был не единственным, кто работал в данной области. Он рассказал про профессора Роберта Шлейпа, немецкого биолога, занимающегося передовыми исследованиями фасции. Кроме того, он работал с американцем по имени Томас Майерс. В 1990-х годах Майерс разработал модель, описывающую имеющиеся в ткани фасции соединения. Эта модель, которую Майерс назвал «анатомической цепочкой» (такое же название было и у его книги, имевшей успех у читателей, а также организации, в рамках которой он теперь осуществляет преподавательскую деятельность), наглядно демонстрирует, что миофасция – единая система скелетных мышц и фасций – непрерывными линиями проходит по всему телу. Эти неразрывные линии, которые Майерс называл «линиями фасции», ведут себя подобно куску эластичной ленты в демонстрации Джеймса: соединяясь по всему телу, они образуют систему, которая туго натягивается, если принять правильную позу, и в конечном счете помогает нам двигаться вперед.