Оценить:
 Рейтинг: 0

Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Смерть тридцатишестилетней Дианы стала для Королевы потрясением, поскольку тогда для нее смешалось частное и публичное. Диана, чья жизнь трагически оборвалась в ужасной аварии 31 августа 1997 года, была не только бывшей женой ее сына, но и матерью будущего короля и обожаемой иконой нации.

Люди, которые никогда не встречались с принцессой Уэльской, прибывали в Лондон со скоростью шесть тысяч человек в час, чтобы оплакать ее кончину. Огромная толпа наглядно показывала, насколько различными были ее почитатели: старые и молодые, чернокожие и белые, выходцы из Южной и Восточной Азии, в шортах и сари, полосатых костюмах и хиджабах, на инвалидных креслах и костылях, с детьми на плечах и младенцами в колясках. Гора букетов у Кенсингтонского дворца становилась все выше. Смерть матери Терезы 5 сентября осталась практически незамеченной; беспокойная и непокорная принцесса Уэльская должна была вот-вот стать новой «святой», причем не только в Великобритании – по всему миру. Еще ни один монарх в Соединенном Королевстве не обладал такой властью над умами и воображением людей, и этот факт не укрылся от премьер-министра Тони Блэра, который назвал Диану «народной принцессой».

Горе, словно цунами, захлестнуло страну. Раньше всех устраивало, что монарх в первую очередь символ. Теперь этого было недостаточно. Обычно Королева прекрасно знала, что правильная реакция заключается в том, чтобы – в формулировке Питера Мандельсона – «просто быть», но после смерти Дианы это знание испытывала на прочность потребность в эмоциональном отклике, соответствующем масштабу кризиса. Елизавета предпочла бы остаться с внуками в Балморале и утешать их; царившая в обществе истерия, требовавшая иных действий, вызывала у нее отвращение. «Она осознавала значимость этого события, но по-своему, – пишет Тони Блэр в книге «Путь» (A Journey). – И не собиралась позволять помыкать собой. В этом смысле она вела себя истинно по-королевски… Между правителем и подданными установился странный симбиоз, и люди требовали, чтобы Королева признала: она правит с их согласия и должна уступать настояниям».

Так и вышло. После пяти дней народных волнений Елизавета неохотно возвратилась в Лондон, пройдя через шумную толпу и осмотрев возложенные у Букингемского дворца цветы. Затем она в прямом эфире обратилась к нации – это случалось нечасто – и выразила сочувствие, которого, скорее всего, не испытывала (назвать себя «бабушкой» ее убедили на Даунинг-стрит). В конце концов ей пришлось смириться и приспустить флаг над Букингемским дворцом. Мне рассказывали, что принц Филипп расценил все это как величайшее унижение.

IV

Самый сложный разговор в жизни Чарльза состоялся в 7:15 утра в замке Балморал, когда он разбудил сыновей (одному было двенадцать, второму – пятнадцать), чтобы сообщить о смерти их матери. В документальном фильме, снятом Ником Кентом на двадцатилетие со дня гибели Дианы, принц Гарри описал ощущения от того дня, о которых в более поздних интервью больше не упоминал: «Это очень тяжело – говорить своим детям, что второй их родитель умер… Но он был рядом, понимаете? Теперь остался он один, и поэтому старался изо всех сил, оберегал и заботился».

Принц Уильям вспоминал: «Шок – вот что ты ощущаешь. Я чувствую это до сих пор… Люди часто говорят, что это кратковременное состояние, но это не так. Потрясение того дня сопровождает меня уже двадцать лет, словно я несу тяжкий груз».

Организовать погребение Дианы всего за неделю было непросто. Джордж Кэри, архиепископ Кентерберийский, отправил настоятелю Вестминстерского собора молитвы, которые должны были прозвучать на службе. Ему в ответ сообщили, что семейство Спенсеров не желает упоминаний королевской семьи. Букингемский дворец, в свою очередь, настаивал на отдельной молитве для представителей Короны и на том, чтобы не произносились слова «народная принцесса».

Четыре дня продолжались споры о том, кто из мужчин королевской семьи должен идти за гробом Дианы. Пожелания сторон передавали личный секретарь Королевы Роберт Феллоуз, находившийся в Лондоне, и его представитель Робин Джанврин, оказавшийся в самой гуще событий – в замке Балморал. Принц Филипп, который следил за переговорами, время от времени громогласно в них вмешивался.

Один из тех людей, кто занимался планированием похорон, рассказал мне следующее: «Спенсеры то и дело говорили, что должны будут делать дети. Филипп неожиданно не выдержал: "Перестаньте диктовать нам, как поступить с мальчиками. Они только что потеряли мать!" В его голосе было столько эмоций! Он говорил как дедушка». А еще он говорил как человек, фактически лишившийся матери, когда ему было десять.

Аластер Кэмпбелл, пресс-секретарь Тони Блэра, в дневниковой записи от 4 сентября 1997 года отметил, что принца Уильяма «поглотила ненависть к средствам массовой информации», охотившимся за его матерью, и он отказывался следовать за гробом. Они с Гарри твердо придерживались этого решения. Принц Чарльз должен был отправиться в Вестминстерское аббатство вместе с братом Дианы, но Чарльз Спенсер так сильно его ненавидел, что не хотел даже ехать с ним в одной машине. В итоге Филипп, который всегда умел находить решения в сложных ситуациях, мягко убедил мальчиков: «Если я пойду за гробом, пойдете ли вы со мной?» Он напомнил им, как фотографии похорон важны для всего мира. Хотя Гарри и по сей день вспоминает, насколько это было тяжело лично для него, с точки зрения дворца Филипп поступил правильно. Три поколения мужчин королевской семьи, торжественно следующих за гробом Дианы, – это невозможно забыть, в том числе и как важное заявление о династической преемственности, которое было необходимо монархии.

В Вестминстерском аббатстве царила тяжелая тишина, нарушаемая только всхлипываниями и тихими рыданиями. Джордж Грейг, редактор, чья сестра когда-то снимала квартиру вместе с Дианой, а потом вошла в ее свиту, сказал мне: «Все вокруг было погружено в печаль, присутствующие чувствовали себя в самом сердце скорбящего мира».

Вряд ли что-то могло потрясти и разозлить Ее величество и принца Филиппа – в их жизни в служении обществу – больше, чем обвинительная речь брата Дианы, Чарльза Спенсера. Его слова, прозвучавшие с кафедры, произвели эффект разорвавшейся ручной гранаты, брошенной в присутствующих на церемонии членов дома Виндзоров. Чарльзу Спенсеру тогда было тридцать три года, и его литературной славе еще предстояло окрепнуть благодаря множеству мастерски написанных историй. Ту речь он посвятил Диане Преследуемой, проявив ту же склонность к риску, которая была у его сестры. Он пообещал ее духу: «Мы не позволим [юным принцам] страдать от тех притеснений, которые часто ввергали тебя в отчаяние и слезы». Он заявил: «Мы, твоя кровная семья, сделаем все возможное, чтобы продолжить воспитание этих выдающихся молодых людей в русле любви и творческой свободы. Так их души не будут скованы слепым следованием долгу и традициям, а смогут петь в полный голос, как ты хотела».

Кровная семья! Этими словами Чарльз Спенсер нанес окаменевшим членам королевской семьи метафорический удар в лицо. В былые времена за такое его швырнули бы в Тауэр и казнили. Особенно оскорбительной была та часть речи, в которой звучал намек на величие Дианы, которая «доказала: ей не нужен был королевский титул, чтобы продолжать нести в мир личную магию». Во время трансляции было хорошо слышно, как волна аплодисментов прокатилась по ожидавшей снаружи толпе и далее через Большие западные ворота к нефу, пока – впервые в истории этой великой церкви – не оказалось, что хлопают уже все собравшиеся. Все, кроме королевской семьи. Дебби Фрэнк, астролог Дианы, сидевшая рядом со всхлипывавшим телеведущим Майклом Бэрримором, вспоминала, что звук аплодисментов показался ей похожим на раскат грома. Архиепископа Кэри речь Чарльза Спенсера шокировала: он назвал ее «мстительной и злобной». Принц Филипп был так разгневан, что лорду Брэбурну, зятю Луи Маунтбеттена[8 - Луи Маунтбеттен – дядя принца Филиппа. Одна из дочерей Луи – Патрисия – замужем за упоминаемым Джоном Нэтчбуллом, бароном Брэбурном. – Прим. ред.], пришлось его успокаивать. «Как нагло», – отметила, по словам очевидцев, королева-мать. Даже Королеве непросто было оставаться выше всего этого. Спустя почти семь лет, на открытии мемориального фонтана имени принцессы Дианы в Гайд-парке, она бросит Чарльзу Спенсеру: «Надеюсь, теперь вы довольны».

Больше никогда.

V

После разрыва с Дианой Чарльз нанял для мальчиков няню, Тигги Легг-Бурк, которая заменила им добрую старшую сестру. После похорон, в понедельник, она повела их смотреть Бофорт-Хант, лисью охоту. Там их встретил – со всем подобающим сочувствием – капитан Ян Фаркуар. «Рад видеть вас, сэры, – сказал он опечаленным принцам. – Хочу сказать, что все мы искренне сожалеем о случившемся с вашей матерью. Примите наши глубочайшие соболезнования. Все мы гордимся тем, как вы держались на церемонии в субботу. Теперь мы должны просто жить дальше».

«Спасибо. Вы правы, – мрачно ответил принц Уильям, в котором ярко проявился стоицизм, унаследованный от бабушки. – Мы все должны теперь просто жить дальше».

Гарри оказался менее стойким, и жизнь без матери стала для него испытанием. Спустя несколько недель после ее смерти Чарльз, чтобы как-то подбодрить сына, забрал его из школы и увез в пятидневный тур по Южной Африке – в Эсватини и Лесото, а затем в Ботсвану, на сафари, которым руководил Марк Дайер, умный и хитрый бывший конюший и бывший же офицер валлийской гвардии. Позднее он станет наставником мальчиков. В Йоханнесбурге Дайер подарил Гарри незабываемый день, устроив ему закулисную встречу с группой Spice Girls. Королевскую группу в Африке сопровождал писатель Энтони Холден. В воспоминаниях он писал, как с нетерпением ждал появления принца Гарри на концерте. Придет ли он в джинсах и футболке, которые непременно надел бы, будь его мать рядом? Или наденет костюм и галстук, символ влияния Виндзоров? Гарри выбрал костюм и галстук, и это, по словам Холдена, означало, что «память о Диане уже начала стираться».

Принц Чарльз изо всех сил старался быть для мальчиков заботливым отцом, пусть и в своей манере: слегка встревоженно и старомодно. Перед сном читал им рассказы Редьярда Киплинга. Возил сыновей в Стратфорд-апон-Эйвон на спектакли королевской Шекспировской труппы и вместе с ними ходил за кулисы знакомиться с труппой. Писатель и актер Стивен Фрай, который сопровождал их на «Буре», рассказал, как был очарован бесконечными шутками юных принцев, поддразнивавших отца. Он счел это «знаком истинного выздоровления». За завтраком в Хайгроуве Фрай осматривал предложенные блюда и снял крышку с тарелки льняного семени, которое обожал Чарльз. Тут же вмешался принц Уильям: «Ох нет, даже не подходите к птичьей кормушке, Стивен, это все для папы».

Как бы ни клялся брат Дианы, что воспитанием мальчиков займется «кровная семья», Гарри и Уильяма растили не как Спенсеров, а как Виндзоров. Никаких больше каникул на европейских курортах, где вокруг вились фотографы. Никаких визитов на частные острова Карибского моря. Теперь от школы принцы отдыхали преимущественно в Балморале и Сандрингеме, где учили военную историю и совершенствовали навыки стрельбы. Их друзьями стали дети друзей Филиппа. Сестра Дианы, Джейн, предпочитавшая не раскачивать лодку, в которой они все оказались, мыслила трезво, поэтому постепенно стала частью жизни мальчиков, принимая их во время визитов к кузенам в деревню в Норфолке. Ее муж, Роберт Феллоуз, сохранил верность Королеве и после отставки с поста личного секретаря, так что Джейн осталась близка Виндзорам.

Во время поездки в Африку Гарри окружала материнской заботой Тигги Легг-Бурк. Она же следила за его режимом. Веселая блондинка из младшей дворянской семьи, словно вышедшая из группы поддержки хоккейной команды, она была до мозга костей верна Чарльзу и разделяла его позицию: мальчиков нужно отвлечь, и лучше всего этому послужат «свежий воздух, винтовка и конь». Ей досталось от прессы – и Чарльза – за то, что она позволила принцам спуститься по канату с пятидесятиметровой дамбы в Уэльсе без страховки и шлемов. Говорят, не понравилась двору и растиражированная газетами фотография: Тигги вела автомобиль, зажав в зубах сигарету, а Гарри стрелял по кроликам из открытого окна. В 2006 году Гарри пригласил Тигги на выпускной парад, в котором участвовал как офицер, а в 2019-м в частном порядке предложил ей стать крестной матерью Арчи. Едва ли не худшей ложью, которую скормил Мартин Башир Диане, было предположение о романе Тигги и Чарльза, в результате которого ей якобы пришлось сделать аборт. В 2021 году бывшая няня принцев, вышедшая замуж за Чарльза Петтифера, по слухам, получила от BBC предложение о щедрой компенсации ущерба, принесенного ее репутации.

После смерти Дианы при дворе пересмотрели и отношение к нравственной стороне вмешательств СМИ. Были введены драконовские меры в виде соглашения с Комиссией по жалобам на прессу. Теперь фотографы и репортеры, освещавшие жизнь двора, практически потеряли возможность нарушать личные границы Уильяма и Гарри. Некоторые редакторы, напуганные яростью, обрушившейся со стороны публики на папарацци, были даже благодарны за существование Кодекса профессиональной этики, который позволял им не принимать решений, способных вызвать новую волну народного гнева. По словам лорда Блэка, в то время директора Комиссии, мальчики из школы принцев постоянно предлагали газетам истории об их жизни. Кодекс защищал издателей, позволяя безопасно отказывать им в публикации. На каникулах Уильям и Гарри также были вне зоны доступа, если только сам дворец не режиссировал их встречу с прессой.

Сейчас легко забыть об этом, но прогулки Дианы с сыновьями в Диснейленде, их походы в кинотеатры и «Макдональдс» получили известность только потому, что за ними по пятам неотступно следовали фотографы, фиксируя каждый шаг и вызывая у принцессы слезы. На контрасте с этими развлечениями казалось, что все забавы Виндзоров скучны и однообразны. На самом деле принцы получили гораздо больше свободы, оказавшись в коконе королевской семьи. Они могли кататься на велосипедах по бездорожью на 50 000 акрах поместья Балморал, преодолевая болота и луга, стрелять по взлетающим в небо Норфолка фазанам на Рождество и Новый год, охотиться на лис во время выходных в Хайгроуве. Когда все семейство собиралось в Балморале, по вечерам они играли с гостями в шарады.

В июне 1997 года, во время благотворительного аукциона в Christie's, для которого принцесса Диана предоставила платья, мы встретились на Манхэттене и она призналась, как тяжело было соревноваться с Чарльзом и тем, что могли предложить ее сыновьям в резиденциях королевской семьи. В июле, незадолго до гибели, она отвезла мальчиков на курорт в Сен-Тропе, принадлежавший владельцу универмага Harrods Мохаммеду Аль-Файеду. Диана надеялась развлечь сыновей прогулками на яхте Jonikal стоимостью 15 миллионов фунтов. Однако принцам там не понравилось. Броское и чрезмерное гостеприимство Аль-Файеда – ломящиеся от еды столы, роскошные ванные комнаты – особенно смутило Уильяма. В море он старался не выходить на палубу, чтобы не попасть под прицел фотокамер; папарацци испортили и поездку в местный парк аттракционов. Гарри тем временем умудрился поссориться с младшим сыном Аль-Файеда, Омаром, который отказался уступить ему понравившуюся спальню. После смерти матери мальчики смогли спрятаться от назойливой прессы в лесах и полях королевских резиденций. Как-то раз Уильям даже предпочел остаться в Сандрингеме с дедушкой и там охотиться на фазанов, отказавшись ехать с Чарльзом на горнолыжный курорт в Клостерс, где их могли подкараулить репортеры.

Мир Виндзоров постепенно поглощал мальчиков. Громогласные заявления Чарльза Спенсера о превосходстве «кровной семьи», сделанные на поминальной службе, вскоре были забыты. Пережив два скандальных бракоразводных процесса, брат Дианы постепенно пропал из числа значимых для принцев людей. Когда Уильям обратился к нему с просьбой убедить брата повременить с женитьбой на Меган, Гарри воспринял это как грубое вмешательство. Память о Диане постепенно становилась лишь приманкой для туристов, которые собирались посмотреть на сохранившиеся в Элторпе, поместье Спенсеров, тускло освещенные артефакты ее жизни. Воздушное, как из сказки, свадебное платье, детские фотографии, трогательно-обыденные письма из школы-пансиона – вот и все, что досталось публике, готовой покупать билеты, внося таким образом вклад в Фонд памяти Дианы, принцессы Уэльской.

Прежний круг знакомых матери тоже постепенно исчезал из жизни принцев. Гарри по-прежнему нередко обращался за поддержкой к Джулии Сэмюэл, с которой Диана познакомилась еще в школе и которая всегда была готова ее утешить. Однако с другими ее близкими подругами – достопочтенной Розой Монктон (с ней принцесса провела последний перед свадьбой отпуск в Греции) и Люсией Флеча де Лимой, женой посла Бразилии (она была ее ближайшим доверенным лицом), – мальчики совершенно не общались. Роза делилась с прессой воспоминаниями о подруге, а значит, могла сказать что-то лишнее. Ее назначили председательницей Совета, собранного по случаю возведения в Гайд-парке фонтана в память о принцессе; Доменика, ее дочь, родившаяся с синдромом Дауна, была крестницей Дианы. Дворец, однако, не отвечал на письма Розы, приуроченные к дням рождения принцев и другим памятным датам. Люсию и вовсе не позвали на свадьбу Уильяма и Кейт в 2011 году, так что церемонию она смотрела по телевизору. Утратил возможность общаться с принцами и Ричард Кей из Daily Mail, любимый корреспондент Дианы, который всегда был в курсе событий и беседовал с принцессой по телефону в день смерти.

К концу века воды, казалось, сомкнулись наконец над оставленным Дианой полем боя.

Королевская семья верила: болезненный, потрясший до основания их устои кризис со временем должен стереться из памяти. Они были правы, но стоило учитывать, что вселенная медиа, создавшая и раздувшая феномен Дианы, тогда еще только вступала в эпоху трансформации, выпавшую на XXI век. События, связанные с гибелью принцессы, освещались в прямом эфире – представьте, насколько больший отклик они получили бы сегодня. Интервью Дианы Мартину Баширу постоянно просматривалось бы на YouTube, как сейчас – интервью Меган и Гарри. Запрещенные тогда кадры с места аварии в туннеле Альма в Париже и снимки умирающей в покореженной машине принцессы разошлись бы по всем социальным сетям. Множество теорий заговора, на зарождение которых тогда ушли месяцы, появились бы в течение нескольких часов и обзавелись устрашающей ордой последователей. Если бы разъяренной толпе сообщили в Twitter, что автокатастрофа была организована агентами MI6 по приказу принца Филиппа, как знать, не превратилось бы требование приспустить флаг в бунт против монархии? «Никогда не жалуйся и никогда не объясняй». Этот рефрен так долго помогал Короне, но теперь звучит как сигнал с терпящего крушение лайнера.

Однако медиа еще только предстояло набрать такую силу. В описываемое время яростные обвинения и общественное порицание в средствах массовой информации постепенно утихли. Королева старалась этого не афишировать, но она была потрясена тем, что ее советники называли «революцией». Елизавета никогда не забудет, что ее внешняя отстраненность от народной скорби едва не побудила общество отвернуться от Короны. Не забудет она и того, что чувствовала потребность сделать, когда гроб с телом Дианы проносили мимо дворца. Впервые, единственный раз она подождала принцессу. Затем склонила голову.

Но больше – никогда.

Глава 2

Секс и чувствительность

Почему Чарльз любит Камиллу

I

О Камилле Паркер-Боулз важно помнить следующее: она говорила, что не собирается замуж за принца Чарльза. Теперь она его жена. Она также говорила, что не хочет становиться публичной персоной. Теперь она совершает больше 200 протокольных визитов в год. Еще она говорила (точнее, так заявлял Кларенс-хаус[9 - Прилегающая к Сент-Джеймсскому дворцу резиденция членов британской королевской семьи. С 2003 года это резиденция Чарльза (до сих пор), Уильяма (до апреля 2011-го) и Гарри (до марта 2012-го). – Прим. ред.]), что после коронации Чарльза получит только титул принцессы-консорта. Но и от этого осмотрительного плана пришлось впоследствии отказаться, поэтому королевы Камиллы Британии не избежать.

При этом, несмотря на право называться принцессой Уэльской, Камилла предпочла титул ее королевского высочества герцогини Корнуолльской. Она была достаточно разумна, чтобы не пытаться присвоить себе звание, которое всегда будет ассоциироваться с другой принцессой, так любимой народом. И все же к настоящему моменту она уже дольше замужем за Чарльзом, чем была Диана.

Наследнику престола Камилла всегда дарила комфорт, эмоциональный и сексуальный. Они впервые встретились в 1971-м, и ее непринужденное очарование легко разбило оковы королевского воспитания Чарльза. Роль любовницы в ее роду передалась по наследству: прапрабабушка Камиллы, Алиса Кеппел, на протяжении двенадцати лет была главной фавориткой короля Эдуарда VII до его смерти. Для него она – остроумная и обаятельная светская львица – стала последним серьезным увлечением после череды аристократок и проституток, которых он менял как перчатки. Алисе было двадцать девять лет, Берти – пятьдесят семь; к тому времени он дышал с трудом и от него пахло дымом сигар. Из-за тучности королю даже с трудом удавался половой акт с проникновением. Алиса же поражала красотой. Вайолет Трефузис, ее дочь, позднее прославившаяся связью с писательницей и садовницей Витой Сэквилл-Уэст, вспоминала, что мать обладала «великолепными, богоподобными чертами», и восхищалась ее «изгибами», «алебастровой кожей, синими глазами, каштановыми волосами, большой грудью, добротой и очарованием».

Тем, что связь Берти и Алисы просуществовала так долго, последняя была обязана не только красоте, но и практичному складу ума. Консуэло Вандербильт, герцогиня Мальборо, писала: «Она всегда была в курсе самых крупных скандалов, цен на акции, последних политических решений; никому лучше нее не удавалось развлечь принца в ходе долгих, навязанных правилами этикета ужинов». А еще Алиса прекрасно понимала, как исключительно корректно исполнять роль любовницы на глазах у жены Эдуарда, королевы Александры. Алиса помогала Берти подбирать украшенные драгоценными камнями фигурки животных для коллекции Фаберже, которую собирала его жена. Держала подписанный портрет королевы на каминной полке в гостиной. Алисе всегда нужны были деньги, поэтому она попросила финансового советника короля помочь ей превратить подарки короля в прибыльные инвестиции. Вайолет запомнила, как вечерами мать «блистала в неизменной тиаре». Две служанки собирали ей на день четыре смены нарядов от модельера Чарльза Уорта из многочисленных шелковых платьев, украшенных длинной нитью жемчуга или воротничком с бриллиантами.

Адюльтеры эдвардианской эпохи в аристократических кругах были своего рода развлечением, которое становилось доступно только после свадьбы и включало в себя людей соответствующего социального круга. Обычно к нему прилагалось также умение нырять в нужную комнату в скрипучих загородных домах во время совместных выходных. Большинство любовниц Берти и сами были замужем, причем их супругов – включая достопочтенного Джорджа Кеппела – более чем устраивал статус, которым обеспечивал их жен такой союз. Одна из фавориток Эдуарда, Дейзи Брук (известная как Болтушка Брук), оказалась, впрочем, дамой ненадежной и попыталась после смерти короля продать его старые письма Daily Express. Корона помешала ей.

Если верить сплетням дома Кеппелов, изнеженный и не слишком мужественный Джордж довольно рано перестал приходить к Алисе в постель. Ко времени, когда она покорила своим очарованием принца Уэльского в 1898 году, у нее уже была целая вереница преданных ухажеров. Джорджа все это совершенно не трогало: пока жена принимала кавалеров, он подкручивал напомаженные усы в игровом клубе на Пиккадилли. Алиса, хоть и принадлежала к высшему обществу, была, по словам бывшей служанки, «страшной развратницей». Это вполне соответствовало интересам распутного Берти, который оставил после себя не только шестерых детей, рожденных долготерпеливой королевой Александрой, но и множество незаконнорожденных отпрысков. Ходили упорные слухи, будто Соня, младшая дочь Алисы и бабушка Камиллы, была на самом деле дочерью короля. Будь это правдой, герцогиня Корнуолльская оказалась бы кровной родственницей принца Чарльза.

Прошел век, и мы можем наблюдать множество сходных моментов в отношениях (и их динамике) между Камиллой и Чарльзом. Как и Берти, нынешний принц Уэльский десятилетиями ждет очереди взойти на престол. Королева Виктория оставила трон спустя шестьдесят три года правления. На протяжении долгих лет она считала сына неспособным заниматься государственными вопросами и яростно запрещала ему в них вникать. Чарльз, конечно, никогда не проявлял к Елизавете той откровенной враждебности, которая была присуща отношению Берти к матери, но попытки получить более важную роль при дворе в прошлом рождали не меньше противоречий между ним и Букингемским дворцом. Королева не раз говорила приближенным, что считает его «раздражающим», и лишь в последнее десятилетие, когда он помогал ей служить стране, перестала, наконец, видеть в нем упрямого ребенка.

Берти взошел на престол в пятьдесят девять лет. По его мнению, это было слишком поздно. «Я не против молиться нашему вечному Отцу, – негромко заметил он во время службы по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории, – но мне не нравится быть единственным в стране мужчиной, которому досталась вечная мать». Чарльз тоже нередко испытывал отчаяние и раздражение из-за необходимости оставаться на вторых ролях. Он дольше всех находился в статусе наследника, дольше всех носил титул герцога Корнуолла и дольше всех – титул герцога Ротсея (как таковой он фигурировал в Шотландии). Его переживания по этому поводу стали особенно очевидны в 1992 году, после похорон отца Дианы, Джона Спенсера. Чарльз тогда разговорился с сыном покойного, двадцативосьмилетним Джоном Спенсером–младшим. «Он, кажется, вообще не понимал, как я себя чувствую, – вспоминал тот. – Мы только что похоронили моего отца, а он только и говорил, как же мне повезло вступить в наследство в таком юном возрасте».

На Чарльза, так было и с Берти, все еще влияли травмы детства и безрадостной школьной поры: властный отец не понимал его, эмоциональной привязанности с матерью не сформировалось. Крепче всего оказалась связь с Мейбл Андерсон, бывшей няней исключительно традиционных взглядов (говорят, Камилла на нее очень похожа). Как и Берти, принц Уэльский от природы эстет, легко подвержен сентиментальным настроениям и приступам гнева и нуждается в женщине, которая могла бы успокаивать и развлекать его, по-матерински контролировать и в то же время действовать не напрямик. Козырем Камиллы – как в свое время и Алисы – стала именно ее способность развлекать. Гости ужинов в Хайгроув считают выигрышной возможность занять место подле нее за столом, поскольку Камилла – собеседница утонченная и прагматичная, искушенная и прямолинейная, к тому же невероятно остроумная. Один из завсегдатаев таких ужинов, мужчина, рассказывал мне, что она умеет сделать так, чтобы любой почувствовал себя самым важным человеком в комнате. «Я настояла, и вот вы сидите рядом со мной», – говорит она обычно низким и проникновенным голосом. «У нее есть особенный талант: в ее обществе ты чувствуешь себя на своем месте, – сказал мне этот человек. – Долгое время мы с ней на таких вечерах оказывались единственными курильщиками, и она каким-то чудом превратила это обстоятельство в наш маленький забавный секрет». Камилла, подобно Алисе, никогда не оспаривала статус-кво. Она глубоко пустила корни в мире аристократов и не нуждалась в дополнительных советах о том, как вести себя в присутствии королевских особ. Ее муж, майор Эндрю Паркер-Боулз, как и муж Алисы, спокойно терпел измену жены, исправно пропуская мимо ушей популярную шутку о том, что умудрился «отдать жену за государство». Наконец, Чарльз, как было с Эдуардом VII и Алисой, не мыслит жизни без Камиллы.

II

Камиллу Чарльзу представила его бывшая возлюбленная, Лючия Санта-Круз, дочь чилийского посла. Встреча произошла летом 1971 года, когда принцу Уэльскому было двадцать два, а Камилле только что исполнилось двадцать четыре. Примерно в то же время с Чарльзом познакомился и Рой Стронг, директор Национальной портретной галереи. Стронг описал принца как «приятного молодого человека, честного, с мальчишеской улыбкой и не слишком тонким чувством юмора, озорного, вдумчивого, доброго и робкого. Он одевался в манере, присущей скорее мужчинам средних лет: узкие лацканы, крошечные воротнички, узкие галстуки». В первый день учебного года в Кембридже, где он позднее встретится с Лючией, Чарльз пришел на занятия в безукоризненно сшитом костюме и галстуке. На дворе стоял октябрь 1967 года, прошло всего два месяца после Лета Любви[10 - Имеется в виду лето 1967 года, когда более 100 000 хиппи собрались в одном из районов Сан-Франциско ради общения, музыки и любви. В определенном смысле происходящее стало масштабным культурным и социальным протестом против существующих устоев, а субкультура хиппи после этого приобрела огромную популярность.]. Неудивительно, что с таким стартом у принца, очень редко появлявшегося в обществе, было мало шансов завести романтические связи.

Лючия и Камилла жили на Санди-стрит в Белгравии в одном многоквартирном доме, который принадлежал группе компаний Grosvenor Estate и притягивал дочерей владельцев целевых фондов и юных дебютанток. Для Вирджинии, дочери лорда Кэррингтона, министра и члена Консервативной партии, Камилла была той самой соседкой, у которой вечно царил беспорядок. Их квартира находилась на первом этаже. Лючия рассказала, как познакомила их: «Принц собирался заехать, чтобы выпить или пойти со мной куда-то, а я спросила: "Можно Камилла присоединится?"» Лючия знала, что Чарльз чувствует себя одиноким. Подругу она описала как «обычную девчонку», которая умеет относиться ко всему «с огромным сочувствием, теплом и искренностью». Чарльз сразу же потянулся к Камилле. Представляя их друг другу, Лючия пошутила: «Так, вы двое, будьте осторожны. У вас у обоих предки с историей. Осторожно, ОСТОРОЖНО!» Такое шутливое вступление к их отношениям кажется куда более вероятным, чем неоднократно процитированная похабная фраза, якобы произнесенная Камиллой: «Моя прабабка была любовницей вашего прапрадеда, может, попробуем и мы?»

Камилле и правда не было нужды упоминать предков. Шанды были обаятельны, и их харизма только укрепляла связь с миром аристократии.

Отец Камиллы – бравый герой войны, майор Брюс Шанд, мать – достопочтенная Розалинд Кьюбитт, дочь третьего барона Эшкомба. Майор Шанд, предводитель Саутдаунской охоты в Восточном Сассексе, прославился не только подвигами на поле боя, но и привлекательностью: внешне он походил на актера Джейсона Робардса. Три года он провел в плену в Германии и был дважды представлен к награде за дерзкую изобретательность и хладнокровие во время сражения. «Вспоминая о годах плена, он жаловался не на то, как с ним обращались нацисты, а на необходимость находиться в замке Спангенберг, превращенном в тюрьму для офицеров и напоминавшем ему школу-пансион», – рассказывал Джеймс Фокс, писатель, семья которого в Сассексе вращалась в тех же кругах.

Фокс описывал майора Шанда как «прямую противоположность растиражированного таблоидами образа полковника Мастарда»[11 - Военный спекулянт, нечистый на руку, персонаж фильма «Улика» (Clue) 1985 года, основанного на настольной игре Cluedo.]. Он отлично говорил на французском, поскольку в молодости обучался виноделию в Бордо и после войны стал партнером премиальной винодельни Block, Grey, and Block в Мейфэре. Неодобрение он умел выразить взглядом, не переходя на крик, и к сложным обстоятельствам жизни Камиллы относился с позиции «живи и дай жить другим».
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5