Генерал и его семья

Чистый-чистый под синей матроской.
Алычою зеленой объемся в саду,
Перемажусь в сарае известкой.

Где не то что оправдывать – и подавать
Я надежды еще не обязан!
И опять к логопеду ведет меня мать,
И язык мой еще не развязан…

3
Я горбушку хлеба натру чесноком пахучим.
Я слюной прилеплю к порезу лист подорожника.
Я услышу рассказы страшные про красные руки,
про кровавые пятна и черный-пречерный гроб.

Я залезу на дерево у кинотеатра «Зеленый»,
Чтоб бесплатно глядеть «Королеву бензоколонки».
За сараем закашляюсь я от окурка «Казбека».
И в сортире на Республиканской запомню рисунки.

А Хвалько, а Хвалько босиком и в ситцевых трусиках
будет вечно бежать и орать, а тетя Раиса
будет вечно его догонять с ремнем или прутиком.

4. ИЛЛЮСТРАЦИЯ К РОМАНУ

С медным сеттером на поводке
Дед в соломенной шляпе
И герой в бескозырке «Герой» –

Пуантилизм июньского парка,
Силомеры и комната смеха,
Платья клеш и китайские зонтики,
Парашютная вышка, пересохший фонтан.

До чего ж интересны плакаты
Против стиляг, куклуксклановцев и бюрократов!
До чего же прекрасен бумажный стаканчик
С фруктовым за семь копеек!

(Мы потом узнаем, что пес был украден,
Дедушка умер, а герой оказался
Никудышным и жалким,
Негодным.)

Блеск курортных озер.
Толкотня нумерованных лодок.
Плавки с завязками.
Тенниски.
Полубокс.
Аромат подгоревшего
Шашлыка.

В этом месте генерал потерял терпенье и скакнул к самому концу.
Вот родная земля со следами былой красоты,
Кою стерли с лица ее – значит, была макияжем.
Здесь со звездами красными мирно ужились кресты
На кладби?щах, где тоже костьми мы когда-нибудь ляжем.

И смешаемся с глиной, с родимой своею землей,
И она нам не пухом – матрацем казарменным будет.
И вповалку сгнием и безликой солдатской гурьбой
Мы столпимся у входа, когда нас архангел разбудит.

В час, когда протрубят нам «Подъем», мы предстанем Отцу,
Как молитву читая наколки свои «Бог не фраер!».

– Опять двадцать пять!

Генерал перевернул еще одну страничку, но последнее стихотворение, на мой взгляд, совсем неплохое, он прочесть уже не успел.

Я прошу, пусть герани еще поцветут на окошках,
Пусть поварят варенье в тазу в окружении ос,
Пусть дерутся в пивной, пусть целуются в парке взасос,
Пусть еще поорут, пусть еще постоят за горошком,
Чтоб салат оливье удался к юбилею отца,
Чтоб пеленки, подгузники и ползунки трепетали
На веревке средь августа, чтоб «За отвагу» медалью
Погордился пьянчуга. И чтобы не видеть конца
Даже мне – мне, который чужой, но который сродни
Тем не менее всем, собутыльник, подельник, соавтор…
Я прошу, не спеши, справедливое гневное Завтра,
Придержи наступление. Как тетиву, оттяни.

– Я тебе не помешаю? – раздался за спиной у Василия Ивановича тихий голос ядовитой змеи, не иначе черной мамбы.

– Ай! – по-бабьи вскрикнул Бочажок. – Я это… Ты не подумай… я просто… я хотел…

Взгляд был еще страшнее голоса. Помолчали.

– Ну если ты закончил, я бы попросила тебя, если не трудно, конечно…

– Ну прости, ну прости! Ну что ты сразу… Я просто хотел узнать, кто он такой, ну не надо так, Аня!

– Я могу остаться одна?

Генерал опустил свою бедовую головушку и вышел – красный, как рак, немой, как щука, и беспомощный, как лебедь, запряженный за каким-то хером в непосильный воз.

Глава десятая