София и бабушка заговорщически переглянулись. Переведя дыхание, София сказала:
– Я решила защищать ее. Давай создадим тайный союз защитников Недотроги. Жаль только, что «Недотрога» звучит неаристократично.
Бабушка предложила называть девочку Вероникой, разумеется в кругу членов тайного союза, это имя царицы, прославившейся своими прекрасными волосами, в ее честь даже назвали созвездие.
Пока шли эти чрезвычайно важные переговоры, Недотрога, маленькая и беззащитная, бродила по острову одна-одинешенька. София поспешила вернуться к своей гостье, не рискуя оставлять ее надолго. Бабушка тем временем прилегла в своей комнате и спустя некоторое время услышала, как София, сопя, спешно поднимается по ступенькам. Дверь с грохотом распахнулась, София влетела в комнату, плюхнулась к бабушке на кровать и зашептала:
– С ума сойти! Она не хочет учиться грести, потому что боится залезть в лодку. Говорит – вода холодная. Что будем делать?
Они наспех обсудили эту новость и не пришли ни к какому решению, потом София снова выбежала из комнаты.
Эту комнату пристроили к дому позже, поэтому она была необычной формы. Она лепилась прямо к просмоленной задней стене дома, ставшей теперь одной из стен этой комнаты, на ней по-прежнему висели сеть, болты, веревки и прочие необходимые вещи. Потолок – продолжение крыши – был сильно скошен, а сама пристройка стояла на сваях, потому что как раз на этом месте, между домом и дровяным сараем, где когда-то было болото, гора круто спускалась вниз. Кроме того, рядом росла сосна, поэтому в длину комната была не больше кровати, – иными словами, это был маленький коридорчик, выкрашенный в голубой цвет, с дверью и прибитыми над нею ящиками с одной стороны и непропорционально большим окном с другой. Окно доставало почти до самого потолка, а левый угол его был срезан крышей. На белых спинках кровати красовался голубой с золотом орнамент. В подполе хранились канистры с бензином и смолой, ящики, лопаты, лом, старые садки для рыбы и другое барахло, которое жалко было выбросить. Словом, что и говорить, комната эта была уютным уединенным уголком. Бабушка отвлеклась от мыслей о Веронике и снова погрузилась в свою книгу. Лежа на кровати, она прислушивалась к легкому зюйд-весту, гулявшему вокруг дома и по всему острову, к радио в большой комнате, передававшему прогноз погоды, и следила за солнечным лучом, скользящим по подоконнику.
Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошла София:
– Она плачет, потому что боится муравьев, они ей всюду мерещатся. Стоит на одном месте и вот так смешно задирает ноги – и все время плачет. Что нам с нею делать?
Было решено выбрать наименьшее из двух зол: посадить Веронику в лодку – там по крайней мере нет муравьев. Бабушка снова углубилась в чтение.
В ногах ее кровати висела картина с изображением отшельника, которую она очень любила. На цветной репродукции, вырезанной из книги, была изображена пустыня в сумерках: высохшая земля и небо. А посередине, в открытой палатке, лежал отшельник и читал книгу. Рядом с кроватью стоял ночной столик с керосиновой лампой. Все это: палатка, кровать, столик и круг света от лампы – занимало почти так же мало места, как и сам отшельник. А вдали, едва различимый в сумерках, сидел лев. Софии казалось, что этот лев таит в себе опасность, а бабушка считала, что он, скорее, охраняет отшельника.
Когда дует зюйд-вест, кажется, что дни сменяют друг друга незаметно, круглые сутки только и слышен равномерный, спокойный гул. В такое время папа не разгибаясь сидит за письменным столом. Рыбаки ставят и снимают сети. Каждый на острове занят своим обычным делом, настолько само собой разумеющимся, что о нем не говорят ни для того, чтобы похвалиться, ни в поисках сочувствия, и кажется, что лето тянется бесконечно, все живое только и делает, что растет с отмеренной ему скоростью. Поэтому появление Вероники (назовем ее этим тайным именем) внесло в жизнь острова неожиданные осложнения. Здешним жителям было невдомек, что девочке непривычен сам их размеренный быт, в такт медленному летнему ритму. Больше, чем моря, шума деревьев в ветреную ночь и муравьев, она боялась их самих с их особым укладом жизни.
На третий день София вошла к бабушке в комнату и заявила:
– С меня хватит, надоело. Еле-еле уговорила ее нырнуть.
– Неужели она нырнула? – удивилась бабушка.
– Ну да. Правда, для этого пришлось столкнуть ее в воду.
– A-а. Ну и что дальше?
– Ее волосы плохо переносят соленую воду, – с грустью заметила София. – Они стали такие противные. А она мне нравилась как раз из-за волос.
Бабушка сбросила одеяло и поднялась с кровати. Она взяла свою палку и спросила:
– Где она сейчас?
– На картофельном поле.
Бабушка отправилась через весь остров на картофельное поле. Оно находилось с подветренной стороны, среди скал, чуть выше моря, там с утра до ночи палило солнце. На этом поле, расположенном прямо на песчаном берегу и удобренном фукусом, выращивали скороспелый сорт. Соленая вода то и дело заливала грядки, омывая корни и обнажая мелкие розовые клубни овальной формы. Девочка сидела, прислонившись к камню, наполовину скрытая ветками сосны. Бабушка присела неподалеку и стала лопаткой выкапывать клубни. Так она выкопала с десяток малюсеньких картофелин.
– Видишь, – сказала она Веронике, – посадили одну большую, а выросло много маленьких. А если немного подождать, они бы стали побольше.
Вероника бросила на бабушку быстрый взгляд из-под спутанных волос и снова отвернулась – какое ей дело до картошки и вообще до всего остального?
«Будь она постарше, хоть чуть-чуть, – подумала бабушка, – я сказала бы ей, что понимаю, как ей плохо. Вот так попадешь нежданно-негаданно в спаянный круг, где на правах хозяев все ведут себя так, как они привыкли, как им удобно, как у них заведено, и не дай бог им почувствовать хоть малейшую угрозу сложившемуся порядку. Круг этот станет тогда еще теснее и неколебимее. Жизнь на острове, в которой всем определены свои роли, все имеет свое, и только свое, место, может показаться ужасной человеку со стороны. Она проходит согласно раз и навсегда заведенному ритуалу, на самом деле столь прихотливому и случайному, что можно подумать, будто мир кончается за горизонтом».
Бабушка так глубоко погрузилась в свои мысли, что забыла и о картофеле, и о Веронике. Она смотрела, как на полоску суши накатывали с двух сторон волны, подгоняемые ветром, и, слившись воедино, наступали на берег и снова отходили назад, оставляя после себя только маленькую спокойную лужицу. Вдруг во фьорде появилась рыбацкая лодка, по обе стороны от ее носа пенились большие белые усы.
– Эй! – окликнула бабушка Веронику. – Лодка плывет.
Она оглянулась в поисках девочки, но та совсем скрылась за сосной.
– Эй! – снова окликнула бабушка. – Сюда плывут пираты! Прячемся!
Не без труда бабушка тоже залезла под сосну и прошептала:
– Смотри, вот они. Идут сюда. Давай за мной, нужно перебраться в более безопасное место.
Она стала карабкаться вверх по горе, а за ней, на четвереньках, и Вероника, да так быстро, что только пятки сверкали. Они обогнули небольшую болотистую впадину, заросшую голубикой, и очутились в зарослях ивового кустарника – там было сыро, но куда деваться?
– Ну вот, – сказала бабушка, – теперь мы в относительной безопасности.
Она взглянула на Веронику и поправилась:
– То есть я хотела сказать, что теперь мы в полной безопасности. Здесь им никогда нас не найти.
– Почему ты решила, что это пираты? – шепотом спросила Вероника.
– Потому что они приплыли сюда и нарушают наш покой, – ответила бабушка. – Мы хозяева острова, а все остальные пусть убираются восвояси.
Вскоре рыбачья лодка уплыла. Вот уже полчаса София бродила по острову в поисках бабушки и Вероники, а когда наконец обнаружила их, как ни в чем не бывало собирающих колокольчики, то пришла в ярость.
– Где вы были? – закричала она. – Я вас всюду ищу!
– Мы прятались, – объяснила бабушка.
– Мы прятались, – повторила Вероника, – потому что мы не позволим никому нарушать наш покой. – И она, не сводя глаз с Софии, перебралась поближе к бабушке.
София ничего не сказала, только молча повернулась и убежала.
Остров вдруг показался Софии маленьким и тесным. Куда ни пойдешь, обязательно наткнешься на эту парочку, а когда они наконец скроются из виду, все равно приходится за ними следить, чтобы ненароком опять не встретиться.
Поднимаясь по ступенькам в свою комнату, бабушка почувствовала, как она устала.
– А теперь я хочу почитать, – сказала она Веронике. – Иди поиграй немножко с Софией.
– Нет, – ответила Вероника.
– Тогда поиграй одна.
– Нет, – снова сказала Вероника, и голос ее испуганно задрожал.
Бабушка принесла блокнот и угольный карандаш и положила их на крыльцо:
– Вот, нарисуй картину.