Слухи о Пашке ходят разные. И все кошмарные. А кто болтает о хорошем? Хорошее толком не пообсуждать… Дурные языки… Чёрт! И Пашка молодец. Оправдался бы передо мной, чтобы я не мучилась, но нет. Молчит. Даже в тот самый вечер, когда мне донесли на него, у нас состоялся очень занятный разговор. А занятный он был тем, что мы говорили, не обозначая проблемы, но каждый понимал о чём речь. Представляете, как я испугалась?
Домой вернулась хмурая, злая и уверенная, что наболтали мне неправду. Сочинённый бред, который помогал людям чувствовать себя лучше. Учитывая обвинения и в каком тоне мне поднесли информацию, уверенность в тот момент казалась непоколебимой. Бред, чепуха и наглая ложь. А оказалось – не совсем.
Разуваясь в прихожей, я сразу окликнула мужа, хотелось немедленно пожаловаться. Он показался из кабинета с телефоном у уха и дал понять, что ему требуется несколько минут. Эти минуты следовало как-то пережить. Я поплелась в кухню, сварила кофе. Ждала, разглядывая двор за окном и спрашивая себя: зачем люди пакостят друг другу? Просто мне пакостить никому не хотелось и казаться лучше за счёт других – тоже. А Паша подкрался со спины, обнял меня за плечи.
– Всё в порядке? – спросил в самое ухо.
Я вскрикнула:
– О господи… Бекетов!
– Всё в порядке? – смеясь, переспросил он.
– Напугал… Нет, всё очень плохо! Мне тут такое наговорили о тебе! – Потом я задрала голову, пытаясь поймать его взгляд. Думала, мы вместе возмутимся, после посмеемся. Но улыбаться он прекратил, неспешно отстранился, придвинул стул и уселся рядом. Лицом повернулся ко мне – снова очень медленно.
Эта его нерасторопность по сей день доводит меня до тряски. Отреагируй он иначе, может, и не возникли бы сомнения. И жили бы мы счастливо…
– Что происходит? – заподозрив неладное, я нервно усмехнулась.
В глаза наконец посмотрела, а лучше бы сидела смирно, глядя перед собой, потому что поняла: он знает, о чём я хочу поговорить. Знает о слухах; знает, что называют его бандитской сволотой.
– У родителей была? Всё хорошо? – спросил он как-то глухо, отстранённо, словно размышлял о другом. А я не могла отвести от него взгляд. – Полина, как родители?
– Что?
– Родители… – терпеливо повторил он.
– Хорошо, – вяло кивнула я и придвинула к нему чашку, убеждая себя, что мне показалось. Показалось. – Слушай, Паш… – Договорить не получилось, сердце совершало невероятные скачки. Чёрт побери! Знает и ждёт.
Смотрел на меня муж так, что провалиться захотелось. К чашке даже не притронулся.
– Это же неправда? – рискнула я спросить напрямую. Он отчего-то предпочёл сделать вид, что не понимает меня, окончательно при этом запутав. Скрестил руки на груди и выдал:
– Ты о чём?
– Ты ведь знаешь, – нахмурилась я.
– Нет, поясни. Очень хочу послушать.
Я не имела ни малейшего представления, чего он добивается отрицанием. Зачем притворяется и хочет послушать меня? Зачем ведёт свою игру «в гляделки»? Это всё дико раздражало, я разозлилась:
– Можешь, пожалуйста, так не смотреть?
– Как «так»? – Он слегка пожал плечами, а я кивнула на него:
– Вот так.
– Как же?
– Прекрати, пожалуйста!
– Ты предлагаешь отвернуться?
– Ничего я не предлагаю! Просто не смотри так.
– Да как «так»?
Я вздохнула и отмахнулась, препираться мы можем долго, и снова уставилась в окно.
– Что-нибудь скажешь? – От меня он всё-таки отвернулся, сел лицом к столу и принялся покручивать чашку, изредка попивая. Я еле сдерживалась, чтобы не зареветь от обиды, потому что до меня вдруг дошло, он ждал этого разговора. Всё понимал и ждал, поэтому кривлялся.
Это стало началом моего непонимания любимого человека. Отстранённый и равнодушный. Это был не тот Бекетов, не мой Пашка.
– Скажу… – Я вновь вздохнула, но уже глубоко, как перед прыжком в воду. – Долго ты собирался скрывать это от меня? Вообще собирался что-то говорить?
Чашка застыла в воздухе. Он сидел с таким видом, будто я спросила нечто непозволительное. Взгляда удосужилась похуже прежнего, еле стерпела и не сорвала с места. Видимо, выразилась некорректно, не понравилась его бандитской душе такая формулировка. Наверное, потому что не скрывал. Или только от меня.
– И кто тебе наплёл? – хмуро спросил он, возвращая чашку на стол.
– Так это правда? – вытаращилась я на него. – Паша…
– Кто наплёл, я спрашиваю.
Он спросил, а я молчала. Его тон и весь разговор мне не нравились.
– Я не узнаю тебя и не понимаю… Тебе это сейчас важно?
Он не ответил, ожидая моих объяснений. Я не выдержала, захотела подняться, но он ухватил меня за локоть.
– Стой. – Больше походило на приказ, чем на просьбу, что окончательно взбесило.
– Отпусти! – прошипела я, не глядя на него.
– Полина, погоди…
– Не хочу! Отпусти меня!
– Послушай, – сказал он резко и сильнее сжал мою руку. – Для меня важно не это… – Я вновь дёрнулась, а он рявкнул: – Сядь! Клятву свадебную помнишь? Видимо, нет. А я вот запомнил на всю жизнь.
– Да пошёл ты к чёрту! – заорала я, но не от злости, скорее от бессилия.
Сорвалась с места, уронила стул, но уйти муж не позволил. Поймал в дверях, схватил меня в охапку, я закричала. Он меня встряхнул, кричать сразу расхотелось, я закряхтела, стараясь сползти на пол. Ноги согнула, свитер задрался… Пашка пыхтел над ухом, не думая меня отпускать, но и я не сдалась, продолжила елозить в его руках, которые, к слову, оказались под одеждой. В итоге всё равно далеко не продвинулась. Прижатая к стене без несчастного свитера, в бюстгальтере, я приняла победу мужа. Он всегда побеждает.
– Паша… Отпусти, а?
– Насовсем? Никогда.
Звучало красиво, только я разрыдалась, потому что поверила, что никогда не отпустит, и не верила в его непричастность.