Лето, бабушка и я

– Это кто? – удивилась бабушка.

– Да наша украинская невестка, Гурама жена, – довольно сказала женщина-поддержка. – Сначала я думала – вот беспородная, в белом пришла, а потом вижу – как зальется слезами! Молодец, не хуже наших женщин!

От криков и зрелища повального горя у меня защипало в глазах и перехватило в горле.

– А это твоя младшая? – умилилась женщина-поддержка. – Как выросла! И плачет, смотри! А она-то чего?

Мама с бабушкой разом посмотрели на меня.

– Ну вот, я так и знала, – расстроилась мама. – Давай ты тоже вниз иди, там, наверное, детей полно! Посиди, я быстро за тобой приду!

От ужаса, что надо идти в какое-то непонятное «вниз», одной, к незнакомым людям, я вцепилась в маму двумя руками.

– Пусть идет с нами, – вздохнула бабушка. – Лучше пусть войдет и увидит, а то будет мучиться еще хуже – что же там такое было.

В большом зале лежала длинная коробка с человеком. С двух сторон стояли стулья – как в театре, и сидели женщины в черном, все как одна заплаканные.

– Ты не думай, они притворяются, – прошептала мне на ухо мама.

При виде нас женщины прибавили звука и заголосили так, что у меня заложило уши. Бабушка прошла к коробке, ей принесли стул, и она села на него, выпрямив спину.

А ведь тут ничего такого страшного нет, и чего мама с бабушкой так боялись меня вести?

– Надо обойти, – дернула меня за руку мама, и мы пошли. Скосив глаз, я увидела лежащего в коробке старого человека.

– Он спит? – спросила я торопливо.

– Молчи, – еле процедила мама, усаживаясь на стул в переднем ряду.

– Покажи, покажи дочку, – зешелестели женщины со всех сторон.

Мама мельком улыбнулась.

– В школу еще не ходит? – шумно дыша и вытирая платком красное лицо, заулыбалась тучная тетка сзади.

– В этом году идет, – шепотом ответила мама. – Шла бы ты вниз все-таки, тут же оглохнуть можно.

Как раз в это время возле коробки заливалась слезами очередная плакальщица.

– Ладно, пойду, – буркнула я, всеобщее липучее внимание было еще хуже, чем остаться одной.

Внизу в просторной кухне сидела со стаканом воды давешняя украинская невестка и облегченно вздыхала.

– Я ж такого никогда не слышала, – говорила она женщине в фартуке. – И покойника, царствие ему небесное, не знала, муж меня повез – так положено, говорит, это ж дядя нашей соседки! Откуда ж я знала, что надо черное надевать! А потом они тут как завоют! Не, у нас тоже плачут, конечно, но тут мне как-то не в то ухо попало, аж по нерву стукнуло, и у меня слезы как потекли! Остановиться не могу!

Женщина в фартуке беззвучно посмеялась.

– Тебе тоже воды? – спросила она меня. – Я уж не спрашиваю, чья. Тут детей столько – они все на заднем дворе играют, хочешь, иди к ним?

Я помотала головой.

– Ты тоже не пришей кобыле хвост? – спросила меня украинская невестка. – Ох, скорей бы домой, я и не засну сегодня!

Чего они все переживают?

– А что с ним сделают? – вдруг вырвался у меня вопрос.

– С кем, с покойным? Похоронят. В смысле – в землю закопают, – объяснила украинка, изображая руками для пущей наглядности.

Я представила себе, как человека в коробке кладут в яму и засыпают землей. Наверху светит солнце, зеленеют деревья, сияет небо, и все радуются, а он – лежит себе и лежит.

– Все там будем, – вздохнула, пригорюнившись, украинка.

Как все? И я тоже?! И… мама? И бабушка?!

– Ну всё, пошли, – мамин голос вернул меня к жизни. – Спасибо, Циала, что за моей дочкой присмотрела!

Пока взрослые прощались, я приплясывала от нетерпения, так хотелось поскорее уехать домой. В машине я сорвала с бабушки ненавистную шаль.

– Уфф, чуть не задохнулась, так жарко было, – не сопротивлялась она.

Уже стемнело, машина шла ровно и убаюкивала, мама с бабушкой переговаривались почти неслышными воркующими голосами, а я слушала их, лежа у одной на коленях и приложив ухо к животу другой. Они пахли чем-то сухим, чужим и печальным.

– Когда домой зайдем, руки не забудьте вымыть с мылом, – напомнила бабушка.

– А я видела – у этого покойника все зубы железные! – внезапно вспомнила я.

Все замолкли.

– Не верите? – приподнялась я. – Верхние – золотые, нижние – серебряные!

– Это не серебряные, кто ж из серебра зубы делает, – отозвался папа из-за руля. – Железные!

– Ба, покажи зубы, – полезла я к бабушке.

– Отстань, девчонка! – Бабушка, отмахиваясь одной рукой, прикрывает другой рот. – У меня нормальные зубы, вставные! Только белые!

Все с облегчением расхохотались.

Мы никогда не умрем.

Тейка

– Ты стала тетей! – торжественно объявили мне дома.

Мне шесть лет, и слово «тетя» я понимаю так: это уютная пухлая женщина с вкусными хачапури и трубочками с заварным кремом. Какое отношение я могу иметь к этому, кроме отменного аппетита?!

Однако мне хватило ума понять, что известие сулит большие перемены. В этот год мне и без того досталось по полной программе: во-первых, сестра убежала замуж.