В объятиях сердца

Четвертая книга серии «Бессердечные»

Пролог

Кто я?

Чего желаю?

О чем мечтаю?

Для чего живу?

Кого люблю?

Кого хочу?

Кого ненавижу?

Стоит подойти к зеркалу и посмотреть в свое отражение, как я каждый раз задаюсь чередой этих вопросов. И вроде бы найти ответы должно быть очень просто. Но, видимо, не в моем случае. Их нигде нет. Ни в мыслях, ни в душе, ни в реакциях тела. Теперь я абсолютно пустая. Не как после эмоционального выгорания из-за силы Адама и не как бездушная кукла Аннабель, а будто бы полностью очищенная от всего, что было до моего заточения за защитными стенами.

Хотя нет… Очищенная – не совсем правильное слово. Оно подошло бы в том случае, если бы я, как многие другие люди, желающие начать жизнь с чистого листа, избавилась от мешающего жить балласта, который годами пагубно влиял на меня. После чего непременно ощутила бы легкость и удвоенное рвение двигаться дальше, мечтать, строить планы, радоваться каждому новому дню и верить, что впереди меня ждет прекрасное будущее.

Я же ничего из этого не делаю и не чувствую. Просто не могу. Сколько бы я себя ни заставляла. Мне кажется, за все время моего пребывания за «щитом» я разучилась быть живым человеком. И пока пряталась там, я не только не избавилась от ненужных воспоминаний, терзающих чувств, идиотских моральных принципов и всего прочего негатива, но и пополнила коллекцию дерьмовых моментов, которые беспощадно ломали меня, превращая в беспорядочную груду обломков.

Сломанная. Сломленная. Разбитая. Бракованная.

Вот они – те самые правильные определения, которые лучше всего охарактеризуют мое нынешнее состояние.

Четыре месяца назад, отдавая всю себя в руки Аннабель, я надеялась, что сумею полностью отгородиться от влияния Адама так же, как всегда это делала в общении с другими мужчинами. Но я в очередной раз не учла один ключевой нюанс.

Адам не как все.

Он необычный. Другой. Мистический. И сколько бы я ни пыталась это отрицать, он слишком небезразличен мне.

Страх перед потерей памяти помог мне защититься, однако, как выяснилось довольно быстро, только от его магической части. Будучи спрятанной за Анной, я не ощущала на себе воздействие «очарования» вместе со всеми его побочными эффектами, но от обычных человеческих реакций на все поступки и слова Харта я не смогла себя уберечь.

Я часто воевала с Аннабель, и сама порывалась разрушить стены изнутри не из-за желания выбраться наружу, а просто потому, что иначе не могла.

Я чувствовала все!

Лютую ревность от каждого услышанного стона Виолы за стеной, обиду на вечную злость и агрессию Адама в мой адрес, отвращение из-за его потребительского отношения ко мне и постоянное чувство униженности, ненужности, использованности, помноженное на беспросветную тоску по Остину, с которым Харт меня разлучил.

Медленно умирая от мысли, что Остин считает меня продажной шлюхой и, несомненно, ненавидит за это, я не прекращала скучать по нему каждый день и ночь, пока Анна удовлетворяла босса по высшему разряду. Она делала все, что Адам ей велит, не испытывая при этом ни одной отрицательной эмоции. Но их испытывала я. Все до единой. Просто по-человечески. Без усиления магии, которая точно испепелила бы меня еще в первые ночи нашей близости.

В навязчивом желании вернуть меня Адама непрерывно мотало из стороны в сторону, а мне приходилось с этим ежедневно справляться, чтобы удержать защиту и не позволить ему добраться до меня окончательно. И вроде мне неплохо удавалось защищаться от его натиска. Временами проще, когда он заставлял унижаться перед ним, пытаясь разозлить меня до безумия. Временами сложнее, когда он пускал в бой фальшивую любвеобильность, от которой сердце заходилось в безобразном ритме, норовя выбраться наружу, вслед за собой утащив и меня. А когда мне все-таки удавалось удержать себя за стенами, Адам вновь начинал показывать свое истинное лицо.

Анна наверняка сказала бы, что каждую ночь я переживала то еще веселье, но мне лично смеяться не хотелось. Я мечтала разрыдаться от отчаяния, бессилия и душевной боли, которую Харт мне ночь за ночью причинял, но так как сделать это у меня как всегда не получалось, мне приходилось бороться со всей горечью вместе с застрявшими слезами внутри себя.

Я держалась до последнего, даже когда совершенно не понимала, для чего это делаю. Ведь если так подумать, после окончания бесплатного контракта с Адамом меня никто и ничто не ждало.

Ни дома, ни денег, ни семьи, ни друзей.

Я осталась совсем одна.

Но так я думала до тех пор, пока Адам не удивил меня новостью о том, что Остин ищет меня даже несмотря на то, что ему известна вся правда.

Сначала я не могла в это поверить. Потом мне стало очень страшно. Я испугалась, что Остин найдет меня и нарвется на неприятности с Адамом, с которыми он не смог бы справиться. Но чуть позже меня с головой окатила первая за последние месяцы светлая эмоция – счастье. А за ней последовала надежда на то, что у меня все еще есть шанс не потерять Остина. У меня появился новый стимул не сдаваться, чтобы остаться целой и морально здоровой, после того как Харт наиграется со мной.

Игрался он, конечно, виртуозно. И всегда действовал лишь в своих интересах. Думал только о себе и о своих прихотях.

Я давно это поняла и еще с самого начала плена знала, что это никогда не изменится. Но, черт возьми, почему-то как наивная дура продолжала надеяться, что Адам изменит свое отношение ко мне.

Я не ждала от него любви. Никак нет. Но я надеялась, что он все-таки прекратит так явно показывать мне мое место в его жизни. Прекратит наказывать за то, что посмела переспать с другим. Прекратит держать меня взаперти, словно свою собственность. И прекратит трахать меня как портовую девку. Нещадно. Грубо. Без души. Без искреннего желания сделать приятно, а не только ради того, чтобы выкурить меня из защитных стен.

Да. Я точно дура с самой тяжелой стадией мазохизма.

Наверное, когда всю жизнь тебя непрерывно переполняет боль – как физическая, так и моральная – в итоге ты к ней привыкаешь настолько, что потом уже не можешь без нее.

Только так я могу объяснить, почему не переставала ждать от Адама снисхождения и хотя бы крупицу человеческого отношения. И зная свою дурацкую привычку напрасно ждать от людей лучшего, я бы мучилась в своем склепе до самого последнего дня наших с Адамом секс-отношений, однако эпизод с Виолой, к счастью, все изменил.

Очередная лавина ревности, обиды и боли каскадом спадала на меня все то время, пока я наблюдала за их страстью на диване. Но не это добило меня и наконец уничтожило все мои бессмысленные надежды, а томный взгляд Виолы, окрашенный слепой любовью.

Она стонала под ним, целовала, умоляла взять ее, отдавала всю себя и даже не понимала или же не хотела понимать, что Адам дарит ей толику своего внимания не потому, что хочет ее, а потому что вновь ведет игру, главная задача которой – вытащить меня.

Виола жила так больше пяти лет. Надеялась, что рано или поздно он изменится и из всех своих счастливиц выберет именно ее, параллельно день за днем ожидая, когда ей перепадет хоть немного его любви и ласки.

Глупая, наивная, очарованная им идиотка. Такая же, как сотни других. И такая же, как и я!

В этом мужчине нет любви ни к кому, кроме себя. Нет и никогда не будет. И я не желала больше быть похожей на Виолу. Я не собиралась и дальше чего-то ждать от Адама. Это бессмысленно. Больно. И обречено на провал. Я не могла допустить, чтобы он выиграл, добравшись до меня.

И лишь тогда, когда я стопроцентно поняла и приняла этот факт, мне удалось наконец усовершенствовать свои «стены» по максимуму, сумев дать Анне то, что Харту в ней не хватало, а затем уйти в себя настолько глубоко, чтобы больше не видеть и не слышать ничего, что будет происходить между ними дальше.

Последнее, что я помню перед полным отрешением – это стонущая на Харте Виола, и его пальцы, ласкающие ее промежность. Все. Дальше провал, в котором я толком не видела дальнейшие будни Анны.

Я не совсем находилась в темноте, а как будто погрузилась глубоко под воду, где глаза были способны видеть лишь мутные, блеклые отрывки жизни Аннабель, которые не вызывали во мне ни единого эмоционального отклика.

Но увы, эти тишина и безмятежность окружали меня совсем недолго. Всего несколько недель, которые потребовались Адаму, чтобы осуществить свой новый план по моему вызволению.

И что ж… В очередной раз можно его поздравить!

Прошивающий все тело ужас вмиг проломил всю мою защиту и вырвал меня как рыбку из безопасных глубин в реальность, где я встретилась с родным зеленым взглядом.

Шок. Боль. Презрение.

Три четкие эмоции в любимых глазах не оставили мне шанса сохранить «стены». Я не могла думать. Не могла дышать. Не могла зацепиться за спасательную маску.

Весь мир ушел на второй план, пока я считывала с лица Остина все оттенки разочарования и слышала, с каким оглушительным грохотом рушится моя последняя надежда на наше совместное будущее.

Я предала. Продалась. Вместо него выбрала деньги.

Все эти мысли я с легкостью прочла по его лицу. И самое ужасное, что я не могла их опровергнуть, как бы мне того ни хотелось.

Ради него. Ради его же блага я должна была молчать. И зачем я понеслась за ним в желании объясниться – не знаю. Говорю же: я не думала. Не могла. Душа рвалась к нему, умоляла остановить и попытаться хоть как-то сгладить ситуацию, но Остин безжалостно пресек мой безрассудный порыв.

– Ты сделала свой выбор. А я делаю свой: с этого дня ты для меня мертва, слышишь? Мертва!

Презрение в голосе и ненависть в родных глазах, которые всегда смотрели на меня с теплотой, а в последний раз – с обожанием… Черт! Я никогда не забуду этот чужой взгляд, полный отвращения и злобы. Никогда! Он вечным клеймом отпечатался в памяти и словно тысячей стрел прошил мое тело, заставив задыхаться от боли, а сердце – истекать кровью.

И я это заслужила. На этот раз точно. Я не должна была врать Остину. Я должна была сразу сказать ему всю правду. В глаза, а не по видео, чтобы он поверил… Чтобы отвернулся… Чтобы не тратил попусту свое время на попытки найти меня и спасти.

Это невозможно.

От Адама не уйти. Он не отпустит меня, пока я не надоем ему. И его не обыграть. Не обвести вокруг пальца. Не обдурить подделкой. Он всегда получает желаемое и давит всех на своем пути.

Он хотел меня. И он получил.

Я вернулась, но только я ли это?

Что от меня осталось после четырехмесячного отсутствия, продолжительной борьбы с ним и потери единственного человека, который меня по-настоящему любил?

Кто я?

Чего желаю?

О чем мечтаю?

Для чего живу?

Кого хочу, люблю и ненавижу?

Я не знаю. Я ничего не знаю. И не понимаю, кто я и существую ли я вообще?

Уже полчаса просто стою и изучаю свое лицо в отражении. Вроде бы те же глаза. Те же нос и губы. Те же светлые волосы. Но я не узнаю себя. Я не чувствую себя правильно в своем теле. И оно действительно будто не мое. Рост, строение, формы, родинки и маленькое родимое пятно на руке – все осталось прежним, но на коже не сохранилось ни одного шрама от моих многочисленных ударов и падений.

Такое чувство, будто с возвращением души стерлись не только мои внутренние настройки, но и тело обновилось, переродилось, освободило место на себе, чтобы я начала писать на нем новую историю.

И я начала. В первый же час после камбэка – разрисовывала костяшки своих пальцев кровью и ушибами, когда наносила сильные удары по лицу Адама.

Передать, что со мной творилось в тот момент, я не смогу. Скажу лишь, что в моей голове творилась полная неразбериха, а в душе – стихийный хаос. С момента, когда я увидела Остина в кабинете, и до момента, когда бессилие после срыва усыпило меня прямо в объятиях Харта, я будто была затянута в воронку из всех эмоций и чувств, которые я испытывала, пока была укрыта в своем склепе. А осознание, что для Остина я больше не существую, окончательно топило меня во всем этом бешеном водовороте. И я никак не могла выплыть из него, сколько бы ни выплескивала из себя этот сгусток эмоций, пока нещадно громила квартиру Адама со всеми его вещами.

Только удары по его надменному, радующемуся своей очередной победе лицу вместе с яростными криками помогли мне хоть немного прийти в себя, а затем быстро отключиться.

Наутро, когда я проснулась в своей постели, вся эта ядерная смесь исчезла, а вслед за ней и желание жить. У меня не было ни сил, ни рвения встать с кровати. Я планировала пролежать под одеялом до самого вечера, когда мне пришлось бы вытащить себя из постели, чтобы подготовить себя к очередной ночи с Хартом. Однако пролежать весь день овощем мне не позволил неожиданный приход психотерапевта.

Представляете?

Харт вызвал мне на дом специалиста. Какой заботливый, не могу. Хотя, разумеется, ни о какой заботе и речи быть не может. Волновало бы его мое моральное состояние хоть немного, он бы не избавился от Анны. Вот и все. А он сделал это, совершенно не думая о последствиях.

Адам явно не ожидал, что меня настолько накроет после возвращения, поэтому теперь ему нужно быть полностью уверенным, что мои мозги не совсем превратились в ошметки и я не покончу с собой, или еще лучше – не перережу ему горло во время секса, которого, к слову, между нами еще не было.

Адам не заглядывал ко мне ни в одну из ночей, что еще раз подтверждает мои предположения. Но он зря опасается. В каком бы раздрае я ни была, я никогда не лишу себя жизни. Тем более из-за него. А также я не намерена марать руки его кровью.

Благодаря Адаму я уже потеряла свободу, Остина и саму себя, но больше я ничего лишаться не собираюсь. Да и нет ничего больше. Абсолютно. Он все у меня отобрал. И все из-за какого-то контракта.

Знала бы я, что меня ждет впереди, однозначно затолкала бы свою любовь к Остину и все принципы куда подальше и добровольно раздвинула бы перед ним ноги. Сгорела бы после – ну и по хер. Все равно сейчас я чувствую себя хуже некуда.

Да, все эмоции на месте, кожа не горит, внутренности не скручивает болезненными спазмами. И что самое главное – галлюцинаций нет, как и голоса Адама в сознании. Но тем не менее я ежедневно сижу в кресле напротив мозгоправа и веду с ним продолжительные беседы, которые совершенно не помогают мне возродить жизненный свет внутри меня. Мне лишь хочется отмыться после каждого нашего сеанса, что я и делаю сразу же после ухода врача.

Встаю под горячие струи воды и стою неподвижно, пока не начинаю чувствовать легкое облегчения после двухчасового копания во всех событиях, произошедших за последнее время. А следом, «смыв» с себя осадок после прогулки в прошлое, я выбираюсь из душа, вновь иду к зеркалу и смотрю на себя подолгу, не узнавая.

Кто я?

Чего хочу?

О чем мечтаю?

Для чего живу?

Кого хочу, люблю и ненавижу?

И где мне отыскать этот свет, способный помочь найти в себе силы двигаться дальше?

– Где он? В каком месте? В чем? Или в ком? Во мне его точно нет! – бросаю я с отчаянием своему мокрому отражению, но вместо ответа, мать ее, Вселенная, словно насмехаясь, вырубает в ванной свет. И так как на улице уже стемнело, сбой в электричестве погружает меня в непроглядный мрак.

Будто мне своего собственного было мало.

Темноты я не боюсь, никакого страха или волнения не испытываю. Как, впрочем, и интереса, почему произошел сбой. Медленно двигаюсь в сторону стены, где на полках лежат полотенца. Шаг за шагом добираюсь до них и повязываю вокруг себя махровую ткань, при этом свершаю подвиг для такого неуклюжего человека, как я, не задев ни рукой, ни ногой ни один угол мебели в ванной. Дальше придерживаюсь за стену и аккуратно ступаю босыми ногами по кафельной плитке, выбираясь из ванной в спальню, которая тоже осталась без света.

– Черт! – тихо выдыхаю. Недолго жду, когда глаза хоть немного привыкнут к темноте, и продолжаю движение к выходу из комнаты.

За всю неделю я ни разу не покидала свою спальню. Не потому, что Адам снова запер меня, а из-за нежелания бродить по пентхаусу, чтобы не встретиться с Хартом. Но, к сожалению, сейчас придется выйти. Заснуть так рано я не смогу – на часах всего полдевятого, а сидеть во тьме как-то совсем неохота. Хочу я того или нет, но мне нужно выбраться из комнаты, чтобы позвать Лорэн и попросить у нее свечи.

Шаг, шаг, шаг, и вот я наконец добираюсь до двери, однако необходимость открывать ее и куда-то идти отпадает. Оказывается, вечно молчаливая домработница уже здесь. Ее присутствие в комнате, а точнее, прямо за моей спиной я ощущаю, едва успев коснуться дверной ручки.

– Лорэн, ты…

Но договорить у меня не получается, как и обернуться тоже. Крупная ладонь накрывает мой рот, а фигура, значительно превышающая рост тучной домработницы, намертво придавливает меня собой к двери.

Не могу ни крикнуть, ни вырваться, ни ударить. Я полностью скована мужским телом и не вижу лица нарушителя моего покоя, но точно знаю – это не Адам. Его бы я ощутила еще издалека.

Но паники нет. Страха – тоже. Рвения спасаться – тем более. Ни капельки. Мне плевать, кто он, как пробрался внутрь и что сейчас сделает со мной.

Похитит, искалечит, изнасилует, порежет или убьет?

Вперед! Пусть делает, что хочет!

Возможно, хоть перед смертью на долю секунды я смогу почувствовать себя живой.

Глава 1

Случайности не случайны.

Особенность человеческой природы в том, что мы не можем увидеть картину мира целиком и каждую ее деталь отдельно. Так уж мы устроены. И благодаря этой особенности мы принимаем некоторые ниспавшие на нас беды за случайность. Но их не бывает. На все есть причинно-следственная связь. Все взаимосвязано и закономерно. И нужно понимать, что неприятности, происходящие с нами, – не божественное наказание, а результат нарушения нами законов Вселенной.

Другими словами, мы сами являемся причиной всех наших неприятностей.

Народная мудрость гласит:

«К тебе возвращается только то, что ты делаешь в отношении других».

И опираясь на эту общеизвестную истину, за последние месяцы я не раз задавался вопросом: что же такого ужасного я натворил в своей жизни, раз теперь мне приходится платить за это такую высокую цену?

Я готов был отдать жизнь ради счастья и благополучия своих любимых женщин. И день за днем пахал как проклятый, лишь бы как можно скорее обеспечить их всем необходимым. Но в этом, видимо, и заключалась моя главная ошибка. Я чересчур много думал о будущем, пропуская мимо носа настоящее.

Беспечно и эгоистично относился к Ларе, чем неоднократно доводил ее до слез. Не проводил с бабушкой время, заставляя ее постоянно тосковать по мне в одиночестве. И совершенно не видел в Николине ту, кем она являлась в действительности. Не интересовался, как полагается, ее жизнью. Не вникал углубленно в суть ее проблем, вечно сопровождающих ее повседневность. Не замечал ее тайных чувств ко мне. И сам того не желая, год за годом вынуждал ее ревновать, грустить и страдать, за что она в итоге всего одним сокрушительным ударом отомстила мне сполна.

Специально или нет – не суть. Факт остается фактом. Бумеранг, неосознанно запущенный мной много лет назад, лишь сейчас добрался до конечной точки и вернулся ко мне обратно.

Получается, все честно. Я заслужил. Осталось вынести из этой ситуации поучительный урок и впредь быть более внимательным к окружающим меня людям, добавив также важную пометку: не верить без оглядки самым близким из них. Слово даю, что больше никогда не совершу подобной ошибки. Если, конечно, выживу после минувшей «незабываемой» ночи.

Если говорить о некогда данных себе обещаниях… Я еще не успел открыть глаза, но уже понимаю, что табу на алкоголь во время душевных терзаний вчера было мной полностью нарушено.

Нет, в голове не тотальная пустота, какая встретила меня в прошлый раз, когда я очнулся наутро в Энглвуде, но все события прошедшей ночи кажутся мне какими-то нереальными. Чересчур громкими, яркими, пестрящими неоновыми красками, словно происходящие не наяву, а в галлюциногенном сне или в мультфильме. Только, нужно отметить, далеко не в детском, а со строго влепленной отметкой 18+.

Мне даже не надо напрягаться, чтобы прокрутить весь сюжет ночных приключений. Он до сих пор виден мне настолько реально, словно это происходит со мной прямо в эту секунду…

Алкоголь льется рекой, сигареты курятся со скоростью света, картинка перед глазами меняется еще быстрее. Одна девчонка. Потом другая. За ней и третья. А вот и до невесты наконец удается добраться. Интересная чертовка. И на редкость красивая. Повезло же кому-то. Счастливчик.

Разговоры. Смех. Тосты. Флирт. Танцы. Поцелуи. Хоп – и я с жадностью сминаю чьи-то сиськи в кабинке туалета, вдавливая всем телом в стену аппетитную фигуру девушки. Срываю с шикарного бюста топ, нападаю губами к затвердевшим вершинкам. Лижу их, дразню, всасываю, покусываю. Они маленькие, розовые, вкусные как ягодки, но только я так изголодался, что мне этого мало. Мне хочется мяса. Много. Жареного. Или верней сказать: отжаренного.

Задираю юбку до талии и резко разворачиваю красавицу задом, даже не разобрав, кого из всех моих недавних собеседниц я собираюсь жарить.

По хрен. Это не важно. Важно, что вид сзади у девчонки тоже что надо. Сочный кусочек мне достался, однако.

Отшлепать, сжать, сорвать трусы, спустить штаны и надеть презерватив – на все это уходят считаные секунды, а дальше… блять… долгожданная нирвана, в которую мы улетаем вместе под звуки общих стонов и частых, хлестких ударов.

Течет девчонка и кончает так быстро, будто, как и я, сто лет не трахалась. Меня тоже надолго не хватает. Мяско получается слабой прожарки, но оно не жалуется, лишь часто дышит и довольно улыбается – и это главное.

Оргазм придает мне еще больше сил, и я чувствую себя готовым к новым свершениям. Бар сменяется на другой, а после на клуб, где вновь продолжаются пьянка и танцы в компании моего друга и моря шикарных девчонок. Не тех, что были изначально. Уже других. Но не менее симпатичных.

И откуда только этот белобрысый рыбак вылавливает таких аппетитных рыбок? Да еще и так быстро? Невероятно. Все как на подбор. И смотрят так, что без слов понятно, чего им этой ночью хочется.

Эти вкусные рыбки обратились по адресу. Мне хочется того же. Мясо в моем меню сегодня уже было, а значит, теперь пришла пора попробовать и их.

И я не прикалываюсь. Судя по воспоминаниям, мне действительно казалось, будто я, как Алекс из «Мадагаскара», изголодался настолько, что начал видеть всех женщин в виде сочных кусочков еды, которой я не могу насытиться до самого рассвета.

Я вообще был сам не свой. И чувствовал, словно все действия за меня делает некто другой. Все ощущалось как во сне, в котором я пил без остановки и не пьянел, трахался, ни о чем не думая, веселился как подросток и не знал усталости. И я танцевал! Танцевал, мать его, везде, где только можно и нельзя, а это уже говорит о том, что я определенно был не в себе.

Ведь я никогда не танцую. Не люблю. Не умею. Не мое. Но только не вчера, когда в меня явно вселился какой-то всемогущий Бог танцпола. Черт! Как вспомню, так не верится, что это в самом деле творил я. Может, все мое безрассудное разгулье было всего лишь сном?

Нет, навряд ли. Ведь будь оно так, меня бы не сушило сейчас настолько, словно я неделю не вливал в себя жидкость, и не чувствовал бы во всем теле тяжесть, будто меня чем-то придавило.

Хотя… минуточку… нет никаких «будто». Меня реально придавило чем-то теплым и мягким. Это я осознаю, когда пытаюсь повернуться с затекшей спины на бок, но у меня не получается.

С трудом открываю глаза, приподнимаю голову от подушки и встречаюсь с черноволосым затылком девушки, которая спит, целиком лежа на мне.

Ничего себе! Она, что ли, даже не смогла сползти с меня после секса и во сне ни разу не подвигалась? Как такое возможно? Она хотя бы жива? Я не прибил ее ночью? От меня вчера всего можно было ожидать. Но нет. Вроде дышит. Да и теплая она. Думаю, труп успел бы окоченеть за время, пока я спал.

Фу. О чем я думаю? Меня и так подташнивает, а я еще рассуждаю о мертвечине, которую срочно нужно с меня столкнуть, иначе мое онемевшее тело точно скоро окочурится.

Обхватываю девчонку за талию, аккуратно перекладываю с себя на кровать и лишь тогда догоняю, что нахожусь не в своей квартире.