Бражник

– Не телефонный разговор. Дельце перспективное. Жду тебя, – отчеканил Ярослав и бросил трубку.

И ведь он, зараза, свято верил, что я к нему примчусь по первому же зову!

Все-таки беда не приходит одна. Мало того, что соседку затопили и работу я не получил, так еще и Ярослав. Ярослав – это не просто беда, это катастрофа. И он, как главный босс, подтянулся после всякой мелочи.

По крайней мере, после Ярослава все остальное действительно казалось мелочью.

Все это напоминало одну большую шутку. Звонок, долбанный Ярослав, школа. Такие вещи не случаются внезапно. Я даже чуть не предался воспоминаниям о своем детстве и одноклассниках, но быстро отогнал эти сентиментальности и заменил их беспокойством о финансовом положении. Стал думать взрослые мысли, а не глупые детские обиды.

Лед под ногами обкидали комьями желтого песка, обкатали множеством подошв и спрессовали до кондиции катка. Я шел медленными, микроскопическими шажками, чтобы не упасть. Мне приходилось думать. Когда идешь по льду медленными, микроскопическими шажками, у тебя образуется уйма свободного времени, которое ты никуда не можешь потратить.

Ярослав, выскочив, как чертик из табакерки, вытащил меня из впечатлений о подвиге в центре занятости. Благодарить его было не за что: чертова реальность снова накинулась на меня с кулаками! Я вспомнил, как инспектор спросила меня: «у вас все в порядке?», и от этого стало невыносимо обидно. Неужели у меня на лице написано, в каком ужасном я положении?

Мало того, что денег нет, так еще и перспектив никаких. Здорово в юности: денег нет точно так же, но вот в будущем обязательно появятся, и вообще все будет хорошо. Когда-нибудь.

Но у меня уже появился бесценный опыт взрослого человека, и я знал: ничего никогда не будет хорошо. Точка.

Я сам не заметил, как ускорил шаг, все больше распаляясь от внутренних переживаний.

В голову снова влез Ярослав. Какой радостный у него был голос! Уж этот прохвост наверняка устроился хорошо. Я прямо через трубку чуял смрад его преуспевания. Конечно, для него купить билет на поезд – это все равно, что купить самую дешевую газету и завернуть в неё селедку! А для меня – непозволительная роскошь.

Я снова утвердился в том, что не поеду на эту долбанную встречу выпускников. А потом все-таки поскользнулся и упал.

***

Лаврентий в определенном смысле был гением.

По возвращению домой я всегда находил там Лаврентия. В любое время дня и ночи. Можно сказать, я приходил в его царство – в царство уныния, пассивности и интеллектуального самоудовлетворения.

Я старался нигде не задерживаться и всегда приходил домой как можно скорее. Черт знает, что там учудит Лаврентий, пока меня нет. Как минимум прокурит всю квартиру до самой штукатурки. Пока я был дома, я отгонял его курить к окнам или на балкон. Но выход на балкон находился в моей комнате, и мне приходилось вести эту набитую табаком куклу вуду через место, в котором я спал. После таких променадов я мог кашлять всю ночь, а то и не одну.

Да, Лаврентий никогда не выходил из дома. Но иногда он просто не выходил из дома, а иногда, как и подобает настоящему гению, разводил бурную деятельность. В такие моменты находиться рядом с ним становилось невозможно, поэтому я искал способы убить время вне своего дивана.

Когда я растерял всех своих друзей, таких способов у меня почти не осталось. Особенно тяжело становилось зимой, когда выйти посидеть на лавочке у подъезда – не вариант.

Квартира принадлежала Лаврентию и за нее никто не платил, поэтому вопросы правовые стояли под вопросом. Вернее, мы решили, что раз уж квартира принадлежит ему, то платить за нее буду я – вроде как, почти снимать, но бесплатно. А денег у меня, как известно, не водилось. То есть, моё право жильца стояло на том, что я по идее должен платить, хоть этого и не делал.

Звучит глупо, но Лаврентий это право уважал.

И все же, несмотря на то, что Лавр считал меня полноценным жильцом, я не осмеливался просить его о чем-то. Ну, работать тише или не курить совсем. Это, по моему мнению, вопиющая наглость, просить кого-то не курить в своей же квартире.

Стук молотка я услышал еще на подходе к дому, когда возвращался из центра занятости. Этот стук меня дико деморализовал.

С каждым шагом стук становился все ближе: такой ясный, весомый, густой стук. Стук молотка.

А мое настроение падало все ниже. Вероятность того, что стучат из нашей квартиры, была слишком велика.

Я надеялся, что это соседка снизу выломала дверь и уже добивает Лаврентия тапком. Я правда надеялся.

Я зашел на кухню, потирая ушибленный зад. У Лавра в руках был тот самый чертов молоток. Перед ним лежал школьный учебник труда, деревянные доски и ящик с инструментами, на дне которого валялись гвозди.

– Поставите на моей могиле скворечник, пускай меня хоть кто-то навещать будет, – царственно продекламировал он, живой и невредимый, в момент нашей встречи.

Лавр, конечно, гений. Но как же тяжело с этими гадами жить!

Оказалось, он не смастерил скворечник на уроке труда, когда учился в школе. Болел. Он осознал этот огромный пробел в своем образовании и сильно расстроился. А потом сильно расстроил всех окружающих, когда решил его восполнить.

Где эти чертовы соседи, когда они так нужны? Нет, конечно, они все уважают право человека на ремонт. Стук молотка не нарушает общественного порядка. Это естественная потребность жильца многоквартирного дома, молотком что-то забивать.

Впервые я увидел Лавра в компании студентов, моих сокурсников. Молодых, беззаботных и по большей части тупых, как пробки. В головах у нас гуляли ветра и пары этила. Мы были той еще шайкой.

И тут он – такой важный, как будто всех присутствующих купить может.

Уже потом я узнал, что Лаврентий просто не умел одеваться для выхода в общество. А тогда к нам его привела девушка, которую я любил больше жизни.

И вот я молча пялился на это чудо и молоток в его руках. Конечно, теперь Лавр был не в костюме, но те самые очки все так же сверкали на его носу, как напоминание о славных временах, когда он еще выходил из дома.

Кто бы мог подумать, что моя жизнь сложится именно так!

Дело в том, что меня сызмальства учили решать вопросы силой. Когда я вырос, решать вопросы силой мне стало лень, поэтому теперь я не решаю их вовсе. Так что я оставил Лавра и его скворечник в покое. Оставил свои жалкие попытки сделать хоть что-то. Оставил свое мнимое бунтарство. Оставил все это на кухне, а сам прошел к себе в комнату, на диван.

Свет не включал. На кухне уже возобновились строительные работы, и я накрыл голову подушкой.

Номер Ярослава я так и не сохранил – не думал, что он мне когда-нибудь понадобится. Но в истории звонков он был единственным за день. Единственным за много дней, если точнее.

– У аппарата, – мгновенно ответил Ярослав.

За стенкой раздался удар лаврового молота. На всякий случай я уточнил:

– Ярик, ты?

Молоток стукнул еще раз. Я надеялся, что Лаврентий попадет себе по пальцу, но он, вроде, промахнулся.

– Я, родной.

Все затихло. Может, Лавр листал учебник труда или искал новый гвоздь.

– Насчет встречи – ты серьезно?

Ярослав усмехнулся мне в ухо, а молоток на фоне застучал с неунывающей бодростью.

– Ну да. А ты не поверил, что ли? Да если бы я захотел тебя надуть, я бы поинтереснее чего придумал!

Я промолчал, набираясь сил перед решающим ударом. Сглотнул и сжал кулак. По телу пошла нервозная дрожь.

– Я приеду, – наконец выдохнул я. Вот он, удар под дых. Мне же. От меня.

Ярослав удивлен не был.