Обезьянья лапка

– Барнс! – крикнул он. – Где вы?

Дрожа от страха, Миггл направился по коридору и, набравшись смелости, принялся одну за другой распахивать двери, с ужасом заглядывая в пустые комнаты. И вдруг впереди послышался звук шагов.

Миггл медленно последовал за ними, боясь, как бы свеча не погасла, и наконец оказался в пустой просторной кухне с отсыревшими стенами и проломанным полом. Только он вошел внутрь, как дверь, ведущая в боковую комнату, затворилась. Он бросился к ней и распахнул. Холодный ветер задул свечу, и он в ужасе замер.

– Барнс! – закричал он опять. – Не бойтесь! Это же я, Миггл!

Ему никто не ответил. Он остановился, вглядываясь в темноту и все время чувствуя, что кто-то стоит около него и наблюдает. Вдруг шаги опять раздались над головой.

Миггл поспешил назад и, пройдя через кухню, стал пробираться по узким коридорам. Теперь он мог лучше видеть в темноте и, оказавшись наконец у подножия лестницы, начал бесшумно подниматься. Он вышел на площадку как раз вовремя, чтобы увидеть, как фигура исчезает за углом стены. Осторожно, стараясь не шуметь, он пошел на звук шагов, пока они не привели его на верхний этаж, и в конце короткого прохода загнал своего преследователя в угол.

– Барнс! – прошептал он. – Барнс!

Что-то зашевелилось в темноте. Маленькое круглое окошко в конце коридора чуть смягчило черноту и высветило смутные очертания неподвижной фигуры. Вместо того чтобы сделать шаг вперед, Миггл застыл, и тогда им вдруг овладел ужас сомнения. Не сводя глаз с фигуры перед собой, он медленно отступил назад и, когда она шагнула к нему, разразился страшным криком:

– Барнс! Ради всего святого, вы ли это?

Отзвуки его голоса сотрясли воздух, но фигура перед ним не обращала на него никакого внимания. На миг он решился набраться мужества и выстоять перед ее приближением, но затем обернулся и с глухим криком бросился бежать.

Коридоры петляли, как лабиринт, и Миггл вслепую пробирался по ним в тщетных поисках лестницы. Если бы он мог спуститься и открыть парадную дверь…

У него перехватило дыхание: опять шаги! Звук тяжелой поступи разносился по пустынным коридорам, вперед и назад, вверх и вниз, как будто кто-то специально искал его. Он застыл от ужаса и, едва они приблизились, нырнул в маленькую комнату и встал за дверью, выжидая, пока они не минуют его. Тогда он вышел и как можно тише поспешил в противоположную сторону, но уже через мгновение шаги снова начали преследовать его. Миггл очутился в длинном коридоре и припустил по нему что было сил. Лестница, как он знал, находилась в конце, и, не обращая внимания на шаги, он кинулся вниз по ступеням. Шаги настигали его, и, не снижая скорости, он уклонился в сторону, чтобы пропустить их вперед.

И вдруг сорвался в бездну.

На другое утро Лестер проснулся и увидел, что комната залита солнечными лучами, а Уайт сидит на полу и с некоторым недоумением рассматривает свой палец, украшенный большим пузырем.

– Где же остальные? – спросил Лестер.

– Вероятно, ушли. Мы, должно быть, уснули.

Лестер встал и, расправив окоченевшие члены, смахнул руками пыль с одежды и вышел в коридор. Уайт последовал за ним. От шума их приближающихся шагов спавший все это время в другой части дома человек привстал, и они увидели лицо Барнса.

– Я, должно быть, заснул? – воскликнул он с удивлением. – Но я не помню, как пришел сюда. Каким образом я сюда попал?

– Хорошее же местечко вы выбрали себе для сна, ничего не скажешь! – отчитал его Лестер, указывая на пролом в перилах. – Посмотрите, еще шаг – и где бы вы тогда были, хотел бы я знать?

Он беспечно подошел к краю и заглянул вниз.

В ответ на его пронзительный крик к нему бросились остальные, и все трое в ужасе замерли при виде распростертого внизу покойника.

Исчезнувший корабль

Одним славным весенним утром в начале прошлого века в Тетби, маленьком порту на восточном побережье, намечался большой праздник. Торговцы оставили свои лавки, а рабочие – свой ежедневный труд, и все хлынули на улицы, вливаясь в поток людей, стекавшихся к пристани.

По своему обыкновению Тетби был тихим и скучным местечком: на одном берегу сгрудилась крошечная кучка жилищ, а утесы другого усеивали домики с красными черепичными крышами.

Теперь же на каменной пристани, заваленной корзинами с рыбой и мотками канатов, замерла в ожидании толпа людей: ведь сегодня самый большой корабль, когда-либо построенный руками жителей Тетби, должен отправиться в свой первый рейс.

Пока они ждали, обсуждая предыдущие корабли Тетби, их создателей, плавание и судьбу, на благородном барке, стоявшем в гавани выше по реке, шевельнулось маленькое белое пятно. Собравшиеся на пристани все больше оживлялись, по мере того как поднимались остальные паруса и новый корабль стал медленно и степенно приближаться. Легкий бриз расправлял паруса и подгонял судно, сидевшее в воде, словно утка. Высокие мачты взмывали в небо, пробиваясь сквозь белые облака из парусины. Корабль прошел метрах в двадцати от пристани, и мужчины возликовали, а женщины подняли на руки детей, чтобы те помахали ему на прощание, ведь весь экипаж, от капитана до юнги, состоял из сыновей Тетби, которые направлялись в далекие южные моря.

Выйдя из бухты, корабль несколько изменил курс и выгнулся, словно живой, под порывом морского ветра. Команда взобралась на такелаж и замахала бескозырками, посылая удаляющемуся Тетби воздушные поцелуи с покрытых сажей ладоней. В ответ им с берега послышались одобрительные грубоватые возгласы мужчин, в шуме которых потонули всхлипы расчувствовавшихся женщин.

Корабль провожали взглядом до тех пор, пока от попыток разглядеть крошечный белый треугольник на горизонте не стало темнеть в глазах. И вот, словно тающая снежинка, судно растворилось в воздухе, а жители Тетби – кто завидуя храбрости моряков, кто благодаря судьбу за то, что оставила их на безопасном тихом берегу, – разбрелись по домам.

Шли месяцы, и спокойная жизнь Тетби текла своим чередом. В порт приходили другие суда, с легкостью разгружались и загружались, затем снова отправлялись в путь. На верфи закладывался киль еще одного корабля, и постепенно пришло время, когда можно было с полным основанием ожидать возвращения «Гордости Тетби», как ее назвали.

Боялись, что судно прибудет ночью – холодной и безрадостной, когда жены и дети будут мирно спать и, даже если их поднять и привести на пристань, ничего не увидят, кроме отражения отличительных огней в воде и смутных очертаний корабля, осторожно крадущегося вверх по реке. Лучше, если он появится днем – сперва у горизонта, за которым когда-то скрылся, затем все больше приближаясь; славный крепкий корабль, пропитавшийся южными морями и южным солнцем. Вот уже видны члены его команды, столпившиеся у бортов и завороженно смотрящие на Тетби. Сыновья, которые так выросли с тех пор.

Но корабль не появлялся. День за днем жители напрасно ждали его возвращения. Наконец стали поговаривать, будто он задержался в рейсе, а позднее – правда, только в кругу тех, у кого не было на борту ни родных, ни близких, – что он исчез.

Еще долго после того, как угасла всякая надежда, жены и матери, как и подобает их роду, смотрели и ждали на безрадостной пристани. Одна за другой они отступали и уходили, забывая о своих умерших и спеша позаботиться о живых. Младенцы выросли в крупных румяных мальчиков и девочек, мальчики и девочки – в парней и девушек, но, увы, ни весточки о сгинувшем корабле, ни слова о потерянной команде. Постепенно, год за годом, исчезнувший корабль стал легендой. Человек, который его построил, постарел и поседел, и время сгладило печали родственников пропавших моряков.

Темной промозглой сентябрьской ночью пожилая женщина сидела у камина и вязала. Огонь был слаб и горел скорее для компании, чем ради тепла, создавая тем самым приятный контраст свистевшему снаружи ветру, который нес на своих крыльях шум волн, разбивавшихся о берег.

– Боже храни тех, кто сейчас в море, – с пылом проговорила старушка, когда дом сотряс порыв ветра сильнее прежнего.

Она положила вязание на колени и всплеснула руками, ведь в тот самый миг входная дверь распахнулась. Лампа вспыхнула, задымилась и тут же погасла. Старушка поднялась с кресла, и дверь захлопнулась.

– Кто здесь? – вскрикнула она.

Она была подслеповата, да и темнота обрушилась неожиданно, но ей показалось, что у двери кто-то стоит, и, схватив щепку с каминной полки, старушка поскорее поднесла ее к огню и заново зажгла лампу.

На пороге показался мужчина средних лет с искаженным бледным лицом, поросшим густой щетиной. Одежда его изорвалась в клочья, волосы топорщились, а светло-серые глаза запали и выглядели устало.

Пожилая женщина взглянула на него, ожидая, что тот заговорит. В конце концов он сделал шаг ей навстречу и произнес:

– Мама!

Громко вскрикнув, она бросилась к нему на шею и прижала к своей увядшей груди, покрывая его лицо поцелуями. Она не могла поверить глазам, ей казалось, что чувства обманывают ее, и она судорожно цеплялась за него руками, упрашивая сказать еще хоть слово, и плакала, и благодарила Бога, и смеялась одновременно.

Затем она опомнилась и, ковыляя, повела его к столу, усадила в старый виндзорский стул, достала из серванта дрожащими от волнения руками еду и питье и поставила перед ним. Он с жадностью набросился на снедь, а старушка молча наблюдала за ним, стоя рядом, чтобы вовремя наполнять его стакан домашним пивом. Несколько раз он хотел заговорить, и тогда она жестом заставляла его помолчать и сперва поесть. От вида его бледного исхудавшего лица у нее наворачивались слезы и стекали по дряблым от старости щекам.

Наконец он отложил вилку и нож, допил эль и, поставив стакан на стол, дал ей понять, что закончил.

– Мальчик мой, – заговорила она надломленным голосом, – я думала, что ты давным-давно пропал вместе с «Гордостью Тетби».

Он покачал головой.

– Капитан, и команда, и славный корабль, – спросила она, – где они?

– Капитан… и команда, – начал сын, делая необъяснимо долгие паузы, – долгая история… эль ударил в голову. Они…

Он вдруг смолк и закрыл глаза.

– Где они? – не унималась мать. – Что случилось?

Он медленно открыл глаза.