Воительница Лихоземья

– Тебе идет, – произносит отец. – Теперь идем, нас уже ждут в амфитеатре.

По пути на инициацию мы почти бегом обгоняем жителей деревни: покрытых сажей рудокопов, широкоплечих строителей, охотников с метательными топориками за поясом, с головы до ног увешанных драгоценностями ювелиров, целителей с полными сумками материала для повязок, мазей и других лекарственных средств.

Сегодня никто не работает, так как день посвящен ритуалу инициации. Все восемнадцатилетние ученики должны пройти проверку мастерства в избранном ремесле. Обычно присутствует лишь семья, но на воинские испытания приходит посмотреть вся деревня. Проще говоря, все желают поглазеть на самое захватывающее зрелище в году.

Почти уверена, что мать бы предпочла остаться дома, но не решается огорчить отца, выказывая явное пренебрежение дочери.

Арена расположена на восточной окраине деревни. Амфитеатр построен из скальной породы, вытесанной нашими предками сотни лет назад. В самом центре арены находится лабиринт из камней и металла.

Почти все жители уже в сборе. Дряхлые старики с железными посохами ковыляют по ступеням. Дети цепляются за подолы матерей, напуганные близостью хищных монстров и опасных растений Лихоземья. Давно прошедшие инициацию воины заняли посты на границе деревни с лесом, а также возле лабиринта на случай побега одного из чудовищ.

Вероятно, мне тоже следует нервничать, но я абсолютно спокойна. Я неоднократно убивала зирапторов на тренировках. Сложно бояться, когда чувствуешь успокаивающий вес топора на спине.

Когда мы подходим ко входу в лабиринт, отец покидает меня и направляется к наставнику Беркину, чтобы обсудить инициацию. Я замечаю на ступенях амфитеатра Иррению, которая активно машет мне. Я машу в ответ, обрадованная ее присутствием. Рядом с ней устроились мать с остальными сестрами. Все они приветствуют меня стоя: Салвания с мужем Угатосом кивают, а Алара даже громко свистит, чтобы поддержать. Лишь мать сидит с равнодушным видом и смотрит в другую сторону.

Кто-то толкает меня в плечо.

– Волнуешься? – спрашивает Торрин.

– Ты сам-то как? – после бессонной ночи его глаза покраснели, а плечи опущены в изнеможении.

– Лучше не бывает! – восклицает он без тени неудовольствия. – Не думай о вчерашнем вечере. Я сделал бы что угодно, лишь бы провести с тобой больше времени.

К моим щекам приливает румянец. Я отвечаю на его первый вопрос:

– Я не нервничаю. А ты сам?

– Конечно же, я нервничаю. Все смотрят на меня. Включая твоего отца.

Понимаю, что он упомянул отца лишь потому, что тот – самый важный человек в деревне, однако в душе все же надеюсь, что Торрин планирует ухаживать за мной и поэтому желает произвести хорошее впечатление. Особенно после вчерашнего.

Затем я вспоминаю о своем решении поцеловать его после инициации, и сердце замирает в груди. Нужно выбрать подходящий момент. Не думаю, что у меня хватит смелости сделать это перед всей толпой. Если он меня отвергнет, не хочу иметь лишних свидетелей.

– Почему ты так на меня смотришь? – интересуется юноша.

– Ты здесь единственный достойный внимания, – меня саму удивляет дерзость собственных слов.

Торрин реагирует совершенно спокойно и произносит, пристально глядя на меня:

– Это не так.

Я нервным смешком отвечаю на это заявление.

– Воины, к порядку! – призывает к тишине наставник Беркин, и все замолкают. – В лабиринт ведет несколько дверей, поэтому я разделю вас на группы. Все за мной! Однако не входите, пока не услышите сигнал. Правила испытания просты: к концу следующего часа каждый должен убить как минимум одного зираптора и при этом избежать укуса. Того, кто не выполнит оба условия, ждет изгнание, а также назначение маттугра.

Будущие воины испуганно переглядываются.

Беркин поворачивается к нам спиной, и мы строем следуем за ним. Я чуть не спотыкаюсь от поставленной подножки, однако успеваю вовремя ее перешагнуть.

– Лабиринт – опасное место для грызунов, – шипит Хавард, – там могут таиться не только зирапторы.

Я зло смотрю на неприятеля. Он был бы счастлив, если бы меня изгнали на верную смерть.

– Ты сам-то сможешь разглядеть атакующего зираптора?

Сломанный нос парня опух и стал почти в два раза больше обычного. Вчера на тренировке я и не заметила, что нанесла такой сильный удар, а ночью было слишком темно, чтобы рассмотреть лицо. Хавард огрызается в ответ:

– Ты свое еще получишь!

Он удаляется, и Торрин заступает мне путь, чтобы я не погналась за негодяем.

– Вы четверо войдете здесь, – распоряжается наставник. Он делит нас на группы по мере продвижения вокруг арены.

– Расмира, Торрин, Сигерт и Кол, остаетесь возле этого входа. Желаю удачи, Расмира, хоть она тебе и не понадобится.

– Спасибо, – сухо отвечаю ему, раздраженная, что он опять выделил меня среди остальных ребят.

Торрин тоже хмурится, однако недовольное выражение пропадает, стоит мне приблизиться.

– Непривычно смотреть на лабиринт изнутри, правда? – спрашивает он и достает топор.

Мы все поступаем так же. Сигерт и Кол бросают на меня злобные взгляды и ехидно ухмыляются, словно знают неизвестный мне секрет.

– Стены кажутся выше, – я стараюсь не смотреть на задир.

Металлические двери начинают подниматься, издавая душераздирающий скрип. Пока мы ждем сигнал, я еще раз окидываю взглядом толпу. Отец присоединился к остальной родне, и они все внимательно смотрят на меня. Вот теперь я начинаю нервничать. Мать наблюдает за мной. Я должна выложиться по максимуму и заставить ее гордиться, хоть это и кажется невозможным. Она же не может вечно меня ненавидеть. Как только я пройду посвящение в воины и перееду, мать сможет получить безраздельное внимание отца, которого так жаждет. И все станет на свои места.

Оглушительный рев охотничьего рога перекрывает гомон толпы. Мы с Торрином выбегаем наружу, хотя мое сердце уходит в пятки.

Земля усыпана валунами, поэтому мне приходится высоко поднимать ноги, чтобы не упасть. Сигерт и Кол пытаются нас обогнать. На первой же развилке они сворачивают направо, а мы с Торрином – налево.

Как только они исчезают из виду, мне становится спокойнее. Гораздо проще сосредоточиться, когда рядом верный напарник. Если бы еще мне удалось отбросить мысли о матери…

Низкий рык разносится по всей арене. Кто-то уже встретил зираптора.

– Не отставай! – кричу я, предвкушение охватывает меня. Торрин ускоряет бег, чтобы поравняться со мной. Мы сворачиваем направо, налево, снова налево, затем направо, углубляясь в лабиринт и прислушиваясь к голодному реву зирапторов.

Мы еще раз сворачиваем, и я замечаю черные полосы на боках стремительно движущегося монстра.

– Наконец-то, – с облегчением выдыхаю я. Зираптор останавливается и оборачивается к нам. Высота стоящих на всех четырех лапах чудовищ достигает почти метра. Вместо меха они покрыты блестящим черным панцирем, который прочнее любого кованого доспеха. Я вижу свое отражение в фасеточных, как у насекомого, глазах застывшего передо мной зираптора. Он роет землю когтистой лапой и издает клекот, от которого кровь стынет в жилах. Выпуклые красно-оранжевые глаза монстра останавливаются на мне, он срывается с места и несется к нам, хлеща себя по бокам огромным хвостом.

– Этот – мой! – кричу я Торрину и бегу с топором в руке навстречу хищнику. Кровь стучит в ушах, а дыхание облачком вырывается из груди по утреннему холодку.

Я отваживаюсь взглянуть наверх в попытках разглядеть выражение лица матери. Увижу ли я страх или предвкушение? Смотрит ли она на меня вообще?

Однако все оказывается гораздо хуже.

Равнодушие.