Тайный Санта

Зара

Я хочу сразу официально заявить, что это не я принесла тот подарок на вечеринку. Я точно не могла этого сделать. Взгляните на факты: я вообще только прилетела в тот день. Никого из гостей я никогда не встречала раньше, и я даже не знала, что это за игра такая – «Тайный Санта», – пока Клодин мне не рассказала. Конечно, естественно, я тоже принесла подарок, мы все принесли, таковы правила. Но тот подарок принесла точно не я. И нечего тут думать.

Понимаете, для меня это было стремное время, еще до всех событий той ночи. Я только-только рассталась с Лиамом. Мы были вместе шесть месяцев. Мой личный рекорд. Никто даже не думал, что мы продержимся так долго. Мне было двадцать три. Ему – тридцать четыре. Я в детстве снималась в диснеевских телефильмах, и в результате стала суперзвездой в мире поп-музыки. Он был эпатажным рокером, учеником самого Мэрилина Мэнсона, и его бойкотировали религиозные консерваторы. У меня не было ни одной татуировки. У него их было тридцать две. Тридцать три, если считать ту, с моим именем, что он сделал себе на левом бицепсе. Хотя я видела, недавно он превратил его в Заратустру. Это, кажется, книжка такая, а написал ее какой-то депрессивный старикан-философ. Так что теперь, наверное, у него их уже тридцать четыре?

В общем, как бы там ни было, люди все неправильно про Лиама понимают. Вот эта вся фигня про Князя тьмы и все такое – это просто фишка у него такая, ага. Да, я так и сказала. Игра. Он считает это «искусством перевоплощения». Поэтому я и говорю – фишка. Потому что на самом деле он конченый придурок, и даже мысль о том, что я могу его разозлить, радует меня несказанно. Да он понятия не имеет, что такое настоящее искусство перевоплощения. На самом-то деле.

А в жизни он вполне себе приземленный чувак. Любит кататься при луне по Пасифик-Кост-Хайвей, болеть за «Доджерс», есть индийскую еду и спасать брошенных собак. У него уже было два питбуля к тому моменту, когда мы решили взять Пип. Его была идея. Он думал, будет так прикольно: он в своем инфернальном гриме и жутких контактных линзах, в ботинках на каблуках выгуливает такую маленькую пушистенькую чау-чау. Я иногда думаю – не по этой ли самой причине он и за мной стал ухаживать. Может, в шутку или по приколу? Смотрите все, как дьявол соблазняет прекрасного маленького ангелочка. Должна признаться, отчасти меня поэтому и тянуло к нему – в начале. Я устала от того, что все меня считали пай-девочкой. Я и волосы в голубой из-за этого покрасила. Хотела как-то встряхнуться. Но не важно, как оно все началось, потому что чувства были настоящими. И произошло это очень быстро. Большинство романов в Голливуде – чисто рекламные трюки. Но только не мы. Я в этом уверена. И Лиам вам скажет то же самое, если вы его спросите.

Для этого, правда, вам придется выманить его из дома. Все же сценический образ у него определенно возник не на пустом месте. Чувак реально живет как вампир. Глухие шторы. Днем спит. И вконец помешался на убийстве Джонбенет Рэмси[3 - Джонбенет (ДжиБи) Патрисия Рэмси (англ. JonBenеt Patricia Ramsey) (1990–1996) – победительница детских конкурсов красоты в США, была убита в 1996 году в возрасте шести лет. Несмотря на многочисленные версии и домыслы, убийца или убийцы Рэмси так и не были найдены.]. Ну это вы и так, конечно, знаете. Видели гигантскую татуировку у него на спине, от лопатки до лопатки – ее улыбающееся личико. Ага, знаю-знаю, что вы скажете, – может быть, поэтому он и обратил на тебя внимание, Зара? Юная, невинная блондиночка. Уж поверьте, это была моя первая мысль, когда он подкатил ко мне тогда, на вечеринке после банкета в честь «Грэмми» в «Шато-Мармон». Я ему так и заявила. Я уже порядком набралась, стояла такая, прижимая к груди статуэтку за лучший альбом года, и прямо в лицо ему выдала: «Даже и не мечтай о том, чтобы попробовать осуществить со мной свои психованные, некрофильские фантазии, извращенец!» Он захохотал сначала. Видимо, не ожидал от меня такой наглости. А потом посерьезнел. Сказал, что его интерес к ДжиБи вообще не имеет ничего общего с сексуальными фантазиями. Для него она олицетворяла невинность мира и то, какими бесчувственными, безжалостными, жестокими и злобными могут быть люди. И чудовищная несправедливость в ее деле, ведь убийцу так и не поймали, и это просто отвратительно.

Он меня удивил. Я почти ничего не знала об этом убийстве. Ну то есть откуда мне? Мне и года-то не было, когда все это случилось. Вроде бы кого-то когда-то посадили за это в тюрьму. Лиам сказал, что мне нужно приехать к нему домой, в Малибу. Сказал, что у него есть домашний кинотеатр и мы до рассвета могли бы смотреть документальные фильмы о ДжиБи. Типа это будет важным вкладом в мое образование.

– Смахивает на романтическое первое свидание, – сказала я.

Он снова засмеялся.

– Первое свидание, говоришь? – отвечает. – В таком случае у меня есть идея получше.

Игра «Доджерс», затем индийский ресторанчик, затем залитая луной дорога к его дому в Малибу. Но никаких документалок про ДжиБи. О них не было сказано ни слова до тех пор, пока я сама не попросила его, мы с ним были к тому моменту вместе уже месяца четыре. А он ни разу не вспомнил. Мне хочется думать, это оттого, что наши отношения немного возродили его веру в человечество, и он стал больше размышлять про наше будущее, нежели про прошлое какой-то убитой девочки. Но мне было любопытно. Мы не то чтобы часто проводили вместе ночи – я уже говорила, у него расписание было, как у Лестата[4 - Леста?т де Лионку?р – персонаж из серии романов Энн Райс. Вампир, главный герой большинства «Вампирских хроник».], – но, когда мы таки спали вместе, как он ни повернется на бок – на меня вечно пялится ДжиБи своими оленьими глазищами. Что же все-таки с тобой случилось? Я должна была выяснить.

Чудовищная ошибка.

У Лиама оказалась целая коллекция документальных видео про ДжиБи. Ну то есть десятки видеокассет. (Ему пришлось объяснять мне, что такое видеокассета. Я никогда про них не слышала. Восьмидесятые – чудно?е время такое.) В большинстве своем это были банальные телерасследования, которые показывают по субботам. Мы отсмотрели их все. У нас у обоих случился перерыв в концертах и турах, так что делать нам было особо нечего. А для Лиама это было настоящее исследование. Он собирался написать грандиозный концептуальный альбом по мотивам жизни ДжиБи, и выйти он должен был 25 декабря 2021 года – в двадцать пятую годовщину ее смерти. Он относился к этому альбому как к делу своей жизни, считал, что именно он определит всю его карьеру и утвердит его творческое наследие. Он не собирался его анонсировать. Хотел выпустить ночью и удивить фанатов. «Так же как убийца удивил Джонбенет», – признался он мне и потребовал, чтобы я поклялась, что никому не скажу. Упс.

Чем больше мы смотрели, тем больше я убеждалась, что причастен кто-то из семьи. Лиама бесили мои предположения, он считал, что это сделал кто-то со стороны. Мы спорили часами, и каждый все больше убеждался в собственной правоте.

– А как же отчет о вскрытии?

– Забудь про него. Тут все дело в звонке 911.

– Ок, а что тогда делать с запиской о выкупе?

– А что с ней делать? Ясно же, что это фальшивка.

– След ботинка.

– Три слова: подонок Берк Рэмси[5 - Берк Рэмси – старший брат Джонбенет.].

И так до бесконечности. Мы просто не могли остановиться. Не знаю почему. Это было так глупо. Мы злились друг на друга, начинали кричать, и тогда оба питбуля поднимали лай, а за ними начинала захлебываться Пип – до тех пор, пока один из нас не подхватывал ее на руки и не выбегал из комнаты. Такие вспышки у нас были частым делом.

А потом я получила эсэмэс.

Зара, я боюсь, так у нас ничего не получится. Я благодарен тебе за время, которое мы провели вместе, но я не могу оставаться с человеком, который интерпретирует дело ДжиБи так, как это делаешь ты. Пип пусть остается с тобой, это будет правильно.

Представляете? Чуваку ничего не стоит раздеться догола на глазах у 30-тысячной толпы и пустить себе кровь прямо на сцене, но ему не хватает яиц расстаться со мной лично. Врать не буду – я была абсолютно раздавлена. Я перестала мыться. А если мне нужно было выползти куда-нибудь из бунгало, которое я снимала в Санта-Монике (чего я старалась всячески избегать), я просто натягивала спортивные штаны, а грязные волосы кое-как собирала в пучок… Я сидела взаперти и смотрела документальные видео про другие расследования. Это было что-то вроде очищения. Я хотела выкинуть образ ДжиБи из головы насовсем и решила, что лучший способ этого добиться – забить мозг образами других чудовищных преступлений. Звучит стремно, я знаю. Но я же говорю, я не очень тогда соображала. Для меня вообще в то время мало что имело смысл.

Когда я не смотрела «Расследования» на «Дискавери», или, там, «48 часов», или «Дату», я штудировала «Нетфликс» и «Эйч-Би-О» – любые документальные расследования, все, что могла найти. Моим фаворитом был сериал «Власть, привилегии и правосудие». В 2000-х вышло девять сезонов, и в тот момент по «Тру-ТВ» как раз шли повторы. Ведущим там был такой стильный журналист из «Вэнити Фэйр», звали его Доминик Данн, и в основном они рассказывали про преступления, связанные со знаменитостями, такими, как братья Менендес[6 - Братья Эрик и Лайл Менендес – в 1989 году застрелили своих родителей, Хосе и Китти Менендес, смотревших телевизор в своем особняке в Беверли-Хиллз. Поначалу братьев, которым на тот момент было 18 и 21 год, в совершении преступления никто не подозревал. Расследование зашло в тупик. Но затем Эрик признался своему психологу в совершении убийства. Об этом признании узнал Лайл и стал угрожать психологу расправой, если тот заговорит. Психолог, в свою очередь, рассказал об угрозах своей сожительнице, а та сообщила в полицию.] и Эндрю Кьюненен[7 - Эндрю Филлип Кьюненен – серийный убийца, жертвой которого стал в том числе модельер Джанни Версаче.]. Но попадались и совершенно неизвестные, про которые я вовсе никогда не слышала.

Именно так я впервые узнала про Клодин Лонже. И именно поэтому я в итоге отправилась в Аспен к другой Клодин. Моей Клодин.

И Генри. Царство ему небесное.

Генри

После больницы прошло три недели. Лучше ему не стало.

Он выключил воду в душе, завернулся в полотенце и кулаком протер окошко на запотевшем зеркале, чтобы увидеть свое отражение. Откинутые назад мокрые полуседые волосы. Он плохо спал в последнее время. Темные круги под глазами напоминали синяки. Клодин это не нравилось. Она даже оставила ему тюбик своего тонального крема на туалетном столике. Он выдавил немного себе на тыльную сторону ладони и пальцами замазал синеву.

Клодин, как всегда, рациональная до предела, отнесла свою смену одежды для вечеринки в офис, а он решил зайти домой, чтобы переодеться. Он надеялся, что полуденный душ прибавит ему немного сил, поможет сосредоточиться. Не тут-то было. Он просто вымок.

Зачем она заставляет его снова переживать все это?

Она нарушила их негласный договор, длившийся двадцать лет, даже не предупредив его. Они только-только пришли в ресторан, он придержал для нее дверь – и тут она сообщила ему, что позвонили Лайонсы и попросили продать Монтагю-хаус и она согласилась. Так обыденно. Как ни в чем не бывало. Словно какой-то пустяк. В тот момент, когда она произнесла слова, он почувствовал, как ему сдавило грудную клетку. У них был ужин с клиентами – семейной парой Флиннов – в сезонном «Нобу», открывшемся в отеле «Сен-Реджис». Это должна была быть их крупнейшая сделка за последний год, даже больше, речь шла о восьмимиллионном шале в окрестностях Баттермилка. Клодин взяла с собой документы и планировала, что они подпишут контракт во время десерта. Но Генри до десерта не дотянул. Он почти не слышал, что говорилось за закусками, пытаясь осмыслить то, что она ему только что сказала.

Зачем она так? Разве он не делал все, что она просила? Его проекты становились лучше год от года, он был в курсе новейших строительных технологий, слыл адептом экологической архитектуры, что, впрочем, совершенно не портило красоты его зданий. Клодин продавала его как увлеченного, но в то же время практичного дизайнера, который возводит свои дома в сотрудничестве с «Братьями Альпайн». Именно это выделяло «Кэлхун+Кэлхун» на фоне остальных агентств по продаже недвижимости в Аспене. Клиентам импонировал энтузиазм Генри. Им нравилось встречаться с ним, нравилось общаться с таким талантливым архитектором. Он все это ненавидел. Презирал светские беседы, терпеть не мог пустую болтовню. То, как Клодин выставляла его напоказ. Ему претила необходимость присутствовать на тоскливых ужинах, типа этого с Флиннами. Но позволил ли он себе хоть раз на что-нибудь пожаловаться? Отказаться? Ни в личной жизни, ни на работе – никогда. Клодин не хотела детей и просто не выносила домашних животных. Хорошо. Пусть будет так. Он любил ее. А она разве его не любила? Но если так, как она могла вернуть Монтагю-хаус обратно в их жизнь? Он знал, что дела шли не очень, но это ставило под угрозу вообще все, могло полностью разрушить то хрупкое душевное равновесие, на достижение которого ушли годы. Оно и было их самым впечатляющим строением. Ложь. Их ложь была сложнее и запутаннее, чем самый замысловатый дом, который он построил. И сейчас Клодин рисковала спалить все дотла, испепелив и их самих заодно.

Ему стало трудно дышать. В левой руке началось покалывание. Официант принес блюда, и последнее, что Генри успел заметить, – потрясающе длинные ресницы Клодин, ее сомкнутые веки, когда она моргнула.

– Генри? – Ее голос прозвучал издалека.

И темнота.

Когда он пришел в себя, над ним уже стояли парамедики, а сам он лежал на полу, посреди остатков еды и разбитых тарелок. Флиннов уже не было. Пустой взгляд Клодин. Взгляд, полный разочарования. Она не села с ним в машину «Скорой помощи». И вообще, навестила его лишь на следующее утро. Сказала, что пыталась спасти сделку. Не удалось. Сцена, которую он устроил, все испортила. Он не удивился. Аспен есть Аспен. Главное – держать лицо.

– У тебя даже инфаркта нет, – сказала она резко.

И в болезни он сплоховал. Она стояла над его кроватью, не потрудившись снять пальто. Он знал, что она хотела как можно скорее уйти. Клодин была не в состоянии вынести столько немощи и слабости, столько напоминаний о том, что и она тоже смертна.

– Это просто стресс. Обыкновенная паническая атака. С тобой все хорошо.

– Нет, нехорошо, – сказал Генри. – Ты знаешь, что нехорошо. Уже давно.

Вот и весь разговор. И все равно сказано было больше, чем когда-либо на эту тему.

Она выложила на кровать одежду, в которой хотела его видеть вечером. Зеленый бархатный пиджак и черный галстук-бабочку. Он подошел к шкафу и выбрал вместо этого черную кашемировую водолазку – маленький акт неповиновения. Всем своим существом он был против похода на званый вечер. Она поклялась ему, после того как они продали дом Лайонсам, много лет назад, что ему никогда больше не придется возвращаться в Монтагю-хаус. Она лгала не первый раз, подумал он вдруг. Нет, не совсем так. Она никогда не лгала ему про Стива. В этом не было нужды. Генри никогда не спрашивал ее про ту связь.

Вместо этого он начал пить. Прошло двадцать три года с тех пор, как он завязал. Если бы он мог выпить прямо сейчас! Просто чтобы набраться мужества снова войти в этот дом. А может быть, так и надо. Может быть, именно это ему и было нужно. Может быть, это станет очищением. Увидеть лестницу, люстру, все детали интерьера, которые он с таким вниманием выбирал и придумывал, – может быть, они помогут ему наконец вспомнить, что же на самом деле случилось той ночью, когда они подъехали к коттеджу, после чего он и отключился. Это было самое худшее. Он ничего не помнил. Все, что у него было, – репортажи в газетах и версия Клодин. А больше ничего. Абсолютный вакуум. Все эти годы ему приходилось полагаться на собственное воображение, и может быть, то, что случилось на самом деле, было не так страшно, как он себе навоображал. Хуже быть точно не могло.

Да, возможно, возвращение в Монтагю-хаус будет ответом. Все остальное он уже испробовал. Входил в состав местного отделения некоммерческой благотворительной организации «Жилье для человечества». Вел архитектурный клуб для старшеклассников в одной из неблагополучных школ. Но сколько бы он ни занимался благотворительностью, его не отпускало чувство вины. Единственное, чего он так и не попробовал, – признаться. Но этого он сделать не мог. Перевалить на кого-то его тяжкую ношу было бы верхом эгоизма. Он сломал достаточно жизней. Но что еще важнее, признаться значило бы упомянуть об участии Клодин. А она ведь просто пыталась помочь. Старалась его защитить. И он готов был страдать, чтобы не пришлось ей. Тайна не позволяла ему обратиться и в сообщество Анонимных Алкоголиков. «Шаг 5: признали перед Богом, собой и каким-либо другим человеком истинную природу наших заблуждений»[8 - Имеется в виду программа «12 шагов», описанная в книге «Анонимные алкоголики» и написанная первыми членами сообщества Анонимных Алкоголиков.]. Первые два – без проблем. Но перед другим человеком? Невозможно.

Он добрел до гостиной и остановил взгляд на черно-белой свадебной фотографии, висевшей над камином. Это было будто в другой жизни. Оба хохочут, не глядя в камеру. Она запрокинула голову, глаза закрыты. У нее тогда были длинные, кудрявые волосы. Он держится за живот, лицо смеющееся, глаза тоже закрыты, голова нашла временный приют у нее на плече. Что там было такого смешного? Он что-то сказал или она? Еще одно потерянное воспоминание.

Было еще одно возможное решение проблемы, до сих пор не испробованное. Оно пришло ему в голову, пока он лежал в больнице. Такое очевидное. Трудно поверить, что он не додумался до этого раньше. Продать бизнес. Или даже не продавать. Просто бросить. Просто однажды не прийти в офис. Уехать из Аспена. Из Колорадо. Черт возьми, вообще из страны. Тысячи дней не смогли ему помочь. Так может, тысячи миль смогут. Они с Клодин в новом пейзаже, с новыми людьми, с новой жизнью. Они могли бы сбавить темп, отдохнуть. Разве не это рекомендовал врач? В этом и заключается чертово искусство старения. В последнее время в офисе он столько часов проводил в обществе Джулс, что тридцать лет разницы, разделявшие их, не могли не бросаться ему в глаза. Мягкое свечение ее молодой кожи, не изуродованной годами борьбы с внутренними демонами. Но убедить Клодин будет тяжело. Она отказывалась признавать, что они стареют, отрезала свои длинные кудри и обзавелась упругим каре, и каждую неделю теперь выпивала по бутылке коллагена. Ясное дело, она и не собиралась на пенсию. Все это мучение с поп-звездой лишь доказывало, как одержимо она пыталась поправить дела. Аспен и их бизнес не просто определяли личность Клодин, они были ее судьбой. Генри знал, что она все воспринимала именно так. Ей пришлось – чтобы оправдать то, что случилось.

Он сделал попытку осуществить свой план утром. Как он предполагал, так и получилось.

– Почему бы нам не уехать куда-нибудь?