Среди иллюзий

–Мне часто снится сон,—начал он.—Вокзал, белая привокзальная площадь. Скамейки, фонари, огромный циферблат часов—и рядом ни души, совсем никого. Вокруг белым-бело, и я там совсем один. Нет ни автобусов, ни машин, ни куда-то спешащих людей—там пусто. Когда был в детском доме, я спросил у воспитателя, где моя мама и когда она меня заберёт. Он посмотрел на меня и, наклонившись ко мне, сказал, что она оставила меня на скамейке у вокзала, когда мне было три года, с запиской: только дата рождения и имя. Видимо, поэтому мне снится вокзал и больше ничего.

Костя опустил глаза и задумался. На его лице появилось выражение обиды.

–Ты её осуждаешь?—спросила Наталья, положив руку ему на плечо.

–Нет,—ответил Костя, качая головой.—Когда был мал, осуждал. А когда повзрослел, перестал,—сказал Костя, всё так же глядя вниз.—Я не знаю, почему она не захотела быть моей матерью, и уже поэтому не могу её осуждать. Хотелось бы верить, что у неё были на то причины.

–Ну а отец?—резко продолжила Наталья.

–Я не знал его совсем, так же, как и мать. Я знаю, почему волки нас ещё не тронули,—сказал он и взял паузу, давая возможность Наталье задать главный вопрос, на который ей очень нужен ответ.

–И почему же?—спросил она.

–Я слышу их,—ответил Костя.—Слышу, как они шепчутся, разго-варивают друг с другом и ждут команды вожака. Не трогают, потому что я им запрещаю. Но долго им запрещать я не смогу. Они говорят, что убьют всех или умрёт один.

Наталья посмотрела на Костю и не обронила ни слова, у неё даже бровь не дёрнулась. Костя понял, что она ждала чего-то подобного, вот и не удивилась.

–Так кто ты?—спросила Наталья Ивановна.

Костя молчал, смотрел на огонь и искал ответ.

–Не знаю. Я не знаю! Сам хочу это понять и найти ответы на те вопросы, что мучают меня… Не уйдёт никто,—поставил он ультима-тум.—Или уйду я и заберу кого-то одного с собой,—закончил Костя.

Наталья глядела на него, и по её щеке медленно катилась слеза.

–Обещай мне…—сказала она, тихо всхлипывая.

–Обещаю,—сказал Костя после небольшой паузы, осознав, что они заключили молчаливый договор.—Вы хороший человек, и мне будет не хватать наших бесед.

Наталья, кивая, прикрыла рот рукой, чтобы не зарыдать и не разбудить спящую дочь. Ей ничего не оставалось, только смириться и осознать, что это её последние дни, а возможно, и последние часы рядом с дочерью. Но ей почему-то не было страшно. Она понимала, что находится именно там, где должна быть, и всё делалось для этого. Говорят, как карта ляжет, но оказалась—как колоду растасуют.

Костя немного посидел рядом и отправился спать. Его одолевала усталость и мысль о том, что завтра предстоит продолжить путь. Но это, к счастью, случится намного позднее…

Глава вторая

Дар. Что такое дар? Костя проснулся с этой мыслью среди ночи, и уже не в первый раз. Почти каждую ночь он просыпается в три часа с мыслью о том, что такое дар. Он, как обычно, посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа ночи.

–А это бесит уже,—сказал вслух Костя.

Он сел в кровати, тронул лоб рукой и провёл по волосам. Это был в меру красивый парень двадцати одного года, среднего те-лосложения, худощавый, ростом метр восемьдесят пять. Коротко стриженый, с татуировкой на груди. Значение татуировки знал толь-ко он сам: волнообразные линии, что начинались от лопаток, вели к центру круга. В центре круга был символ, отдалённо напоминающий английскую букву D. От неё исходили к плечам огибающие мышцы с обеих сторон линии, которые соединялись в одну линию на вене чуть ниже бицепса, и эту линию перпендикулярно пересекали восем-надцать таких же ровных, но коротких линий, которые имели также некоторые продолжения ещё более короткими линиями. Эта ровная линия расходилась на запястье, чуть ближе к ладони, двумя линиями, огибая ладонь. Она заканчивалась кольцом на указательном пальце левой руки в форме дракона. На правой же она заканчивалась когтем дракона—опять-таки на указательном пальце.

Дар. Он тяжело вздохнул и встал с кровати в своей убогой кварти-ре, которую снимал, ибо ничего не нажил и не заработал, ведя жизнь человека, который не имеет будущего. Подойдя к окну, взял пачку сигарет с подоконника, взял спички и, отворив форточку, закурил. Мягкий, тошнотворный аромат сигареты «Бонд компакт» наполнил всю квартиру. Его достала эта бессонница и эти мысли, которые не покидают его и не дают ему покоя уже очень давно.

«Дар. Что такое дар?– подумал Костя.– И каковы границы этого определения? Дар может обернуться проклятием». Вот была у человека возможность попросить то, что он хочет, и он попросил бессмертия.

–Интересная ситуация,—сказал Костя вслух, вдохнув дым. Представить только—бессмертие. Костя выпустил дым из лёгких

в форточку и взглянул в небо. На нём мерцали тысячи звёзд, таких красивых и таких недосягаемых. Он смотрел в эту чёрную беско-нечную пустоту.

–Бессмертие,—сказал Костя.

Поразительно. Человек, получивший бессмертие, увидит рождение мира, его жизнь, он будет наблюдать, как все, кто его окружает, со временем умрут, а он будет жить! Будет жить и смотреть на этот мир иначе, не так, как все. Ибо у каждого жизнь скоротечна, но не у него. И в конечном итоге он увидит закат этой жизни. Страшно представить. Годы, десятки, сотни и даже тысячи лет он будет жить. Но придёт время, и он захочет покоя, смерти. Но получить её не сможет, ибо он бессмертен. Так что, получается, дар может обер-нуться проклятием.

Он наверняка где-то в подсознании понимал, что это не дар, а про-клятие, и сам себя за что-то наказывал, как и поступает большинство людей, которые наказывают сами себя за какие-то определённые поступки, о которых, вероятно, уже давно забыли. Но подсознание-то не забыло! Оно всё помнит и направляет человека к заслуженному наказанию.

«Как этот человек рассуждал, когда он мог попросить? О чём он думал?»—размышлял Костя. Вместо дара он попросил проклятье, проклятье для самого себя. О даре мы думаем, как о подарке судь-бы, о подарке свыше. Якобы мы заслужили, и не думаем, что будет завтра, что мы будем делать с этим даром завтра. Последствия. Мы не думаем о них. Ибо это будет завтра, не сегодня. Поэтому нас не заботит вопрос о завтрашнем дне. Нас волнует то, что происходит сейчас. А когда нам приходится мириться с последствиями наших желаний, становится поздно. Лишь тогда мы начинаем осознавать, что мы натворили и с чем нам придётся жить. И кто виноват в конеч-ном итоге? Мы сами? Наряду с нашими желаниями, которыми мы не умеем управлять, нам следовало бы помнить, что с желаниями нужно быть осторожнее.

«Завтрашний день,—подумал Костя, стряхивая пепел в банку из-под консервов, которая служила ему пепельницей,—это будущее, которое нам неведомо. Будущее становится настоящим, настоящее уходит в прошлое, и только шрамы—физические и душевные—на-поминают нам о том, что прошлое реально, оно было в нашей жизни и оставило отметину в напоминание о себе. А вместе с ним реально то, что будет, есть, и то, что давным-давно произошло. Всё это одно и то же, только видится с разных ракурсов. Гораздо интереснее, кто выбирает для нас этот ракурс…»

Костя сделал затяжку, почувствовал горечь фильтра, понял, что сигарета последняя, потушил окурок и прикрыл форточку. Он по-смотрел вниз, на улицу большого города, где в ночи сновали редкие машины и передвигались пьяные прохожие, которые искали путь домой после удачной вечеринки.

«Дар,—подумал Костя, садясь на кровать.—Что есть дар?» Костя положил руку на постель и ощутил мягкость бархатного пледа—он был местами чёрного цвета, но тут и там разбросаны ярко-алые розы и рядом—белые. Композиция красных роз с белыми в центре ему очень нравилась, это был его любимый букет.

–Дар,—сказал Костя.

Он положил голову на подушку и закинул ноги поудобнее. Он закрыл глаза и через минуту забылся глубоким сном. Всё проис-ходящее казалось ненастоящим—очертания комнаты, блеск луны и стук собственного сердца.

Он проснулся в одиннадцатом часу от звонившего на полу теле-фона. Взял трубку и сразу ответил, не посмотрев, кто звонит.

–Спишь?—спросил голос из трубки.

–Уже нет,—ответил Костя.—Привет, Борь. Что ты?

Это был Борис, что жил этажом ниже. Они общались и дружили, торчали на лестничной клетке пятиэтажного дома, вместе курили, обсуждали баб, государство и отсутствие перспектив для нынешней молодёжи. Борис жил в квартире своей бабушки—временно, ко-нечно, пока она пролёживала бока в душной палате местной боль-ницы среди таких же кашляющих, безнадёжно больных старостью пациентов, ожидая своего часа, как избавления от мук.

–Сигареты есть?—спросил Боря.—Четыре часа не курил, уши пухнут.

–Да-а, есть,—протянул Костя.

Он взглянул на экран телефона, увидел время и почувствовал неприятное урчание в желудке.

–Поесть найдёшь что-нибудь?—спросил Костя.

–Найду,—ответил Боря.—Спустишься, сигарет возьми. И за-жигалку.

–Нет, блин,—ответил Костя,—я дровами пользуюсь. —Давай, дверь открыта,—сказал Боря.

Костя положил трубку и через минуту уже натягивал джин-сы. Зайдя на кухню, он налил стакан холодной воды и выпил залпом:

–Хорошо!

Взял майку со стула и, надевая её, подошёл к двери. Забрал ключи с холодильника и нагнулся, чтобы надеть кроссовки. Выпрямившись, он посмотрел на холодильник, где лепились магнитики в форме сер-дечек—те, что дарили при заказе пиццы. Он открыл шкаф и достал свою чёрную кожаную куртку, в которой не мёрз, несмотря на холода. А на дворе стояла зима. Надевая её, вышел из квартиры и подумал: а стоит ли закрывать дверь? Там красть-то нечего. Но запер её на тот случай, если вернётся не через часок, как планировал, а бог знает когда. Он спустился на четвёртый этаж аварийного дома и распахнул открытую дверь слева. Зашёл в квартиру, скинув куртку и ботинки, прошёл на кухню.

Борис сидел за столом и пил чай. Это был невысокий парень двадцати лет с тёмно-рыжими волосами и едва заметной рыжей щетиной. Атлетического телосложения, хотя спортом не занимался. Его страстью были алкоголь и наркота, именно те зависимости, какие Константин презирал. Борис же мог днями пить и курить всё, что предложат, если это было бесплатно, и это ему, естественно, очень нравилось. Жил он в однокомнатной убогой квартире бабушки-ста-рушки, которая, как уже было сказано, доживала свой век.

–Привет,—сказал Костя, протягивая руку.

–Здоров,—ответил Боря сунув руку в ответ.—Сигарет взял? —Да,—ответил Костя, доставая из кармана пачку со спичками.