Солнце скрылось за низкими серовато-стальными облаками, наползающими со стороны Осло-фьорда под неистовыми порывами южного ветра – явной увертюрой к приближающемуся дождю. Каждый шквал сопровождался неистовым свистом водосточных желобов и оглушительными хлопками маркиз на Киркевейен. Деревья стояли совершенно голые; Осло являл собой сплошную черно-белую картину – как будто кто-то высосал из города все краски. Придерживая полы плаща руками, засунутыми глубоко в карманы, и упрямо пригнув голову, Харри шагал навстречу ветру. Он уже успел отметить, что последняя остававшаяся пуговица где-то потерялась – вероятно, еще накануне вечером или ночью. Причем эта потеря была вовсе не единственной. Собравшись позвонить Анне, чтобы та помогла восстановить картину минувшего вечера, он обнаружил, что исчез также и мобильник. Когда же он наконец додумался перезвонить ей с обычного аппарата, голос в трубке, смутно напомнивший Харри голос кого-то из телеведущих прежних лет, поведал, что вызываемый им абонент в настоящее время недоступен, однако он может оставить свой номер или же сообщение. От последнего он, впрочем, воздержался.
Он относительно быстро пришел в себя и на удивление легко справился с желанием продолжить где-нибудь в «Винмонополе» или у «Шрёдера». Вместо этого он принял душ, оделся и зашагал по Софиес-гате мимо стадиона «Бишлет», миновал Пилестреде, Стенспаркен и вышел на Майорстуа. На ходу он пытался понять, что же такое он пил накануне. Вместо болезненных спазмов желудка – явных признаков употребления «Джима Бима» – все органы чувств, казалось, окутала густая пелена липкого тумана, развеять который, как выяснилось, не могли даже самые резкие порывы свежего ветра.
У отделения Норвежского банка стояли две полицейские машины с включенными синими мигалками. Харри продемонстрировал свое удостоверение одному из одетых в форму патрульных в оцеплении, нырнул под натянутую ленту и направился к входу в банк, где Вебер беседовал с кем-то из своих сотрудников из криминалистической лаборатории.
– А, старший инспектор, добрый вечер, – поздоровался Вебер, делая особое ударение на слове «вечер». При виде синяка, украсившего физиономию Харри, он вскинул бровь: – Что, жена дерется?
Не найдясь сразу, что ответить, Харри щелчком извлек из пачки сигарету:
– Ну и что у нас здесь?
– Парень в маске с винтовкой AG-3.
– Естественно, пташка упорхнула?
– Преспокойно.
– Свидетелей кто-нибудь опросил?
– Ли и Ли в Управлении как раз заняты этим.
– Какие-нибудь детали самого ограбления?
– Налетчик дал женщине-управляющей двадцать пять секунд на то, чтобы открыть банкомат, а сам в это время приставил винтовку к голове одной из служащих.
– И заставил ее говорить вместо себя?
– Угу. А когда ворвался в банк, молол все ту же чушь по-английски.
– This is a robbery, don’t move! – прозвучало у них за спиной в сопровождении короткого отрывистого смешка. – Право, весьма любезно, что ты все же сумел выбраться, Холе. Ох, неужели в ванной поскользнулся?
Харри одной рукой поднес зажигалку к своей сигарете и прикурил, а другой одновременно протянул пачку Иварссону. Тот покачал головой:
– Дурная привычка, Холе.
– Верно, – откликнулся Харри, пряча пачку «кэмела» во внутренний карман. – Никогда не предлагай свои сигареты джентльмену – исходи из того, что он курит собственные. Бенджамин Франклин.
– Правда? – Иварссон старательно делал вид, что не замечает ухмылку Вебера. – Успел поднабраться, а, Холе? Ну теперь-то тебе ясно, что наш грабитель нанес новый удар – в точности как мы и предполагали?
– И откуда ты взял, что это именно он?
– Полагаю, ты видишь, что это точная копия ограбления банка «Нордеа» на Бугстадвейен?
– Разве? – Харри глубоко затянулся. – В чем же сходство?
На мгновение взгляды Иварссона и Харри скрестились. Сверкнул крокодилий оскал.
– Управляющая оказалась расторопной, – вмешался Вебер. – Ухитрилась опорожнить банкомат за двадцать секунд.
– Так что никаких жертв, никаких убийств, – подхватил Иварссон. – Что, разочарован?
– Нет, – ответил Харри, выпуская сигаретный дым из ноздрей.
Порыв ветра тут же развеял его, не оставив и следа. Туман в голове, однако, рассеиваться не собирался.
Услышав, что кто-то вошел, Халворсен отвлекся от «Сильвии».
– Высокооктановый эспрессо, пронто, – буркнул Харри, плюхаясь в кресло.
– С добрым утром, босс, – откликнулся Халворсен. – Паршиво выглядишь.
Харри уткнулся лицом в ладони:
– Ни черта не помню, что было вчера вечером. Не знаю, что именно я пил, но клянусь, никогда больше этой дряни в рот не возьму.
Посмотрев на коллегу в щелку между пальцами, он увидел, что тот всерьез озабочен – лоб прочертила глубокая морщина.
– Да расслабься ты, Халворсен, это всего лишь несчастный случай. Сейчас я трезв как стеклышко.
– Так что все же случилось?
– Судя по содержимому желудка, я пообедал со старым приятелем. Несколько раз звонил, чтобы получить подтверждение, но она не отзывается.
– Она?
– Да. Она.
– Может, жестокие полицейские игры? – осторожно поинтересовался Халворсен.
– Займись-ка лучше кофе, – хмуро посоветовал Харри. – Просто старая пассия. Все было абсолютно невинно.
– Откуда ты знаешь, ведь ты же ничего не помнишь?
Харри пощупал небритый подбородок. Вспомнилось, как некогда Анна говорила, что умела лишь служить катализатором тех пристрастий, которые уже имеются. Не очень-то это успокаивало. В памяти понемногу начали всплывать отдельные детали. Черное платье. На Анне было черное платье. Он лежит на лестнице. Какая-то женщина помогает ему подняться. У нее лишь половина лица. Как на одном из портретов Анны.
– У меня часто бывают провалы в памяти, – сказал Харри. – Это еще не худший вариант.
– А с глазом что?
– Наверняка стукнулся о кухонную полку, когда вернулся домой, или что-то в этом роде.
– Не хотелось бы тебя расстраивать, Харри, но это выглядит посерьезнее, чем какая-то кухонная полка.
– А что, – сказал Харри, обеими руками принимая чашку кофе, – разве я выгляжу расстроенным? В пьяном виде я дерусь только с теми, кто мне и по трезвяку не нравится.
– Кстати, Мёллер просил тебе передать, что, похоже, все образуется, вот только не сказал, что именно.
Харри сделал глоток эспрессо, несколько мгновений подержал кофе во рту и лишь затем проглотил.