Нумерация. Пособие по жонглёрству

Этапы. Всё разделено на этапы. Пожалуй, это можно сравнить с кольцами на срезе дерева. Обрастаем новой кожуркой из недели в месяцы. Проходим в турбинах панциря без прорезей для лапок, головки и хвоста, всё реже перескакивая на очередной этап. Инстинкт говорит не совершать того, о чём пожалею, но я с ним, конечно же, не согласен. Я не верю ни во что, кроме самого себя. То ли я, что создало вас? Навряд ли. Но я точно тот, кто может убить вас, и не единожды. Меня зовут Джакомо, возраст я скрываю, место рождения аналогично ситуации с возрастом, у меня чёрная левая рука, безупречные волосы и трезвый взгляд, а так же за плечами несколько трупов, сожжённых на кострах в глухих лесах, один теракт в Стокгольме, двадцать тысяч долларов анонимно пожертвованных детям с диагнозом ДЦП; по определению либерал, так как считаю, что на данный момент, это лучшая форма правления государством, имею чертовскую везучесть, гемералопию[2 - Гемералопия – резкое снижение зрения при ярком освещении.] (в моём случае к избыточной освещённости) и сложный взгляд на догматы, толкующие сложившееся общество, что надо/не надо делать, хорошо/плохо, вот так/по другому, нравится/фу, счастливо/терпимо/плохо, а если быть совсем уж кратким в догмах, то именно, – «Дерьмо».

Джакомо посмотрел в планшетный монитор, изогнутая кривая пошла ночным потухшим угольком вниз, хотя только что радостными криками она встречала высотный дождь из красочного фейерверка. Джакомо ощетинился, биржа его доконает.

Когда я жевал отвратительную мякоть дыни и кидал обглоданные неказистые корки в столичную реку (я намеренно выбираю самую страшную и желаю, чтобы она оказалась несъедобной, с целью – дабы другим достались вкусные и симпатичные жёлтые овощи). Я отвлёкся, так вот, доедал я, значит, последний ромб, как вдруг, летящая на атмосферных крыльях ветра важнючедорогая визитка, врезается мне в спину. Вся так и пестрит минимализмом. Посередине большими буквами были выбиты имя и фамилия, видимо, инициалы сея персоны говорили сами за себя. Чуть ниже располагалось название оказываемой услуги и мобильный телефон.

Хирономо Плевако[3 - Аллюзия на Фёдора Плевако – всемирно известный русский адвокат и юрист. 1842-1909 гг.]

Адвокат

********** [Номер телефона]

Я не стал откладывать звонок на загадочное потом. Вытираю сладко-липкие руки о джинсы и набираю выдавленные цифры.

Телефон не раздался надрывистыми гудками. Как странно бы не звучало, но в самое сердце мозга ударила нота ми… один раз… два раза.

–Большинство заблуждается в том, что считает себя меньшинством. – Голос из динамика телефона.

Звонок завершился. Я подивился. Пёс облегчился. Этап заварился.

Первенец.

На дворе стояли сутки, чёрт его знает какие. У меня давным-давно протекала канализационная труба, это я имею ввиду ту, которая направленна непосредственно из толчка в общий поток отходов, текущих после тяжёлого рабочего дня, а это – множество аппетитных какашек размытых плотным течением, пахнущие мочой, алкогольной отрыжкой, испорченными блюдами и кучами других продуктов для подземных организмов. К чему я вёл, вонь в туалетной комнате стояла жуткая, к тому же, толчок и ванна в моей планировке слились в единое помещение, да уж, мылся я редко. Благо на кухне красовалась широкая раковина для моей сверкающей жопы и среднего пошиба пениса, ударился я, как вы могли догадаться, в исламский этикет. Хе-хе. Запах от моих мясных предметов для испражнений раздавался за версту. Гели для отведённым им мишеням, я выставил в рядок, между мойкой и стенкой. Флаконы переливались разноцветными оформлениями, дизайнеры помещали наименования “вкусовых” качеств внизу тюбика. В моём личном арсенале находились жидкости с экстрактами: мелиссы и недоспелой клубники, мягкого капучино с молотой корицей, иногда я пользовался мужицким ментолом, редко намазывался молоком с мёдом, лидеры по взаимодействию со мной по-прежнему оставались ваниль с грушей и папайей, ирис с маслом арахиса, и кокос с тортом «Наполеон».

Номер 1 после рассказа в зеркало о гелях для интимных мест, накинул тёмно-орехового цвета пальто, повилял лохматыми кудрями перед тем же нудным собеседником и вышел за дверь квартиры с множеством ароматов под хвостом. Сливочные полусветские улочки навевали бы у панков омерзение, но у номера 1 они равнялись платиновой медали, выигранной в соревновании за возможность здесь обитать. Фраппучино, посыпанный кокаиновой крошкой, продавали на углу французского бульвара Ньёстез Па Жуль. Номер 1 направил своё горло в этот тёплый, завёрнутый в большой размером уют со стандартной порцией посыпки.

Отличительная черта от остальных соличностей по телу, игралась с его мозговой задвижкой в злую шутку, у номера 1 просто не имелось имени, и сам он звал себя номером 1, не догадываясь о происхождении необычного наименования. Первенец кушал и занимался искусством, с не выданной, пока, жанровой биркой, ведь искусство не имеет ограничительной стоп-линии, так? «Мои работы – это рукописи Кафки», – говорил он про свои художества. Признаться честно, разок мне удалось углядеть его квартирку и род почитаемого труда. Зрелище не из самых приятных, поэтому мне лучше заткнуться в кулачок, покашлять три раза, плюнуть на питательную сиську и выкрутиться в двойной мостик. Фух! Не сглазил.

Мор энергии валил по плетённым жилам алюминиевых кустарников. Над садами из вольт-скованности возникло семядушное затмение. Цветочные арки наглатывали без счёта. По нахождении в подобных обрамлениях возникала эйфория клаустрофобии, от которой, между прочим, доставляло больше, чем от косяка, набитым табаком и марихуаной. А по выходу из-под облачка виртуальности, тебя смазывало кубами цифровых сдвигов и передёргивало сильнее, чем электрические удары, бьющие по кончикам нейронов, после сами знаете чего. Номер 1 старательно избегал вышеизложенного парка для любых семей, людей почтительного возраста (любимое словосочетание “тактичного” общества) и современной молодёжи (куда же без неё), а интерпретировали парк, как «Комфортабельный унисекс, подойдёт и бобру!»

Полночь. Еле-еле прощупывающаяся пупырчатость пластмассового изваяния мощной фигуры, облепленной неземными мышцами, вгоняла в далёкие объедки предыдущего человека. Номер 1 свято верил в буддистскую брехню, ощущая себя переродившимся в тридцатом поколении. Однако, я до сих пор уверен, что реинкарнация лишь плод, образовавшийся под давлением человеческого нежелания верить, что после смерти ничего нет (впрочем как и любая другая псевдорелигия). Хотя, вынужден признать, «ничего нет» звучит довольно мистично, прямо-таки вынуждая сподвигнуть рабочий механизм мыслей в кардинально новый виток презумпций.

Глава IV.

Горьковатая бурда бултыхалась в гранённом стакане, купленным по уценке, ворочаясь против часовой, под воздействием оказываемой силы номера 4.

–Пить собираешься или подумать с видом на алкоголь припёрся? – Мужчина, одетый в выгоревший синий пиджак из вельвета, обратился к четвёрке, сам, при этом, выполняя не требующий промедлений спиртосодержащий глоток, пока не заметили предки.

–Да, ты, пожалуй, верно подметил, я пришёл, чтобы пол ночи зависнуть взглядом на одном стакане, пока черви плодятся под слоем коренной кости. Классный у тебя пиджак.

–Благодарю, я ношу его на протяжении полугода, надеваю на свои плечи этот вельвет каждый день. Нелегко добиться старости искусственным способом. – Подытожил мужик.

–Может и так, но ты старался не зря, результат того стоил.

–Довольно комплиментов, мы же не пара на ужине в доме у приятелей.

–Если прикинуть, мы не так уж и сильно отличаемся от той пары на ужине.

–Это ты имеешь ввиду этот разговор, сравнивая их пустую болтовню с нашей?

–Да. А ты понимаешь о чём я. – Номер 4 впервые одарил своим взором лицо соседа по угловой барной стойке.

–Ой, ну какое чудное рагу! А отбивная – просто пальчики оближешь. Ты постаралась на славу.

–Спасибо, спасибо, это рагу я сделала пока мой бойфренд лизал холодное влагалище пивной банки, а отбивная, честно признаться, вышла не самая лучшая из всех, что я готовила. – Пародии на голоса дамочек у них вышли забавные.

–Так что такого серьёзного привело тебя поиграться с жидкостью за пятнадцать баксов?

–Даже и не знаю, скорее всего ничего и привело.

–Вот как, так тогда у нас общий виновник.

–Да ты знаешь, не у нас одних, оглянись, все они пришли по этой же причине. Большинство в подобные заведения ходят как раз таки под влиянием этого виновника, просто не все это осознают. – Номер 4 повернулся, указывая тыльной стороной ладони на посетителей бара, что галдели без умолку, выкуривая сигарету за сигаретой, выпивая один бокал пива за другим и уписывая один унитаз за третьим.

Сосед последовал зрачками за архетипной указкой, досконально изучив объекты, вельветовый сосед допивает кружку пива с толстым резным стеклом.

–Мне всегда нравилось как мы, люди, анализируем, а зачастую попросту, болтаем о себе подобных. Для чего же, чтобы отыскать возможность уличить их в убогости и сказать своему потаённому другу-голосу, – «Я отличаюсь»?

–Конечно, а ты думал? – Четвёртый с небольшой насмешкой в тоне изменил направление оборотов, фьючерсно направляя стакан в противоположную сторону, будто бы уравнивая силы времени. Сосед это заметил, в его голове появилась очередная тема для разговора, что вылетит со сквозняком и пылинками в форточку, где воняет сортир.

–А ты случаем не веришь в противостояние добра и зла, в хоть какой роли их проявления?

–Я уверен на сто процентов, ты знаешь мой ответ.

–Знаю. – Он поискал беглым взглядом бармена. – А уверуешь ли когда-нибудь?

–Нет.

–Ладно, пусть так, а какое у тебя имя? – Маскируясь под невзначай, спросил сосед.

–Олейн.

–Рэналф. – Носители имён поприветствовали друг друга молчаливым крюком воображения.

Рэналф махнул рукой повернувшемуся бармену, тот немедля подошёл к клиенту, ожидая принять свой девятьсот восемьдесят седьмой заказ.

–Повторите, пожалуйста.

–Одну секунду. – Бармен, очевидно, пребывал в приподнятом настроении, наливая пиво кому ни попадя, он раздавал вместе с ним, помимо орешков, свою энергетическую заряженность.

–Спасибо.

–Пожалуйста.

Рэналф отпил пива, испачкав усы в пене и быстро слизнув, он снова продолжил диалог.

–Так вот, зло и добро или добро и зло, кому как больше нравится, не суть, на этом же я остановился?

–Да, на этом. – Как безучастный памятник в сборище встретившейся толпы знакомых, ответил Олейн.