Шарм

– Пригнись, – мрачно отвечает Хадсон, потянув меня вниз в тот самый момент, когда прямо над нашими головами вспыхивает пламя.

– Боже! – Я пригибаюсь еще ниже, пытаясь оказаться как можно дальше от огня. Но, когда пригибаешься так низко, двигаться быстро становится намного труднее. Как и петлять, бросаясь то туда, то сюда, как это делает Хадсон.

У меня такое чувство, будто я попала в один из тех боевиков, которые постоянно смотрел мой отец, и уклоняюсь от пуль плохого парня, совершая непредсказуемые броски и повороты. А если точнее, не от пуль, а от струи пламени, вылетающей из огнемета.

Вот только это не киношный боевик, а реальная жизнь, и…

Я вскрикиваю, когда мое предплечье слегка опаляет огонь.

– Черт возьми! – рычит Хадсон, отпустив мою руку. На мгновение мне кажется, что сейчас он бросит меня.

Но я его не виню. За последний год я много раз наблюдала, как он переносится, и я понимаю, что в этой ситуации делаю его легкой мишенью. Если честно, меня удивляет, что он до сих пор возится со мной.

Но вместо того, чтобы бросить меня, как я ожидаю, Хадсон хватает меня и закидывает себе за спину. Я инстинктивно обхватываю ногами его талию, а руками его плечи.

– Что за…

– Держись! – кричит он, и мы переносимся вперед, двигаясь так быстро, как я не двигалась еще никогда. Быстрее, чем в мчащейся машине. А может, и в самолете.

Это одновременно повергает меня в ужас и бодрит. Вернее, бодрило бы, если бы этот дракон не преследовал нас.

Мимо пролетает еще одна огненная струя, дракон взмывает ввысь, и я вцепляюсь в Хадсона крепче.

– Быстрее, – кричу я.

– Тебе легко говорить. – Он фыркает, но увеличивает скорость, хотя это и кажется невозможным. Слава богу. Потому что, оглянувшись, я вижу, что дракон приближается к нам. Интересно, насколько быстро может лететь эта тварь?

Наверняка быстрее, чем Флинт, хотя его полет я наблюдала только тогда, когда он летел по туннелям. Но я все равно знаю, что он двигался не так, как этот дракон, носящийся по небу как молния.

Ничто не движется так, как это делает он – даже Хадсон, который тяжело дышит, продолжая наращивать скорость.

– Нам надо найти укрытие, – кричу я, чтобы Хадсон смог расслышать меня сквозь рев ветра и дракона.

– Придумай что-нибудь, – задыхаясь, отвечает Хадсон. – Потому что сам я не вижу здесь ничего подходящего.

Впервые с тех пор, как дракон проломил крышу, я смотрю не только вперед и назад, но и по сторонам. И обнаруживаю, что он прав. Во всяком случае, мне так кажется.

Здесь темно – очень темно, – и уже в нескольких футах почти ничего не видно. Но я могу точно сказать, что вокруг ничего нет, что мы бежим в пустоте.

Темной, открытой и беспредельной.

Это кошмар, скрытый в глубинах моего сознания, о существовании которого я даже не подозревала.

Хуже того, сама я могу видеть в этой темноте только на расстоянии нескольких футов, но вампирские глаза Хадсона могут видеть куда дальше. И если даже он не может разглядеть ничего подходящего, то мы в полной жопе.

– Ничего, все образуется. Темнота нас защитит, верно? «Темнота – это наш друг», – шепчу я снова и снова, молясь, чтобы так оно и было.

Однако в эту секунду дракон, будто решив доказать, что я не права, пикирует так низко, что его когти слегка задевают мою спину. Ему не удается схватить меня своими огромными лапами только потому, что Хадсон – будто он что-то предвидел – как раз в этот момент пригибается почти до земли.

Я кричу от боли, и моя левая рука полностью немеет. Это так неожиданно, что я начинаю соскальзывать с Хадсона, который чертыхается и обеими руками хватает мои ноги.

– Держись! – рычит он.

– Я не нарочно, – рычу я в ответ, порадовавшись тому, что онемение в моей руке проходит, когда я выпрямляю ее и высвобождаю пострадавший нерв.

Он только смеется, и, честное слово, в его смехе нет ни капли страха. В нем звучит… радостное упоение, как будто попытка убежать от дракона – это одна из самых увлекательных вещей, которые он когда-либо делал.

Правда, после того, как я прочла его дневники, мне приходит в голову, что, быть может, так оно и есть. Эта мысль так ужасна, что я сразу же пытаюсь выкинуть ее из головы, но уже поздно. Она успела укорениться в сознании, пока я вцеплялась в него еще крепче. Ведь сейчас значение имеет каждый дюйм.

И, разумеется, в этот момент дракон снова пикирует, чтобы вонзить в нас когти.

На сей раз вместо того, чтобы пригнуться, Хадсон делает резкий поворот вправо. Дракон кричит, оглашая безбрежную ночь досадой, и пикирует на нас снова.

Хадсон снова делает бросок вправо, и когти дракона не дотягиваются до моей спины. Однако они запутываются в моих кудрях, и, когда Хадсон бросается вперед, я теряю целый клок волос.

Теперь мой затылок болит так же сильно, как и моя спина, и я начинаю думать, что Хадсону досталось куда меньше, чем мне. Само собой, внизу должен находиться именно он, а никак не я, потому что из нас только у него есть шанс убежать от этого чертова дракона, но это не значит, что мне так уж нравится роль живого щита.

Я открываю рот, чтобы высказать это, но, прежде чем я успеваю произнести хотя бы «эй, послушай», дракон опять уходит в пике.

И на этот раз Хадсон не успевает увернуться вовремя.

Глава 37

Ты раздракониваешь меня

– Грейс –

Я истошно ору, когда дракон обхватывает лапами мои руки выше локтей. При этом его когти царапают мою кожу, но почему-то не пронзают никаких важных частей тела, чему я чрезвычайно рада, потому что в эту минуту дракон опять начинает взлетать.

До этого момента я держалась за Хадсона так крепко, как только могла, но теперь я понимаю, что у меня две альтернативы. Либо я продолжу цепляться за Хадсона и позволю ему погибнуть вместе со мной. Либо отпущу его и дам ему шанс спастись.

И я отпускаю его – я совсем не хочу, чтобы кого-то еще постигла та же участь, что и меня, – но это не значит, что Хадсон настроен так же. Он все так же продолжает сжимать мои ноги, помогая мне держаться на его спине.

Он чертыхается, когда его ноги отрываются от земли, и я дергаю ногами, пытаясь сбросить его с себя. Я знаю, что в обычных обстоятельствах он бы этого даже не заметил. Но он этого не ожидал, я застаю его врасплох, и он валится на землю.

Я вижу, как он падает и откатывается в сторону. Но затем дракон летит вверх, и я теряю Хадсона из виду.

– Беги! – кричу я, желая, чтобы хотя бы один из нас выбрался из этой передряги живым. Я продержала его запертым в моей голове больше года – и то, что это чудовище помогает ему спастись, кажется мне только справедливым. – Хадсон, беги!

Он не отвечает, и меня охватывает облегчение. По крайней мере один из нас останется в живых. По крайней мере один из нас…

Дракон свирепо ревет, и мы крутимся в воздухе. К горлу подкатывает тошнота – я чувствую себя вращающимся чертиком на нитке и совершенно не понимаю, что происходит. Однако, судя по ярости, которую испытывает этот дракон, беспорядочно крутясь в штопоре, понятно, что он не контролирует эту ситуацию.

А значит, ее контролирует Хадсон. Черт возьми. Что же он сделал?

Мы опасно приближаемся к земле – чему я могла бы порадоваться, если бы мне не грозило оказаться между землей и тяжеленным драконом. И я готовлюсь к адской боли, за которой последует верная смерть.

Но в конце дракон каким-то образом выходит из штопора. С еще одним возмущенным воплем он – находясь внизу, я вижу, что это самец – начинает набирать высоту. Охваченная одновременно страхом и облегчением, я делаю глубокий вдох и пытаюсь удержаться от рвоты. Я люблю американские горки, но это совершенно другой уровень адреналина.