Жажда

Катрина криво улыбнулась:

– Так или иначе, хорошо, что ты вернулся, Харри.

Лучший, а может быть, и худший, но несомненно овеянный мифами следователь по расследованию убийств полиции Осло умудрился поклониться из своего полулежачего положения:

– Спасибо, шеф.

– Ты говорил серьезно, – сказала Катрина, когда они с Харри ехали в лифте.

– Ты о чем?

– Ты назвал меня шефом.

– Конечно, – ответил Харри.

Они вышли в гараже, и Катрина нажала кнопку на ключах от машины. Где-то в темноте мелькнул огонек и раздался писк. Именно Харри убедил ее в необходимости пользоваться служебной машиной, которая автоматически предоставлялась в ее распоряжение при расследовании убийств, подобных этому. Убедил и в том, что она должна отвезти его домой, а по дороге – в ресторан «Шрёдер».

– Что случилось с твоим таксистом? – спросила Катрина.

– Эйстейном? Уволен.

– Тобой?

– Нет, ни в коем случае. Владельцем такси. Был один случай.

Катрина кивнула, вспомнив Эйстейна Эйкеланна, длинноволосого скелета с зубами как у торчка и голосом как у любителя виски, который выглядел лет на семьдесят, но на самом деле был другом детства Харри. Одним из двух, по словам Харри. Второго звали Треской, и он был, если такое вообще возможно, еще более экстравагантным типом: тучным неприятным офисным служащим, который в ночное время суток преображался в мистера Хайда и играл в покер.

– А что случилось? – спросила Катрина.

– Мм… Ты хочешь знать?

– Да ладно тебе, рассказывай.

– Эйстейн не выносит свирель.

– Да ты что, а кто выносит?

– В общем, он отправился в длительную поездку в Тронхейм с одним человеком, который может путешествовать только на такси, поскольку испытывает страх перед самолетами и поездами. Кроме того, у парня проблемы с контролем гнева, и он всегда возит с собой диск с записями старых поп-хитов, которые исполняются на свирели. Он должен слушать этот диск, когда делает дыхательные упражнения для того, чтобы не слететь с катушек. И вот однажды посреди ночи, где-то на Доврском плоскогорье, когда свирельная версия «Careless Whisper» пошла на седьмой круг, Эйстейн выхватывает диск из проигрывателя, открывает окно и вышвыривает диск. Начинается рукопашная.

– Рукопашная – хорошее слово. А песня и в исполнении Джорджа Майкла не очень.

– В итоге Эйстейн вытолкал парня из машины.

– На ходу?

– Нет. Но в самом пустынном месте Доврского плоскогорья, посреди ночи, в двадцати километрах от ближайшего жилья. В свою защиту Эйстейн говорит, что дело было в июле, что прогноз обещал погоду без осадков и что вряд ли у парня мог быть вдобавок ко всему остальному страх ходьбы.

Катрина рассмеялась:

– И теперь он безработный? Тебе бы следовало нанять его личным водителем.

– Я пытаюсь найти ему работу, но Эйстейн, по его собственным словам, создан для того, чтобы быть безработным.

Ресторан «Шрёдер», несмотря на название, был скорее баром, чем рестораном. Обычные послеобеденные клиенты уже находились на своих местах и благосклонно кивали Харри, не выражая ничего вербально.

Официантка же, напротив, засияла так, словно увидела вернувшегося блудного сына, и подала ему кофе, который определенно не был причиной того, что иностранные туристы в последнее время стали считать Осло одним из городов, где подают лучший в мире кофе.

– Жалко, что у вас с Бьёрном не срослось, – сказал Харри.

– Да.

Катрина не знала, хочет ли он, чтобы она углубилась в эту тему. И хочется ли ей самой углубляться. Поэтому она просто пожала плечами.

– Ну что же… – произнес Харри, поднося кофейную чашку ко рту. – Как живется вновь одинокой?

– Интересуешься жизнью одиноких?

Он засмеялся. И ей внезапно стало ясно, что она скучала по этому смеху. Скучала по возможности вызывать этот смех, потому что он всегда звучал как награда.

– Одинокая жизнь хороша, – сказала Катрина. – Я встречаюсь с мужчинами.

Она посмотрела на него в ожидании реакции. Надеялась ли она на реакцию?

– В таком случае надеюсь, что Бьёрн тоже встречается с женщинами. Так лучше для него.

Катрина кивнула. Но на самом деле она об этом не думала. И тут, как ироничное отступление, прозвучал веселый звоночек «Тиндера», и Катрина заметила, как женщина, одетая в отчаянно красное, поспешила к выходу.

– Почему ты вернулся, Харри? Последнее, что ты мне сказал, – ты никогда больше не будешь работать над убийствами.

Харри покрутил в руках чашку:

– Бельман пригрозил выгнать Олега из Полицейской академии.

Катрина покачала головой:

– Бельман действительно самый большой козел на двух ногах со времен императора Нерона. Он хочет, чтобы я соврала журналистам и сказала им, что это дело раскрыть почти невозможно. Хочет выставить себя в более выгодном свете, когда мы его раскроем.

Харри посмотрел на часы:

– Что ж, может, Бельман и прав. Убийца, кусающий железными зубами и выпивающий из жертвы пол-литра крови, – тут уж речь идет больше о самом убийстве, чем о жертве. И тогда дело автоматически усложняется.

Катрина кивнула. На улице светило солнце, и все же ей показалось, что она услышала отдаленные раскаты грома.

– Фотография трупа Элисы Хермансен на месте убийства, – произнес Харри. – Она вызвала у тебя какие-нибудь ассоциации?

– Укусы на шее? Нет.

– Я говорю не о деталях, я говорю… – Харри обернулся и посмотрел в окно, – о целостной картине. Иногда слушаешь музыку, которую никогда раньше не слышал, в исполнении неизвестной тебе группы – и все равно понимаешь, кто написал песню. Потому что в этом есть нечто. Нечто, чему сложно дать определение.