– Приглашаю.
– Поеду.
– Правда?
– Правда.
– А отец?
– Он уже всё понял.
– Что?..
– Что поеду. Что согласна.
– Но…
– Говорю же, не бойся. Уитни с её талисманами и амулетами тут не при чём. Я же тоже кое-что умею и кое-что вижу.
– Так ты меня околдовала? А я-то думал… – Я поцеловал её улыбающийся рот и рассмеялся. – Это нечестно!
– Надо ещё будет разобраться, кто кого околдовал. – Василика взяла меня за руку, и мы пошли дальше. – Одно могу сказать наверняка: старуха не виновата. Я чувствовала всё время, как она нас изучает, но пробиться ей так и не удалось.
– Куда пробиться?
– Неважно. Думаю, у нас ещё будет повод ей заняться. Она явно непростая и что-то знает, о чём не стала говорить. Но она не опасна. Во всяком случае, мне так кажется.
Пробежавшая мимо ватага ребятни подняла нас на смех. Прохожие понимающе улыбались, кто-то даже кивал. Вероятно, мы сейчас лучились всякими заразными флюидами вроде радости и счастья. За Василику говорить не буду, но сам не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя настолько легко и приподнято. Как будто камень с плеч свалился. Только что был преодолён невидимый рубеж, за которым ни я, ни мир вокруг уже не будем прежними. Да здравствует Рару, Ибини и Кроули! Дожидавшийся нас перед повозкой Лукас и тот всё сразу сообразил без слов и неопределённо почесал затылок:
– Домой или как?
Девушка посмотрела на меня, словно хотела лишний раз убедиться в том, что произошедшее между нами – реальность, не сон. Вот бы мне кто объяснил! Я ответил ей, как мог, подбадривающей – её или себя? – улыбкой. Она повернулась к Лукасу:
– Или как.
Лукас шутливо выругался.
– Что я теперь Бьярки скажу? Он меня на порог не пустит. Придётся мне ему с лодкой новой помогать, чтобы не навражить окончательно. Да, кстати, – спохватился он. – Я тут вам попутчиков присмотрел. Едут в Окибар прямиком. Завтра к вечеру, глядишь, будете на месте. Отправляются через полчаса от Большой башни. Садитесь, подвезу. Глядишь, может, по дороге кого уговорю остаться.
И действительно, отныне он молол языком без умолку, но в итоге явно перестарался, так что даже если у Василики на тот момент и были хоть какие-то сомнения в правильности своего решения, когда впереди вырос покосившийся каменный столб Большой башни, последние из них рассеялись. Что касается меня, то болтовня нашего извозчика помешала мне сосредоточиться, а потому всю тяжесть взваленных на себя обязательств я ощутил лишь много позже…
Я уже знал, что Большая башня называется так не в силу своей высоты, которая у неё, надо сказать, вполне средняя. Просто раньше поблизости от неё стояла вторая башня, возможно, недостроенная и отличавшаяся совершенно несерьёзными размерами. Малую башню пришлось снести, так как она загораживала проезд, а Большую оставили вместе с потерявшим смысл названием. Теперь в первом её этаже располагался уютный трактир, а перед окнами – площадка, отведённая специально для стоянки повозок и подвод. Пользуясь случаем, хочу пояснить, что да, действительно, у нас на острове до сих пор в почёте гужевой транспорт. Про автомобили мы, разумеется, знаем, однако в силу неудобства и по причине причиняемого ими вреда не пользуемся. Кстати, это одна из чуть ли не самых важных наших достопримечательностей для людей с континента. Когда мы следуем по обычному маршруту, я всегда предлагаю им сделать небольшой крюк между Доффайсом и Годмером с тем, чтобы посетить ферму семейства Хакола, как видно по их фамилии, выходцев из Финляндии, на поле которых вот уж который год стоит единственная во всей Фрисландии машина – двухдверный Проше 914, купленный импульсивным старшим сыном на исторической родине и доставленный по морю ради того, чтобы проехать несколько миль по нашим дорогам и безславно заглохнуть в ожидании ремонта и бензина. Став посмешищем всей округи, горе-автомобилист навсегда дезертировал в Финляндию, а бедная железяка осталась гнить под открытым небом и напоминать своим ветшающим с каждой весной видом о недолговечности даров искусственной цивилизации.
Дилижанс до Окибара стоял уже, как говорится, под парами, запряжённый двумя парами могучих лошадей, по боевому виду которых можно было предположить, что частых остановок в пути для отдыха или перезапряжки не понадобится. Вообще-то про «дилижанс» я упомянул лишь для того, чтобы читатель сразу представил себе, о чём я говорю, поскольку мы подобного типа повозки называем по-своему – зилотами. Ничего общего с религиозными фанатиками они не имеют, разве что намекают на сопряжённый с поездками в них определённый аскетизм. Образовано это название от известного в европейских языках корня «зил», который передаёт значение «усердный, ревностный». Что напрямую связано с исходным французским «дилижанс». В отличие от старинных дилижансов наши зилоты сделаны не для того, чтобы их терпели, а для того, чтобы пассажиры добирались до пункта назначения с наименьшим уроном: хорошие рессоры, удобные сидения, лёгкая, но плотная обшивка, возможность быстро переоснастить колёса на санные полозья, обогрев кабины при морозах через торфяную печку, которая подаёт приятное тепло под всю поверхность пола. Вместимость у зилотов, как и у континентальных дилижансов, разная и во многом зависит от расстояний. Мы с Кроули пока обходились одним, причём до сих пор не собственным, а нанимаемым, вмещавшим до десяти человек со скромной поклажей. Зилот под Большой башней мог бы, наверное, принять и дюжину, но, судя по пустым окошкам, большого количества желающих отправиться в это время года через весь остров на юг не наблюдалось.
На облучке уже сидел неказистый дядька, привлекавший к себе внимание разве что распахнутой на голой груди шубой, которую мы, а тем более северяне, обычно не вынимаем из сундуков до первого не стаявшего за день снега. Я перевёл с него взгляд на мою новую спутницу и только сейчас обратил внимание на то, что оделась она тоже «с запасом», то есть, заранее рассчитывая явно не на одну лишь поездку от дома до рынка. Едва ли её отец был таким же глупым и невнимательным, как я, а потому они наверняка имели утреннюю беседу, и Василика поделилась с ним своими планами, а он, даже если и был против, вынужденно их принял. Интересно, что она ему такого сказала и как вообще объяснила свои планы? Мол, посмотрим, что получится, а если Тим меня поцелует, то и я в долгу не останусь? Или что-нибудь типа: я устала жить в деревне, хочу мир посмотреть, а у него там целая для этого контора имеется?.. Откуда мне было знать? Я крайне слаб в женской философии, и никогда не умею взять в толк источник того или иного их желания. А ещё, как вы поняли, склонен к дурацкому самокопанию и часто умудряюсь найти в безобидном действии кучу подвохов, портя жизнь не столько окружающим, сколько себе. Не знаю, до чего бы я в тот момент додумался, если бы ни увидел в одном из окошек зилота – кого бы вы думали! – свою родную сестрёнку, Тандри. Она заметила меня и радостно распахнула глазищи. Я махнул ей рукой. Она отвернулась от окна, вероятно, для того, чтобы поделиться с кем-то своим открытием. В следующее мгновение в окошке появилась знакомая рыжая бородка, и Гордиан удостоверился в том, что жена говорит ему правду. Путешествие домой обещало быть интересным.
Я спрыгнул с повозки, Лукас передал мне мой загадочный свёрток, который я всё никак не мог однозначно отнести то ли к разряду драгоценных, то ли к разряду опасных, я пожал его честную руку, пожелал счастливого обратного пути, выразив надежду на не последнюю встречу, и вразвалочку направился к зилоту, делая вид, будто ничего необычного не происходит. Не знаю, заметила ли Василика резкую перемену в моём настроении, однако она не могла не заметить, как симпатичная взрослая женщина – а я признаюсь, что с некоторых пор Тандри даже мной перестала восприниматься как молоденькая девушка – откровенно смотрит на меня с отеческой улыбкой и одновременно старается взять в толк, кто это со мной.
– Это я вас жду? – вместо приветствия поинтересовался кучер, кивая над нашими головами кому-то, очевидно Лукасу. – Говорили, вроде, про одного.
– А разве все места заняты? – ответил я его же тоном.
– Покамест нет. Забирайтесь, мальчики-девочки.
– Куда мне вот это определить? – показал я свёрток, который, признаться, держал обеими руками уже из последних сил.
– Да куда хочешь, туда и определи. Если он у тебя погоды не боится, лучше сунь в багажное отделение сзади.
Похоже, он успел пригреться на своём облучке, чтобы вставать и оказывать пассажирам посильную помощь. Наши кучера всегда сами помогают с поклажей туристам, для многих из которых поездка на зилоте – отдельное приключение. Они привыкли к автомобилям да автобусами, а тут такая экзотика! Совершенно нас не обижая, они признаются, что для них это всё равно что путешествие в прошлое. Кучера, разумеется, не делают разницы между приезжими и местными, так что равнодушие теперешнего нашего возницы я целиком и полностью оставил на его совести, а сам направился в обход тарантаса. Навстречу мне с подножки уже спрыгивал Гордиан. Он подхватил одной рукой конец свёртка, а другой открыл створку здоровенного сундука, который и служил багажным отделением и который на счастье оказался почти пустым.
– Какими судьбами, братец? – поинтересовался он, заталкивая свёрток поглубже и ожидая, что я буду делать со своей заплечной сумкой. – Похоже, ты неплохо прибарахлился. Её туда же? Давай, место есть.
При этом он подмигнул мне, и я осознал, что Гордиан по обыкновению беззлобно издевается надо мной, имея в виду не то сумку, не то мою попутчицу. Я машинально оглянулся. Василика как ни в чём не бывало уже юркнула внутрь зилота и оттуда до нашего слуха почти сразу же донёсся женский смех.
– Не, у меня тут фотоаппарат, я уж лучше с собой, если не возражаешь.
– Что снимал? Красивых селянок?
Ох уж эти благородные римские крови! Все у него «селяне», кто не в городе. Можно подумать, что моя Тандри из городских.
– Кое-что поинтереснее. – Я не люблю просто так из ничего делать тайны. – Про захоронение на Ибини слышал?
– Краем уха. – Он закрыл сундук и жестом предложил мне идти первым. – Что-то ценное?
– Пока не понял, если честно. Но выглядит впечатляюще. По дороге времени будет много, расскажем.
– А кто с тобой, если не секрет?
– Познакомились. Василикой зовут.
– Главная находка?
Я распахнул дверцу и галантно пропустил посмеивающегося Гордиана вперёд. «Главная находка» сидела рядом с Тандри, и обе встретили наше появление дружными аплодисментами.
– Мы уж решили, что поедем без вас, мальчики, – сказала моя сестра, подбирая ноги и заставляя Василику сделать то же. – Вы не возражаете, если мы вас подвинем и посадим вместе, а сами останемся тут? Так будет всем удобнее. Правда ведь, Горди?
Гордиан промолчал, но послушно сел на свободное место лицом к Василике. Я примостился напротив Тандри. Кроме нас, в зилоте сидела пожилая дама, не обращавшая на нашу кампанию ни малейшего внимания и занятая рассматриванием через маленькое окошко спины кучера. Ещё четыре сидения по-прежнему пустовали. Едва ли надолго, поскольку редкий зилот отправится в такую даль полупорожняком.
– Какими судьбами, сестрёнка? – начал я, озвучив фразу моего рыжего зятька. – Вот уж кого не чаял увидеть в этих краях!
– У Горди тут была работа, – охотно отозвалась Тандри и посмотрела на свою новую соседку. – Ты тоже из Рару?
– Почти, – уклончиво согласилась Василика. Она переводила смеющийся взгляд с меня на Гордиана и в конце концов пришла к выводу: – А вы тоже чем-то похожи.
– Почему «тоже»? – подыграл он с делано равнодушным видом. – Разве Тим похож на Тандри?
Такими или примерно такими ни к чему не обязывающими подколками мы обменивались первые несколько коротких минут нашего ожидания, которое закончилось, когда дама у меня за спиной заверещала: «Вот они! Вот они!», и в следующее мгновение к нам в тепло зилота пожаловали двое одинаково хмурых мужчин, судя по всему, её муж и взрослый сын. Буркнув невнятные извинения, они протиснулись вперёд и затихли там, слушая выразительную отповедь о том, почему в самый неподходящий момент они должны теряться, а она – ждать их, как последняя селянка. Слово «селянка», прозвучавшее на моей памяти уже дважды за последнее время, навело меня на мысль о том, что в крайнем случае всегда можно будет натравить на эту даму Горди – дети города, они наверняка найдут общий язык. Пообвыкнув и поняв, что наши вынужденные попутчики в достаточной степени заняты собой, мы возобновили разговор, на сей раз более предметный.