Сад Иеронима Босха

Это Лада, стриптизёрша из клуба «Ночная свинья». Джереми Л. Смит наврал ей, что умеет делать татуировки и раскрутил её на двадцать баксов. Он изувечил кожу на её плече, в итоге так ничего и не сделав. Теперь она с гордостью показывает священный шрам. Она позволяет дотронуться до него особо приближённым. Её парень, Джимми Картер, мелкий торговец марихуаной, целует её в шрам и говорит, что чувствует при этом особое блаженство.

Это Билл, бездомный. Джереми Л. Смит помочился на него, когда тот спал, накрывшись газетами. Билли не догнал гадёныша. Теперь Билли всем хвастается, что лично знает Джереми Л. Смита. Это такое клеймо. Если на тебя помочились – вы уже знакомы. Как после секса.

* * *

Джереми Л. Смит почувствовал, что на него снизошло просветление, купил билет на белоснежный лайнер и отправился в Ватикан для исполнения своей миссии. Миссии, которая открыла его миру. Это то, что вы знаете. То, что вы прочитали в учебнике.

Джереми Л. Смит не покупал билета. Он бы и за десять лет работы не скопил денег на билет. Почти все деньги уходили у него на марихуану и прочую дрянь. Он не колол себе тяжёлые наркотики – героин и подобные ему – только потому, что у него не было денег.

Просто в тот момент Джереми работал грузчиком в порту. Не простым трудягой, который таскает тяжести из контейнера в контейнер, а грузчиком на учётном складе. Возьми груз номер 2496, перевези на полку 18 в ряду 124 и так далее. Начальником его была женщина по имени Полли Сазер. Вы все её видели по телевизору. Она произносила все эти штампованные фразы, написанные сценаристами. Всю эту чушь про божественное откровение, про ореол вокруг головы Джереми Л. Смита и про его скромность и доброту. На самом деле Джереми Л. Смит просто трахал Полли Сазер, когда она этого хотела, и потому держался на работе. Ей было сорок шесть, муж бросил её десять с лишним лет назад, и ей хотелось, чтобы её трахал какой-нибудь молодой кобель. Джереми было пофиг, в кого вставлять. Пока его держали на работе и платили за неё, он трахал эту старую перечницу, дуру из дур. Он валил её на стол прямо в небольшом кабинетике, или в подсобке, или на пол между дальними полками склада и имел со всех сторон.

Именно поэтому у Джереми был ключ от кабинета. Именно поэтому однажды вечером он забрался в кабинет, чтобы покопаться в вещах и бумагах Полли, найти пару баксов и свалить куда-нибудь. А потом Джереми Л. Смит увидел корабль. Это была его мечта – вот такой огромный лайнер с казино и прогулочными улицами на борту, с ресторанами и бесплатной выпивкой в любой момент. А когда он открыл папку с лайнером, он нашёл в ней документы палубных рабочих, которых Полли «сдавала в аренду» кораблю для тяжёлых работ с грузами в трюме.

Никаких особо тяжёлых грузов в трюме не было и быть не могло. Просто капитан и два человека от Полли знали, что в дальнем конце трюма спрятаны два ящика с героином. Целое состояние. Полли получала свою долю, капитан получал свою. И все были счастливы. Одного из подставных рабочих звали Каспер Снайп, а второго – Джереми Л. Смит. Он не был родственником нашему Джереми. Просто тёзкой и однофамильцем. Мало ли Смитов в Америке. В мире.

Тогда Джереми понял, что у него есть шанс. Из Джереми Смита он превратился в Джереми Л. Смита.

Напоследок он поджёг склад Полли Сазер. Она называет это «божественным очищением».

* * *

Вы ничего не знаете о том, что Джереми Л. Смит делал на корабле. В учебниках эта часть его биографии описана одной фразой. Он сел на корабль и поплыл в Европу.

В первую очередь вы не знаете, зачем он поплыл в Европу. Но этого я вам пока не расскажу. Всему своё время.

У Джереми Л. Смита были очень простые обязанности. Он должен был просто сидеть около груза и сторожить его. Эти два ящика всегда должны были находиться в его поле зрения. Потом его сменял Каспер Снайп, а Джереми мог идти спать. Или не спать – как ему хотелось.

Вы думаете, Джереми и в самом деле сидел на ящиках и смотрел за ними? Как бы не так. Когда Каспер сдавал смену, Джереми выжидал пятнадцать минут и сваливал шататься по кораблю. Он мог пройти в третий класс и даже во второй: удостоверение рабочего позволяло ему это. Но в первый класс у него допуска не было. Он не мог попасть во все эти VIP-зоны, в самое дорогое казино на лайнере, к загорающим блондинкам в купальниках, к их декоративным мопсам и декоративным мужьям.

Вам рассказывают о том, как Джереми Л. Смит шёл по кораблю, вокруг него распространялось сияние, а люди расступались перед его божественной фигурой. Впрочем, даже это – только в специализированных учебниках. В обычных – ничего подобного. Просто сел и поплыл.

Джереми Л. Смит забрался в каюту Уильяма Рокуэлла, пассажира второго класса. Вы видели Рокуэлла по телевизору. Он рассказывает о том, как оказал помощь самому Мессии, Джереми Л. Смиту. Он рассказывает, как дал тому новую одежду и как тот благословил его.

На самом деле всё было проще. Джереми Л. Смит сломал замок в двери Рокуэлла и пробрался в каюту. Он покопался в чемоданах, нашёл приличный костюм и надел его. Он причесался перед зеркалом расчёской Рокуэлла, побрызгался его дезодорантом и побрился его бритвой. Он стал похож на человека, который имеет право пройти в первый класс. Только теперь удостоверение рабочего уже не подходило Джереми Л. Смиту.

Пассажиры второго класса имели доступ к первому. Поэтому Смит дождался, когда Рокуэлл вернётся в каюту, и оглушил его, ударив сзади по голове. Это божественная шишка, Господня гематома. Это черепно-мозговая травма от самого Мессии. Смит нашёл в кармане у Рокуэлла удостоверение пассажира второго класса. Там не было фотографии. Там были имя и штрихкод.

Поэтому, когда Джереми Л. Смит вышел из комнаты, он стал Уильямом Рокуэллом. Он старался идти ровно, не горбясь, как ходил обычно. Он старался не крутить головой по сторонам. Он выглядел хорошо – вероятно, впервые в жизни.

Вы не видели Джереми Л. Смита таким, каким он был на самом деле. Вы никогда не видели его трусов, вонючих и грязных, не менявшихся по две-три недели. Вы не видели его засаленного свитера, который был на нём, когда он ковырялся в автомобилях в мастерской и таскал грузы на складе. Вы не видели его китайских кед, которые он менял раз в год. Тем более вы не видели его носков. Думаю, вы бы не захотели их видеть. Вам кажется, что Джереми Л. Смит – это человек в белом костюме, который светлыми глазами глядит на вас с телеэкрана. Человек с гладкими чистыми волосами и импозантной бородкой. Или чисто выбритый – как когда. Человек, который поднимает руки и благословляет вас. Вы уверены, что находиться рядом с ним – это счастье. Что он благоухает миртом и ладаном.

Это всё чушь. Это не настоящий Джереми Л. Смит. До того момента, как он вымылся в каюте Рокуэлла и переоделся в его костюм, Джереми Л. Смит вонял только потом и мочой. И – иногда – марихуаной.

Охранник, стоящий на проходе между палубами первого и второго классов, пропустил Джереми без вопросов, мельком глянув на удостоверение.

Джереми не боялся, что Уильям Рокуэлл вернётся. Он был слишком взволнован и окрылён. Слишком глуп. Но Рокуэлл не вернулся бы в любом случае. Следующие два дня он пролежал в своей каюте без сознания. А потом ему повезло: он очнулся и сумел вызвать стюарда. Но описать нападавшего он уже не смог: не помнил.

Джереми Л. Смит в это время был в раю. Не он создавал рай вокруг себя, что вы. Вам рассказывают так? Пошлите в задницу любого, кто скажет вам эту чушь. Смит стоял в самом центре верхней палубы. Он смотрел на бассейны, на красоток в бикини, держал в руках бокал с халявной выпивкой. Его куриных мозгов хватало на то, чтобы не высовываться. Чтобы стараться подражать окружающим.

На корабле Джереми Л. Смит совершил несколько мерзких поступков. Потому что он не мог не нагадить тем, кому завидовал всю жизнь. Он зашёл во внутреннее помещение бара, пока бармен был снаружи, а его помощник отлучился, и стащил несколько бутылок виски. Через пару часов он снова повторил этот трюк, поставив на прежнее место бутылку с собственной мочой. Он научился таким штукам, ещё когда работал в ресторане.

Я думаю, не стоит больше описывать подвиги Джереми Л. Смита на корабле. Всё и так понятно. Мы имеем тут дело не с человеком, а с куском дерьма. С пророком из канализации, с мессией-недоделком. Со святым мудаком. Скажи я это вслух, при вас и ваших родителях, ваших друзьях, ваших сёстрах, и вы загрызёте меня. Ткнёте пальцем и заорёте: «Богохульник! Ублюдок!» Говорят, когда Зигмунд Фрейд в начале двадцатого века прочитал свой первый доклад про либидо, из зала кричали, мол, полицию нравов сюда. Вы – такие же. Вы орёте про полицию нравов, про святость, про необходимость подчиняться правилам, про приличия и веру. На самом деле вы просто не хотите мараться в дерьме, даже если оно рядом и мешает вам жить. Вы не хотите убрать навоз, потому что думаете, будто можете жить, не чувствуя его запаха.

Но есть такие, как я. Я не просто убираю навоз вокруг вас. Я беру его и заставляю вас его понюхать. Попробовать на вкус. И только потом – убираю.

Джереми Л. Смит – это всего лишь край навозной кучи.

* * *

Джереми Л. Смит спустился на берег в городе Бресте, Франция. В огромном порту, по техническому трапу для персонала. У человека в костюме, чистого и выбритого, никто не спросил документов. Пассажир, подумали они. Хочет осмотреть порт. Напоследок Джереми Л. Смит обокрал несколько кают. В последнюю ночь перед прибытием, когда все веселились и танцевали на главной палубе. У него были наличные, у него была хорошая одежда. У него было удостоверение на имя Джереми Л. Смита и паспорт Уильяма Рокуэлла. Джереми не был похож на Рокуэлла, но никто не обратил бы на это внимания, нигде.

На самом деле Джереми поехал в Европу не для того, чтобы любоваться её красотами. Не для того, чтобы нести мир и любовь. Он не знал, что такое любовь, потому что его никто и никогда не любил.

Джереми поехал в Европу из-за Джона Джонсона, этого толстожопого идиота, пиндоса с большой буквы, пожирателя гамбургеров и дешёвого пива. Джонсон виноват во всём. Если бы не Джонсон, вы бы никогда не узнали, кто такой Джереми Л. Смит. Вы бы никогда не увидели эту харю на экранах своих телевизоров. Вы бы жили совсем иначе.

Просто однажды Джереми Смит, тогда ещё без всякого «Л.», зашёл в бар пропустить стаканчик. В баре было душно и накурено, а за одним из потёртых столов сидели два завсегдатая, Джон Джонсон и Мак Персон. Они пили пиво, похожее на кошачью мочу, а Джонсон жевал гамбургер. Струйка соуса стекала у него по подбородку. У Джонсона никогда не было бабы. Ему было двадцать семь, и ни одна сука не дала ему за всю его жизнь, потому что он был омерзителен. Жирный ублюдок с дряблым подбородком. Он постоянно сидел на пособиях и иногда получал деньги от матери, жившей на другом конце страны. Теперь вы видите Джонсона по телевизору. Вам показывают чёрно-белые фотографии пухлого мальчугана и одну цветную – полного подростка, улыбающегося во весь рот. Больше ни одной фотографии вы не видели. Потому что на остальных жирный Джон Джонсон изображён в фас и в профиль на фоне светлой стены. Эти фотографии сделаны в полиции. Вам говорят, что Джонсон не дожил до триумфа Джереми Л. Смита, что его трудная и праведная жизнь завершилась отходом на небеса. Бог забрал его, чтобы вознаградить за все мучения, перенесённые на земле. Это чушь. Джонсон умер от инфаркта прямо на улице, около мусорного бака, в грязной луже, в возрасте двадцати восьми лет. Сердце не выдержало нагрузки. Не выдержало гамбургеров и дешёвого пива.

Вы никогда ничего не слышали про Мака Персона. Потому что Персон отказался от съёмок. Он отказался от популярности. От второстепенной роли в Житии Джереми Л. Смита. Он уехал на Аляску, в самый дальний штат, в самый дальний посёлок, он спрятался от всех. Это была единственная встреча Персона и Смита – в тот день, в баре. Они видели друг друга не раз, но говорили только в тот день. Вы ничего не знаете о Персоне, вам и не стоит ничего о нём знать.

Джереми взял пиво и подсел к Джонсону.

Я могу пересказать вам содержание их разговора. Они говорили о тёлках – о сиськах и задницах. Они говорили о машинах – о «Сандербёрде» 98-го года и ещё о каких-то других моделях. Они говорили о пиве, кажется. А потом Джонсон рассказал похабный анекдот про Папу Римского, и они ржали до колик. В анекдоте кто-то целовал Папе Римскому туфлю. И Джереми Л. Смит спросил: «А чё, все, что ль, должны целовать ему ноги, а?» «Все», – ответил Персон, хотя не был в этом уверен. «А кто не хочет, тот должен поцеловать его в задницу», – сказал Джонсон.

Джереми смеялся над шутками Джонсона. Не смеялся даже – ржал. У него не было двух зубов с левой стороны, тройки и четвёрки. Вы видели его сияющую улыбку по телевизору? Это макет, игрушка. У него нет ни одного своего зуба. Его гнилые чёрные зубы вырвали с корнем, все до одного, и вставили новые, белые и ровные, как у голливудской звезды.

Но тогда у Джереми были его родные зубы, испорченные кока-колой и прочей дребеденью, и Джереми смеялся во всю глотку и показывал свои зубы. А ещё у него воняло изо рта. «В задницу, точно вам говорю», – подначивал Джонсон, а Джереми смеялся, и Мак Персон тоже смеялся. «А Папа – лысый, а?» – спросил Джереми. «Наверное, хрен его знает», – ответил Джонсон. И тогда Джереми пошутил: «Значит, его и в лысину можно поцеловать, ага».

Они ржали до колик, три ублюдка, уроды, наросты на теле общества. Отпрыски счастливого американского детства. Гордость страны и мира. Приёмные дети Рональда Рейгана и Джорджа Буша. Ржали, пили пиво и курили какую-то мерзость. Теперь вы видите совсем другого Джереми. Совсем другого Мессию. Такого, какой вам нужен, какого вы просите. Белозубого, улыбчивого, величественного. «Улыбайтесь, люди!» – говорит он с телеэкрана и в доказательство своих слов раздвигает уголки рта. И вы улыбаетесь, потому что это не призыв. Это приказ. Нейролингвистическое программирование. Освящение воды в стаканах на ваших столах. Лечение проказы взглядом.

А потом Джонсон сказал: «Спорим на сто баксов, жопа, что ты не поцелуешь Папу в лысину?» А Джереми сказал: «Спорим, чё». И воткнул в стол перочинный нож.

Вот и вся причина. Они поспорили, два урода, поспорили на сто баксов. И Джереми Л. Смит сел на корабль и отправился в Европу. Папа Римский был для них просто комическим персонажем, Дональдом Даком, Микки-Маусом, героем мультика. Они знали, как выглядят Том и Джерри, но не знали даже имени Папы. Он был их Багзом Банни, псом Гуфи, Скруджем, Чипом и Дейлом. Плюшевого Чипа можно погладить около универсама «Рейнольдс» в Санта-Монике, например. И ещё в двух десятках городов. Папа живёт в Риме, где-то на краю земли, далеко от Центра Мира, от их сияющей Америки, гордости планеты, идиллической картинки из рекламного проспекта. Значит, нужно поехать туда и потрепать его по щеке, погладить плюшевого героя. Логика проста.

Вам кажется, что я несу чушь. Вы не можете мне поверить, не можете меня понять. Вы готовы смешать меня с грязью, потому что я смешиваю с грязью вашего идола, вашего кумира, самого Джереми Л. Смита. Обгадьтесь прямо сейчас, прямо на этом месте: я буду продолжать. Мне плевать на ваше мнение обо мне. Я хочу, чтобы вы знали правду. Даже если вы в неё не поверите.

Джереми Л. Смит ничего не хотел себе доказывать. Ему было плевать даже на эти дурацкие сто баксов. Ему было плевать абсолютно на всё. Что-то щёлкнуло у него в голове, и он сел на тот корабль. А потом сошёл в Бресте, западное побережье Франции.

* * *

В Бресте он купил карту Европы. Когда он садился на лайнер, он знал только, что корабль плывёт куда-то в Европу. Потом он услышал, что корабль плывёт во Францию. Он не знал даже, где эта Франция и где относительно неё находится Рим, в котором живёт Папа. Вы представляете себе? Если бы у Джереми Л. Смита спросили, где находится Америка, и дали ему карту мира, он бы не ответил сразу. Он стал бы искать её. Если провести на улицах США опрос, то половина респондентов будет искать свою великую страну где-то в Африке, потому что Африка – в центре карты. Вокруг Америки вращается мир, думают они, вокруг нас, вокруг наших небоскрёбов и закусочных. Джереми был точно таким же. Он не знал, где Рим, не знал, где Франция, и не знал, куда ему нужно ехать из Бреста.

Поэтому он купил карту Европы и в течение часа сидел на скамейке в парке недалеко от порта в поисках нужных ему дорог. Он нашёл Италию, нашёл Рим и нашёл трассу. Джереми умел ездить автостопом. И он знал единственный язык – английский. Тот самый язык, который понимают во всём мире. Даже в Италии и во Франции. Тут ему просто повезло.

Вы видели эту скамейку, кстати? Видели, наверняка. Она теперь каменная. Чтобы вы не истёрли её своим задом. Чтобы вы не отломали от неё щепочку на память. Когда там сидел Джереми, она была деревянная, некрашеная, с заусеницами и зазубринами. Теперь возле неё стоит охранник и разрешает прикоснуться к святому только за фиксированную плату в 9.99 евро.

Всё, что оставлял за собой Джереми, превращалось в монумент. Каждый его шаг. Каждый его плевок. Каждый его взгляд. «Он наверняка проходил вот здесь и видел моё окно», – говорит какая-нибудь толстая домохозяйка. Она плачет при этой мысли, потому что она не знала тогда, что мимо неё идёт Мессия. «У меня целлюлит, он бы излечил меня», – говорит она. До того как она увидела Джереми по телевизору, она ненавидела американцев. Она называла их тупыми уродами и прокляла своего племянника, который уехал в США и остался там навсегда. Теперь эта страна рождает новых Иисусов. Первый век от рождества Джереми. Двадцать седьмой год новой эры.

Он вышел на трассу с восточной стороны города и остановил попутку.