Он, кажется, не верит, но тему не развивает, спрашивает:
– И какие у тебя теперь планы, Танчик? Будешь ждать, пока Серега тебе еще что-то скажет, или вернемся к переговорам?
Я с сожалением кошусь на мохнатую спину Борисовича.
– Я думаю, надо подождать, пока он протрезвеет.
Кузнецов набычивается.
– Это ты на что сейчас намекаешь? Кому тут надо протрезветь? Сереге? Да он вообще не пьет, если только стопку пропустит по праздникам – и все. Он просто устал, пахал без выходных две недели подряд.
Я демонстративно потягиваю носом:
– Ага, воздух тут пропах усталостью.
Кузнецов тоже принюхивается, а потом расплывается в улыбке:
– Да это мы просто бутылку настойки от ревматизма случайно грохнули. Стекла я собрал и выкинул, а запах пока не выветрился.
Наконец-то передо мной вырисовывается картина происходящего. Два мужика перепили и почему-то вместо того, чтобы вызвать девочек, вызвали меня. Наверное, плотские радости им уже наскучили, хочется чего-то позабористей. А я что? Я ничего. Я могу и подыграть немного. В конце концов, даже интересно, что там в мозгу этих ушибленных богачей родилось.
– Ладно, – говорю я Кузнецову, – пойдемте обсуждать условия сотрудничества. Уговорили.
Он потирает руки.
– Ну наконец-то! А я уж думал для налаживания взаимопонимания тебе массаж предложить. Я хорошо массаж делаю. Особенно баночный.
– Пойдемте, господин Кузнецов.
– Для тебя просто Вася, – говорит он с щедрым видом.
Мы выбираемся из подвала. Я двигаю в сторону гостиной, но Кузнецов хватает меня под локоть.
– Не туда.
– Разве?
– На кухню пошли. Лучше всего обсуждать дела за чашкой чая.
При слове «кухня» мой живот издает протяжное урчание – предатель!
Кухня в усадьбе Кузнецова размером с мою однушку. Тут есть куча разной техники, сотня шкафчиков и длинный стол. Кузнецов усаживает меня за него, а потом шагает к двустворчатому холодильнику.
– Ты с чем чай предпочитаешь пить?
– С лимоном, – говорю я.
– Хорошо. У меня как раз есть лимон.
Он ставит передо мной огромное блюдо с мясной нарезкой. Среди кусочков разных колбас и карбонада виднеется несколько лимонных долек. До того, как я успеваю придумать остроту насчет этой тарелки, рядом с ней появляется чашка с булочками и несколько мисок с салатами. А следом Кузнецов притаскивает блюда с фруктами и овощами.
– А чай? – напоминаю я.
– Да ну его! У меня есть кое-что получше, – Кузнецов ставит передо мной графин с чем-то коричневым.
– Что это?
– Компот. Из сухофруктов, – Кузнецов подозрительно скалится. Он разливает коричневую жидкость по двум бокалам и один из них придвигает мне. – Попробуй, тебе понравится.
Я киваю, но решаю этот его компот не пить. Еще не хватало обнаружить себя через пару часов в обнимку с веником рядом с Борисовичем. Его воинственная Катька пугает меня до чертиков, да и за деловую репутацию тревожно.
– Выкладывайте, – говорю я Кузнецову, придвигая к себе блюдо с мясной нарезкой. – Что вы хотите от меня?
– Хочу, чтобы ты нашла мне жену. Хорошую.
– А подробней?
Он разваливается на стуле и мечтательно возводит глаза к потолку.
– О, я совсем не привередлив. Мне нужна здоровая, красивая девушка с кротким нравом. Главное, чтобы она любила детей. И была не старше двадцати одного года.
Я закашливаюсь, на глаза наворачиваются слезы. Кузнецов не остается в стороне – ответственно лупит меня по спине с обеспокоенным лицом. Рука у него тяжелая, так что я быстро прихожу в чувства.
Кузнецов подносит мне бокал со своим варевом. Потеряв бдительность, я делаю пару глотков. На вкус жидкость и правда обыкновенный компот из кураги – зря я надумала всякого. Хотя моя нервозность вполне объяснима: такой сумасшедшей ночки у меня отродясь не случалось.
Глава 4
Когда я вытираю губы салфеткой, Кузнецов продолжает свою речь:
– Я хочу, чтобы моя будущая жена никогда со мной не спорила, во всем меня слушалась и не устраивала сцен, когда я собираюсь…
– Подождите, – перебиваю я, – вы только что сказали, что хотите себе девушку младше двадцати одного года? Вы это серьезно?
– Да, а что?
– А вам самому-то сколько?
– Тридцать четыре, – говорит он, расправляя плечи и всем своим видом показывая, какой он орел.
Я чувствую раздражение. И нет, это не потому, что я одинока в свои двадцать девять. Это потому что… Потому что я ненавижу эйджизм, да.
– И зачем вам молоденькая? – спрашиваю я, придвигая к себе одну из мисок – с салатом, похожим на оливье.
Кузнецов фыркает:
– Танчик, ну ты же вроде взрослая женщина – почему задаешь глупые вопросы? Я хочу воспитать женушку под себя. И мне не нужна замордованная жизнью тетка, у которой из-за неудач в личной жизни испортился характер. Мне нужна свежая, нулевая, так сказать, модель. От девятнадцати до двадцати одного. Совсем соплячку мне не надо, нет.
– Наверное, вы хотите, чтобы она еще и девственницей была? – ехидно уточняю я. – Нецелованной?