Бар 32

5

Сладкий туман заполнил комнату Томаса так, что практически ничего не было видно. Томас сидел на краю кровати с одним и тем же выражением лица уже на протяжении часа, задумавшись, смотрел в одну точку. Он не выражал ничего, лицо хмурое и бесстрастное. Но не такое, как обычно. Не такое холодное, теперь оно озабочено, напугано, смущено.

Рейчел полулежа сидела позади него, курила, о чем-то рассказывала. Том практически не слушал ее, лишь изредка безразлично комментировал какие-то вырванные фразы, что находили в себе силы достучаться до его сознания. Перед его лицом были лишь две картины.

Первая. Вчерашний вечер, и Элли с сигаретой в руке. Она была так чертовски красива, одета во все черное, с одними лишь белыми ботинками. Ее зеленые, слезящиеся от дыма и стыда, глаза смотрели прямо на него, но тогда это было так не важно. В тот момент он хотел ненавидеть ее за то, что она осмелилась сунуться в его жизнь спустя год.

Спустя год, за который он успел потерять самого себя. За год, который сделал его, казалось бы, бездушным подонком. Половина его жизни ушла вместе с ней, важная часть души ушла с ней. Та часть души, без которой жить можно, но не хочется. На его запястьях все еще следы этой потери.

Он стал критичным, чересчур рациональным. У него были принципы, от которых он ни за что не отказывался. Тогда он потерял большую часть друзей, что были с ним из-за его внутреннего мира. Остались лишь Питер и Рейчел, и если Питер был с ним только из-за клуба, которым они вместе заправляли, то Рейчел оставалась только потому, что любила Томаса.

Нет, не так, как любят девушки парней. Она любила его как друга, скорее, даже как брата. Она прошла с ним через все, она перевязывала ему руки и успокаивала во время нервных срывов. Тогда она буквально жила с ним в одной комнате и видела все это. Видела, терпела и помогала.

Ей было сложно, ведь тогда навалились и проблемы с семьей, и она задолжала денег барыгам, из-за чего ее чуть ли не убить хотели. Они помогали друг другу, но Том все же в меньшей мере. И теперь ему так неловко за то, что он игнорирует ее сейчас. Ведь она, можно сказать, – все, что есть у него. Самый близкий человек. Почти родная кровь.

Вторая. Ее фотография на крыльце университета. Томас нечаянно заметил ее издалека, пока проезжал на машине. Его охватили воспоминания того, как он мчался после пар в колледже к Элли, чтобы забрать ее, чтобы поехать к нему. И он посмотрел на это чертово крыльцо, ловя тяжелые воспоминания, и тут же почувствовал, как ушла земля из-под ног, увидев цветы и свечи. Она умерла.

Она ушла из его жизни дважды. В первый раз, когда бросила. Но тогда Том хотя бы успокаивал себя тем, что она счастлива. Ведь он любил ее и не желал ей ничего, кроме счастья. А теперь она мертва. И черт знает, где она. Есть ли жизнь после смерти, а если да, счастлива ли она? Элисон была верующей. И если Рай есть, то она сейчас там? Забрал ли Бог ее душу из прекрасного тела?

Томас не читал новостей, не знал никаких подробностей. Он был просто не готов к этому, ведь даже принять тот факт, что она мертва, не мог. Это просто не укладывалось в голове, и он пугал сам себя своей пустотой и спокойностью.

Конечно, он понимал, что сам решил ничего не чувствовать. Что сам закрылся от эмоций и чувств, чтобы не травмировать себя, чтобы не делать себе больно еще раз. Он спал с девушками, но не рассматривал ни одну в качестве той, кому будет дарить цветы, сорванные около колледжа. Целовать под дождем или приглашать на танец посреди улицы в свете фонарей под музыку, включенную с телефона.

Прекратить чувствовать, замереть – стало его единственной возможность выжить. После всех тех срывов и попыток причинить себе боль, Том был так напуган, он боялся самого себя, боялся проявлять чувства. И чтобы не обезуметь от переживаний и боли, он «прокрутил громкость» эмоций, да так и оставил датчик в том положении. Он кричал себе: «Я больше никогда не полюблю, не пущу никого в свою душу, не доверюсь, не буду идиотом, не буду наивным и глупым. Довольно! Хватит!». Он знал, что это плохо кончается, и решил больше никогда в это не соваться.

И началась его жизнь в изоляции и защитном костюме, что не подпускал к нему чувств. В него влюблялись, ему первыми признавались в чувствах те, кого он рассматривал только как способ удовлетворить свою ненасытную душу. Этот костюм не позволял ему испытывать хоть что-то. Хоть маленькую дольку какого-то ощущения. Он начал жить с огромной пустотой внутри.

После того, как он смог совладать с собой, он начал действовать: пытался отвлечься, забить свою голову другими мыслями. Тогда стал основательно заниматься клубом, подсел на наркотики, чтобы освобождать свое сознание. Стал много пить и много драться. На его лице до сих пор есть синяки, что, кажется, никогда не проходят.

И тогда началась игра: «Выпить, переспать, закинуться».

Быстро снимал напряжение, не понимая, что вызвало тревогу и страх. Он подавлял ее за секунду острым желанием что-нибудь в себя запихнуть. Все стало для него механизмом защиты, способом регулирования эмоций. А потом вошло в привычку.

Тела девушек, которых он уводил в свою комнату, были лишь объектом. И ему было неважно, кто она такая. Иногда даже неважно, как ее зовут. Она просто была вещью, что он использовал для успокоения и удовлетворения. Жаль, что это удовлетворение длилось недолго.

– Томас? – окликнула его Рейчел. – Ты меня слушаешь?

– Да, – отмахнулся он, но совершенно не знал, о чем она рассказывала. Рид буквально вырвала его из своих мыслей. – Я пойду возьму что-нибудь выпить. Тебе надо?

– Не откажусь.

Он встал, прохрустел всеми позвонками и только тогда вышел. Путь до бара казался каким-то утомительно долгим, ноги не слушали его, каменели или, наоборот, становились какими-то ватными. Том остановился у стойки, облокотился на нее, сделал затяжку. Немного подержал пар внутри, затем выдохнул, будто стараясь выдохнуть все свои ощущения. Но ему бы вдохнуть хоть что-то.

Взял бутылку вермута, сок, один стакан. Не удержался и открыл бутылку, не возвращаясь назад. Отпил из горла, сморщился. Нет, он не мог вернуться к Рейчел сейчас. Он уселся на один из диванов, пнув ногой мусор, что остался со вчерашней вечеринки. Том уронил голову, продолжая парить, надеясь, что пар или алкоголь ударит в голову.

Он не знал, сколько просидел тут. Пару минут, не больше, ведь Рейч даже не вышла его проведать. В сознание его привел звонок в дверь, что выходила на задний двор – черный ход. Томас лениво поднялся, спустился по лестнице и открыл дверь. На пороге стояла Лиа.

Она смотрела на него как-то возбужденно, будто бежала от общежития до клуба на двух своих.

– Лиа? – спросил он, думая, вдруг ему уже мерещится.

– Прости, что не позвонила, не предупредила, я просто… – протараторила она. – Можно мне войти?

– Входи, – кинул он, пропуская ее внутрь.

Они поднялись по лестнице, и только Томас хотел спросить, будет ли она пить и зачем вообще приехала, как Лиа спросила:

– Может, помочь с уборкой?

– Можно, – кивнул он. – Давай я покажу тебе, что где лежит.

Рейчел вышла из комнаты в тот же момент с выражением лица «и долго мне ждать мой вермут с соком?», но вместо этого выдала удивленное «о».

– Как самочувствие? – с усмешкой спросила она. – Наверное, хреново было после вчерашнего?

– Я думала, будет хуже, – улыбнулась девушка. На щеках ее проступили ямочки, Томас остановил взгляд на ее губах, щеках и шее. – А ты как?

– О, да я прекрасно, – Рид была польщена вопросом, ведь нечасто ей удавалось похвастаться, как удается сохранить рассудок упитой и укуренной. – Увидела сегодня видео в «Инстаграме», как я танцую на барной стойке. Это так сексуально.

– По-другому и не скажешь, – поддержала Лиа.

Том оторвал задумчивый взгляд с Лии только тогда, когда сама девушка подошла к нему ближе.

– Покажешь все? – спросила она.

– Рейчи, покажи все, я пока отойду, – тихо проговорил он, уходя за дверь своей комнаты.

Он запер дверь, опустился на пол и уткнул голову в колени. А на душе пустота. Пустота, что пугала Томаса, что втягивала его в себя, словно черная дыра. Он сидел так в полной тишине, слыша лишь обрывки разговора девочек.

– Как он? – спросила Лиа. Она все знает. Еще бы, они учатся в одном университете. Учились.

– Хреново, – вздохнула Рейч. – Нет, милая, стекло сюда. Я пыталась говорить с ним, не задевая этой темы, но он меня вообще не слушал. Ну, ты видела, какой он рассеянный.

– Ему можно как-то помочь?

– Ты знаешь его день, с чего бы такая забота? – усмехнулась Рейчел.

– Вчера меня пьяную он не выпнул на улицу, а уложил спать. Постирал мою кофту, накормил завтраком и отвез в общагу, – ответила Лиа, кряхтя. – Я признательна ему, а тут такое…

– Он тебе понравился, – резко произнесла Рид.

– Что? – протянула Лиа. – С чего ты решила?

– Я не слепая, подруга, – отвечала Рейчел.

– Так как ему можно помочь? – отводила тему девушка.

– Нужно дать ему время, но быть рядом. Он сильный, – прозвучал характерный звук броска пластиковой бутылки в мусорное ведро: Рейчел любила так делать, а потом хвастаться тем, что в детстве всегда обыгрывала парней в баскетболе. Но сейчас она этого не сделала. – Кто-то считает, что он не способен на проявление сильных эмоций. Но это совершенно не так. Страх и боль – самые сильные эмоции, и проблема в том, что для Томаса они разрушительны.