Воришка Мартин

Собственно, гальки было не так уж и много. Сторона треугольной площадки, уместившейся в тени расщелины, не превышала человеческого роста. Обкатанные камушки лежали вплотную друг к другу, белые и твердые.

Взгляд с трудом оторвался от гальки и скользнул по воде, почти гладкой по сравнению с открытым морем. Впереди виднелась отколотая часть скалы, такая же серая, как стены рядом, скользкая от пены и ракушек. Волны натыкались на препятствие и били по краям расщелины, оставляя в промежутке несколько ярдов спокойной зеленоватой воды. Дальше, за одиноким рифом, неслись дымящиеся контуры набегавших валов, озаренных бледным солнечным светом.

Усталые веки упали, во тьме тут же вновь замелькали бессвязные образы, но неповоротливый разум, пропуская их мимо, сосредоточился на единственной мысли. Крошечный огонек, чудом не задутый мощным дыханием Атлантики, теплился где-то глубоко внутри. Жалкая искорка, не более, но ее надо сберечь. Тело скорчилось, защищая и баюкая последний источник жизни. Фразы и образы продолжали возникать перед закрытыми веками.

Сверху донесся протяжный крик морской птицы. Сознание отвлеклось от искры, мерцавшей во тьме, глаза открылись. На сей раз удалось увидеть все целиком: стены темной расщелины справа и слева, светлую полосу между ними, радужные фонтаны брызг впереди и мощную поступь океанских волн в туманной дымке, пронизанной солнцем.

Он повернул голову и бросил взгляд на стену, уходящую в небо. Там, где кончались водоросли и ракушки, каменная поверхность была ровнее. Сверху в расщелину проникал дневной свет, в узком проеме угадывались контуры облака. Мелькнуло крыло чайки, снова донесся резкий крик. Смотреть вверх было больно, и он перевел взгляд на колени: два бугра, укрытые толстой тканью плаща. Пуговица… Рот закрылся, опять раскрылся, оттуда полились хриплые неразборчивые звуки, и потребовалось усилие, чтобы как-то их упорядочить.

– Знаю, знаю, тебя пришил Натаниэль, я сам его попросил. Сказал, это предлог, чтобы дать ему передохнуть.

Веки устало опустились, пальцы неловко ощупывали знакомый твердый кружок.

– Носил этот плащ еще матросом… До Натаниэля пуговицы пришивал Задира.

Голова склонилась на колени.

«Первая вахта! Первой вахте построиться!»

Череду картинок перебил сонный храп. Приступы дрожи стали слабее, но руки все равно соскользнули с коленей и упали на гальку. Голова тряслась, ноги разъехались, камни больно давили на икры. Образы в сознании совсем перепутались, ощущение собственной личности стало теряться. Еще немного, и едва тлеющая искра окончательно угаснет… Пробившись сквозь мелькающий калейдоскоп, он приподнял веки и выглянул наружу.

Белые камушки перекатывались в набегавшей воде. Впереди виднелась скала-спасительница, вся в пене и фонтанах брызг – она принимала на себя удары океанских валов. Там стоял ясный полдень, а здесь, в мрачной каменной щели, отовсюду сочилась вода и стояла душная сырая вонь, как в портовом сортире.

Язык снова шевельнулся, изо рта вырвался хрип. В голове пронеслось: «Что за проклятое место?», но оскорблять непонятное убежище казалось рискованным, и гортань выдавила:

– Где я, черт побери?

Одинокая скала, вершина подводного хребта, единственный зуб в окаменевшей челюсти древнего затонувшего мира, пронзивший непостижимую толщу океана. Сколько отсюда миль до ближайшей суши? В душе вспыхнул страх – не судорожная паника первых минут за бортом, а глубокий мертвенный ужас. Онемевшие пальцы вцепились в скалу, тело рванулось, припав к стене, покрытой бурыми пучками морской травы и комками слизи.

Думай, кретин несчастный, думай!

Туманная водная ширь совсем рядом, волны набегают на скалу, галька шуршит, колеблемая прибывающей водой.

Думай же!

Приступы дрожи сотрясали скорчившееся тело, глаза не отрывались от моря. Валы разбивались снаружи, но по эту сторону скалы укрощенная вода была безопасна. Он медленно опустился на гальку и снова втиснулся в угол расщелины. Искра еще теплилась, и сердце не давало ей угаснуть. Открытые глаза по-прежнему смотрели вперед, но уже ничего не видели. Слово ускользало. Как же он назывался? Островок на карте, крошечный одинокий риф посреди Северной Атлантики, вдали от всех берегов. Над ним еще шутили – когда оставалось время шутить. Карта возникла в сознании, но смутно. Штурман и капитан склонились над столом и ухмыляются, а он сам, тогда еще помощник штурмана, стоит в ожидании команды. Смех капитана, слова, произнесенные с четким дартмутским выговором: «Название почти в точку»[1 - Имеется в виду остров Рокол (Rockall) примерно в 200 милях к западу от Гебридских островов, прозванный Fuckall, от англ. жарг. «fuck all» «совсем ничего». – Примеч. пер.].

Да, вот так, почти в точку, не важно, как именно. Корчиться в этой «почти точке», неизвестно где, в сотнях миль от Гебрид? Искра, мерцающая в щели нелепого заброшенного рифа… Лицо исказилось от ярости.

Лучше бы я остался там!

Обмякшее тело сползло на камни, голова без сил упала на грудь, снова раздался храп. Однако глубоко внутри сознание продолжало метаться посреди картинок, воспоминаний и вспыхивающих фраз, словно зверь за прутьями клетки. Отбрасывая назойливые подробности женских тел, не обращая внимания на боль и приступы дрожи, оно старательно подбирало обрывки слов в поисках нужной мысли. Нашло, отделив от бессмысленного мусора, подняло на поверхность и заставило тело придать ей осязаемость и четкость.

– У меня есть разум.

Темный провал, снова храп… наконец, далекая правая рука, подчинившись команде, зашарила по плащу, нашла карман, пролезла внутрь. Пальцы нащупали моток веревки, складной нож… Веки, затрепетав, приоткрылись – в рамке надбровных дуг вспыхнула зеленью поверхность моря. Глаза бессмысленно вытаращились, тело резко дернулось. Искра внутри вспыхнула ярким пламенем, тело сжалось и перекатилось на колени, рука вылетела из кармана и вцепилась в скользкую стену.

Новая волна перехлестнула скалу, в мощном потоке мелькали бурые плети водорослей. Зеленоватая гладь вскипела, разрывая полосу прибрежной пены, и с шипением швырнула к ногам пригоршню гальки. Пена схлынула, камушки застучали, как зубы. Волны шли одна за другой, поглощая с каждым разом больше гальки и отвоевывая территорию пядь за пядью. Скала являла лишь слабое подобие защиты, почти не сдерживая неумолимого наступления дымящихся валов. Он вздрогнул и обернулся. Темная зловонная щель в каменной стене с промокшими пучками водорослей, безмозглыми ракушками и слизью становилась сушей лишь дважды в сутки. Прочная и надежная с виду, каменная расщелина была ловушкой, столь же враждебной любой дышащей воздухом жизни, как океанская зыбь и морская вода в милю глубиной.

Крик чайки прозвучал эхом его собственного. Он прижался лбом к скале, пережидая, пока успокоится сердце. Ноги окатило пеной. От галечного пляжа уже почти ничего не осталось, а первые камни, которых коснулось выброшенное на берег тело, едва проглядывали желто-зелеными пятнами под целым футом бурлящей воды.

– Наверх!

Руки нащупали точки опоры: их оказалось немало, но распухшие пальцы с трудом цеплялись за мокрые выступы скалы. Он на несколько мгновений прислонился к стене, собираясь с силами, потом поднял правую ногу и вставил в глубокую выемку с выступающей кромкой, вроде пепельницы. Кромка была не очень острая и совсем не чувствовалась. Оторвав лоб от заросшей водорослями каменной поверхности, он подтянулся, выпрямляя ногу. Другая повисла в воздухе, качнулась, ударилась о стену, но и ее удалось пристроить на подходящий выступ. Тело прижалось к скале, раскинув руки, всего в нескольких дюймах над галькой. Глаза вглядывались в темную щель, пропитанную мерно сочащейся влагой, словно завидуя этой тайной умиротворенности. Время уходило капля за каплей. Поле зрения распадалось – две картинки, дрожа, разъезжались в стороны.

Снова зашуршала галька: волна лизнула каменную стену. Он опустил голову и посмотрел вниз, поверх спасательного пояса, через распахнутые полы плаща, на мокрые обкатанные камушки в самом углу расщелины. Взгляд наткнулся на белые гетры – там ноги.

И зачем только я сапоги скинул…

Он осторожно шевельнул левой ступней и напряг колено, перенося на нее вес. Ноги вели себя странно: они ничего не чувствовали, пока не наступали на что-нибудь острое, и становились частью тела, лишь ощущая боль или попадая в поле зрения.

Волна дотянулась до расщелины, шлепком ударила в стену и окатила лицо. Он издал какой-то звук и только теперь понял, в каком плачевном состоянии находится плоть, доставшаяся ему во владение. Звуки клокотали в глотке и оставались там, открытый рот не помогал им выйти наружу. Отвисшая нижняя челюсть упиралась в жесткий воротник плаща. Бульканье усилилось, зубы, повинуясь команде, со щелчком сомкнулись, из окоченевших губ вырвались слова:

– Как мертвец…

Еще одна волна обдала лицо брызгами. Он с трудом взбирался по бугристой каменной поверхности, пока на скале не осталось ничего живого – ни блюдечек, ни мидий, одни крошечные ракушки и зеленые водоросли. Ветер напирал сзади, вдавливая тело в расщелину, море угрожающе бормотало.

Щель становилась все у?же. Неожиданно голова оказалась в отверстии, которое едва позволяло протиснуться. Он уперся расставленными локтями и взглянул вверх. Дальше стены вновь расходились, образуя воронку, поверхность которой, хоть и неровная, не позволяла удержаться за счет одного трения. Каменный склон уходил вверх наподобие ската крыши, расстояние до вершины составляло примерно два человеческих роста. Глаза медленно задвигались, выискивая точки опоры для рук, и не нашли ни одной. Правда, на полпути к вершине виднелась впадина, но слишком мелкая. Онемевшие распухшие пальцы едва ли зацепились бы за сглаженный край.

Снизу донесся глухой удар. Мощная волна ударила в угол, разбилась и отхлынула. На мгновение смутно показались светлые очертания гальки и сразу исчезли в зеленоватом потоке. Между телом и скалой взметнулся фонтан брызг. Руки и ноги опять задвигались, тело с трудом протиснулось сквозь дыру, высунувшись до пояса, и привалилось к наклонной стене воронки. Ноги уперлись в те места, где прежде были локти. Колени медленно выпрямились, дыхание тяжело вырывалось из груди. Правая рука вытянулась вперед, пальцы сомкнулись на гладком краю углубления, ухватились покрепче. Нога оставила опору, колено поползло вверх… теперь другая нога…

Он повис на наклонной стене, удерживаемый одной рукой и трением. До вершины оставалось совсем немного, но слабые пальцы дрогнули и разжались, и тело вновь сползло к отверстию, ведущему вниз, в расщелину. Камень перед глазами расплывался, вытянутые руки остались где-то наверху.

Внизу шумело море, отвоевывая шаг за шагом. Удары волн следовали один за другим. Прямо перед глазами о стены воронки разбивались тяжелые брызги и стекали вниз. Вода уже окатывала ноги. Голова приподнялась, оторвавшись от скалы. Оскал напрягся, борясь с онемевшими мышцами лица.

– Как блюдечко.

Тело прилепилось к каменной поверхности и застыло неподвижно. От гальки внизу остались лишь неясные контуры в коловращении морской пены. Потом и галька, и скала исчезли, а следующая волна окатила с головы до ног. Он стряхнул брызги с лица и вгляделся в отверстие воронки, словно мог увидеть что-то, кроме воды.

Блюдечко!

Он решительно спустил ноги в дыру, нащупал опору и стал протискиваться вниз, застывая и прижимаясь к скале при каждом ударе волн, а потом переводя дыхание и отплевываясь. Холода от воды больше не чувствовалось, но била она с каждым разом все сильнее, все упорнее тянула вниз. Сорвавшись, он пролетел последние несколько дюймов: волна подхватила его, грубо отбросила в угол расщелины, поволокла за собой. Увязая в рыхлой гальке и шатаясь, он поднялся на ноги по колено в воде и тут же упал на четвереньки, погребенный под зеленоватой массой, которая ударила в скалу, взметнув фонтаны брызг. Вода пыталась опрокинуть его, но руки держались крепко. Он достал складной нож и раскрыл его, потом наклонился – перед глазами расплылись очертания камней и водорослей, море шумело в ушах поющей нотой. Наконец он выпрямился; нож снова болтался у пояса, а в руках оказались два морских блюдечка. Волна снова сбила с ног и поволокла, перевернув вверх ногами. Он едва успел схватиться за скалу, выжидая и переводя дух. Еще толчок – теперь пришлось цепляться, чтобы лезть медленно, сохраняя контроль над телом. После каждой волны он изо всех сил прижимался к каменной стене, стараясь не двигаться, не дать унести себя в море. Атаки воды постепенно утрачивали свинцовую тяжесть, но становились все изощреннее и злее. Волны рвали одежду, били между ног, задирали полы плаща, сбивая их к поясу. Стоило взглянуть вниз, как волна наносила удар в лицо или живот, выталкивая тело вверх по тесной расщелине.

Протиснувшись в отверстие, он дождался, пока вода схлынет, и жадно вдохнул соленый, пропитанный влагой воздух. К носу прилипла прядь волос, раздваиваясь перед глазами. Очередная волна поднялась в дыру и обрушилась мощным водопадом, но тело осталось на месте, заклиненное в самой узкой части воронки. Преодолевая дрожь, он распластался на склоне и стал выпрямлять ноги. Лицо терлось о камень, потоки воды окатывали спину. Он вытащил из кармана блюдечко, прижал к скале, и, как только схлынула следующая волна, стукнул по раковине рукояткой ножа. Блюдечко слегка накренилось и плотно присосалось к новому месту. Человек и раковина вместе висели на скале, сопротивляясь напору воды.

Ноги напряглись, тело застыло неподвижно. Правая рука протянулась вверх и нащупала ту самую выбоину со сглаженными краями, за которую в прошлый раз не удалось удержаться. Затем рука опустилась, пошарила в кармане, залитом водой, и двинулась в обратный путь с зажатым в кулаке вторым блюдечком. Глаза бесстрастно смотрели в упор на каменную стену, вся жизнь, что еще теплилась в теле, сосредоточилась в медленно ползущей руке. Отыскав углубление, рука прижала раковину, тело вытянулось вперед на несколько дюймов и вновь застыло, пережидая волну. Вот рука снова опустилась, вернулась с ножом, слепо потыкала в скалу, нащупала онемевшими пальцами блюдечко, ударила по раковине рукояткой.

Задрав голову и вжимаясь в скалу под ударами волн, он внимательно смотрел на блюдечко. Нож выпал из руки, звякнул о камень и повис на поясе. Рука нашла колпачок резиновой трубки, открутила его. Воздух с шипением вышел, тело плотнее прижалось к скале. Голова склонилась набок, движение прекратилось. Дыхание оставляло на влажной каменной стене мутные разводы, то и дело смываемые очередным водопадом. Нож болтался внизу, со стуком ударяясь о скалу.

Голова шевельнулась, взгляд снова устремился вверх. Рука крепко сжала раковину морского блюдечка, правая нога дрогнула и поползла, ища опоры. Наконец колено наткнулось на первую раковину – ту, что была внизу. Рука разжала хватку, опустилась к ноге и подтянула ее. Оскал, притаившийся за безжизненным лицом, ощутил боль в колене – это означало, что оно держится. Зубы сжались, тело задвигалось, изогнулось. Рука вновь вцепилась в верхнее блюдечко. Левая нога двинулась к правой, оттолкнула ее в сторону, оперлась краем ступни на раковину и стала медленно выпрямляться. Еще одна волна накатила на скалу и обрушилась.

Тело лежало на крутом каменном склоне, опираясь одной ногой на раковину, но держалось в основном за счет трения. Блюдечко, в которое вцепилась рука, было прямо перед глазами. Другая рука шарила над головой, ища новую опору, тело отчаянно тянулось вверх. Выше, еще выше – и вот наконец пальцы нащупали острую кромку. Правая рука поползла следом, ухватилась. Он подтянулся, отталкиваясь обеими ногами. За кромкой скалы виднелся провал, проблески моря, нагромождения камней, покрытые чем-то белым. Он перевалился через край и рухнул ничком.

3

Он лежал в скалистой впадине, перед глазами поднималась выветренная стена, длинная полоса воды уходила вдаль. Тело пряталось где-то позади, в совсем другом месте, не имевшем ничего общего с этой картинкой, – ноги разбросаны по разным мирам, шея неестественно вывернута, скрюченная правая рука придавлена к земле. Костяшки пальцев больно, но терпимо впивались в бок – не стоило прикладывать титанические усилия и сдвигаться с места. Другая рука вытянулась вдоль впадины, наполовину под водой. Правый глаз почти касался воды, так что веко, моргнув, задело ее ресницей, ощутив сопротивление. К тому времени, как взгляд стал осмысленным, водяная пленка успокоилась, хотя щека и уголок рта, остававшиеся под водой, заставляли ее слегка вздрагивать. Левый глаз смотрел вдоль длинной лужи странного грязно-белого оттенка, слишком светлого для простого отражения пасмурного дневного неба. В углу рта неприятно покалывало. Время от времени на воде появлялись крапинки, от которых расходились едва заметные переплетающиеся круги. Блестящее водное зеркало ограничивалась сверху темной аркой глазницы, а снизу – бледно-розовой кожей носа.

В мозгу вяло зашевелились мысли.