Исповедь маски

«У нас вошло в дурную привычку считать, что за самый крохотный кусочек блаженства непременно придется расплачиваться, причем дорогой ценой»Наверное, это самый известный роман Мисимы Юкио. Ну, или почти самый известный (профиль писателя на сайте склонен со мной не соглашаться). И, скорее всего, самый личный. Автор даже свое имя персонажу пожертвовал для пущей убедительности (а Мисима Юкио – его псевдоним). По прочтении «Исповеди маски» хочется посочувствовать писателю: описываемое тут не то чтобы далеко от нормы – оно опасно, от такого можно и себя покалечить, и ближних… так что остается верить, что Мисима нафантазировал всякую жесть, а в реальности был немножко адекватнее.

Главная тема «Исповеди маски» – страсть к самообману. Причины у подобной тяги могут быть самые разные: это и страх быть отверженным семьей и обществом, и бессознательное отторжение болезненности, нежелание решать психологические проблемы, неспособность настоять на своем и стать тем, кем хочется. Вместо того чтобы разобраться в своих переживаниях, отсеять лишнее и оставить нужное и полезное, несчастный Кими/Кимитакэ пытается убежать от себя. Этим «Исповедь…» схожа с романом Альберто Моравиа «Конформист»: там тоже герой одержим мыслью обрести «нормальность»… хотя бы в собственных глазах.Кими – слабый юноша, физически плохо развитый, из благополучной (но не очень) семьи. Он учится с мальчиками, присматривается к ним и все более убеждается в своей непохожести на них. А потом обнаруживает в себе гомосексуальное влечение. Пока не понимая, насколько это… эм… «неправильно», он любуется своим одноклассником Оми, мечтает увидеть его обнаженным и потрогать. Он с упоением размышляет, что его влечет исключительно к туповым, физически сильным юношам. С возрастом он понимает, что влечение к своему полу «ненормально» и мучается уже не неудовлетворенными желаниями, а потребностью стать наконец обычным, «настоящим мужчиной».У главного героя есть причины для беспокойства. Гомосексуальность, как бы к ней ни относились в Японии того времени, – это одна из сексуальных норм. Она не вызывает отклонений в мышлении и не ухудшает жизнь человека. У героя иная проблема – склонность к садизму. Мечтай он просто о романтике и сексе с мужчинами, я бы и слова против этого не сказала. Но в его сексуальных мечтах обязательно присутствует насилие. И не в мягком формате БДСМ. Он хочет проткнуть ножом потенциального партнера. Его возбуждают мысли о каннибализме (так, в одной из фантазий он воображает мужчину в качестве блюда и пробует его на вкус в прямом смысле этого слова). Навязчивость садистских фантазий навевает мысль, что герою было бы недостаточно просто смириться со своей гомосексуальностью, ему бы пришлось пойти еще дальше – стать чьим-то мучителем.Из-за этого возникает странная двойственность: так, Кими бежит от самого себя, не признает свою естественность и оттого не может быть счастлив (что плохо); но его обуревают садистские страсти, и, дай он им волю, кто знает, чем бы все закончилось (и поэтому самообман и «нормальность» – это хорошо). Т.е. ты, читатель, хочешь закричать персонажу: «Да сколько можно обманывать себя? Смирись уже со своей гомосексуальностью и перестань мучиться!». И в то же время понимаешь, что Кими лучше не принимать себя, ведь попутно развившийся садизм, в отличие от гомосексуальности, – серьезное отклонение.«Ошибаются те, кто считает мечты игрой интеллекта. Нет, мечты – нечто противоположное, это – бегство от разума»Наблюдать за попытками героя обрести «нормальность» почти физически больно. Ну больно же смотреть на то, как человек пытается себя поломать, а потом расстраивается, обнаружив, сколько усилий было потрачено – и напрасно! Отношения его с Санако, сестрой его приятеля, напоминают издевательство. Это нечто неловкое, обман влюбленной девушки – и жалкие потуги полюбить ее по-мужски, эротически, способные вызвать лишь «испанский» стыд. От этого хочется отстраниться, настолько это беспомощно, настолько жалко обоих в описываемых обстоятельствах.

Финал романа напоминает, что изменить свою суть нельзя никакими способами. Как себя ни заставляй, как ни вбивай себе в голову «правильные» мысли – а волк все равно в лес посмотрит, а то и убежит. Это и утешительное, и печальное заключение. Бог с ними, с сексуальной ориентацией и личным счастьем. Но по этой логике нельзя выкорчевать и то, что может повредить – тебе и другим людям. Как ни убеждай себя садист, что садизм – это плохо, а все туда же. Это и оставляет, по окончании книги, неприятное послевкусие. Герой Мисимы не выбирал, каким ему быть. И Мисима оставляет своего двойника без возможности – и права – на человеческое счастье.

Каждый раз, слыша слова "автобиографическая литература", я помимо воли представляю себе этакую стареющую диву из театра, которая затянутой в перчатку рукой поправляет напудренные волосы и, складывая не по возрасту ярко накрашенные губы циничной гусиной жопкой, манерно тянет: "Мемуа-ары, ду-ушечка, я написа-ала мемуа-ары". И с высоты своего неприлично богатого опыта она непременно расскажет обо всех великих, которые ее окружали, даст какой-то загадочный срез эпохи, который тут же откроет всем глаза и, конечно же, научит подрастающее поколение жить. Даже если изначальные условия задачи совсем иные, у авторов мемуаров будто бы совершенно непреодолимо искушение приукрасить события, преувеличить свою роль в истории, впихнуть свою персону туда, где ей даже не пахло, попутно вознеся до небес и свою тусовку, и исторический период, то захлебываясь в пафосе, то будто нарочито отстраняясь.
Да простят меня любители жанра, но еще с университетских времен в памяти моей надежно зафиксировались два типа мемуаров: "как я блистал" и "я и мой концлагерь". Лишь со временем к нему прибавился третий под названием "моя корявая жопа". Собственно, на этом месте я вспомнил, что у прекрасной Нотомб люблю в первую очередь как раз такие автобиографические произведения, и немного порылся в памяти. Да, вот оно, когда автор не пытается выжимать из себя полироль и луковый сок вперемешку с якобы значимыми пейзажами десятилетия, может получиться что-то весьма годное.Может быть, кому-то и впрямь интересно почитать про жизнь актрисы или политика из первых рук, так скажем, или про жизнь в каком-то городе в какой-то период, или про эмигрантскую субкультуру в Париже, но большинству, думается мне, хочется залезть куда глубже. И чем читать о том, как министры поклонялись надменной примадонне, мне тоже интереснее наблюдать, как Мисима ковыряется в своих нарывах души. Примадонна - она там, в Париже сто лет назад, а внутренние демоны есть у всех и всегда. И они одинаковые. У всех всегда одинаковые, особенно, если речь идет о подростках, каковым был автор в 30-40-х. Декаданс, ощущение прекрасной непохожести на толпу и одновременно греховной инаковости всем нормальным людям, влечение к смерти, жажда свершений, свободы и секса. У кого-то больше, у кого-то меньше, у кого-то проходит, у кого-то не до конца, а у кого-то, как у Мисимы, приобретает такую форму, что впору ставить диагнозы. Сам он говорил, что пишет книги, потому что это хоть как-то спасает, а иначе всё прорвётся наружу и здравствуй, смертный приговор.
Невероятный человек. Он же сделал со своей душой больше, чем хотел - с чужими телами. Беспощадное препарирование, вскрытие, пусть кровь и гной хлещут фонтанами, пусть читатель сидит, шокированный - всё наружу, пока внутри ничего не останется. Для конца 40х это было, конечно, смело. Не думаю, что даже сейчас многие смогли бы столь же откровенно раскрыть душу. Но вот же удивительное дело: писать о таком сложно, а читать - необходимо, чужие слова будто и тебя самого выскребают изнутри, освобождая от всех невысказанных мыслей и комплексов. Полная отстраненность от окружающей жизни, неприкаянность, нахождение вне системы, ощущение, будто ты давно уже мертв - у всего этого множество причин, каждый найдет свою, это не проблема. Гораздо сложнее найти выход, даже если он нужен. А если нет?

Сейчас в качестве разминки я опубликую здесь инструкцию по самоубийству для несовершеннолетних, а потом мы уже перейдем к более интересным вещам. Итак, Young person's guide to suicide!1. Стать великим писателем
2. Стать бодибилдером
3. Основать военно-патриотический кружок
4. Прийти с визитом на военную базу
5. Взять в заложники командование и толкнуть солдатам речь
6. Вскрыть себе живот в соответствии с древним японским ритуалом
7. Соратник должен отрубить голову мечомНу а теперь - пропаганда гомосексуализма! Собственно, открываешь книгу - и она уже тут как тут. Депутаты из Санкт-Петербурга пришли бы в ужас от откровений лирического героя Мисимы, Елена Мизулина нашла бы тут далеко тянущиеся нити сексуального заговора (даже Святой Себастьян, можете себе представить?), ну а что в такой ситуации делать человеку разумному? Ответ простой и незамысловатый - погружаться в болезненную эстетику Мисимы и постигать отклонение изнутри. Человек начинается с эмпатии, и "Исповедь маски" дает уникальную возможность проникнуть в переживания личности, мучительно осознающей свое отличие от других и не имеющей возможности что-либо с этим сделать. В главном герое есть много неприятного и помимо его амурных пристрастий, но тем не менее это живой человек, а не карикатура. А живой человек есть тайна, которую можно разгадывать всю жизнь, так и Достоевский говорил. Впрочем, депутаты и Достоевского-то не читали, поди, не то что уж Мисиму. Да и переводчик им не по нраву, зуб даю. Спешите урвать в ближайшем книжном, пока в какой-нибудь реестр очередной не внесли, на пару с "Лолитой" и "Ста годами одиночества".

"Если мимо на большой скорости проносился автомобиль, я мысленно кричал вслед: "Почему ты меня не сбил?!"Если хотите основательно погрузиться в бездну отчаяния, атмосферу безысходности, недовольства собой и увлечься темой смерти, то лучшей книги, чем знаменитый автобиографический роман Юкио Мисима "Исповедь маски" и не сыщешь. Горькое, безнадежное, страшное произведение. Оказывается, если верить книге, бывает насилие не только над другими, не менее жестоким может быть насилие и над собой, своей натурой и истинными желаниями. Провокационный во многом роман Мисима приоткрывает нам оборотную сторону японской сдержанности: вулкан страстей под маской добродетели. Зачем нарушать спокойствие общества, родных, друзей, если под маской можно скрыть и испепеляющую изнутри страсть, и необузданные потребности, и непохожесть на других...Только маска - очень ненадежная конструкция...И опять традиционная тема в японских книгах - о красоте страданий (в том смысле, что люди с достоинством переносят выпавшие на их долю невзгоды, никого не обвиняют, а относятся к этому чуть философски); опять эти бесконечные мысли о смерти и самоубийстве (куда ж японской литературе без этого; вкаждом втором прочитанном мною японском романе эти самые мысли...); здесь же герой пошел дальше - он уже упивается своими мучениями, считая это своим превосходством над окружающими, градус безумия зашкаливает...Нельзя безнаказанно глумиться над своей природой и при этом не повредиться рассудком...Жаль только, что в своих метаниях он причиняет боль ни в чем не повинным людям......В книге на 171 эл. страниц описание любви между героем и юной прекрасной Соноко занимает едва ли больше одной-двух страниц (герой мечтает беспрестанно о любви, но вместе с тем бежит от нее), но какие же это чудесные строки. Торжество победившей чистой страсти (без каких-либо даже признаков на физическое притяжение), платонической любви, любви-дружбы между мужчиной и женщиной. Ах, как жаль, что всё испортит финал (и сам главный герой, слишком долго носивший маску, и ее сорвало от легчайшего дуновения ветерка...4/5, очень чувственный, очень откровенный, физиологичный даже роман. О любви и ненависти. О любви - кратко и пунктиром, о ненависти - прежде всего к самому себе - на протяжении всей книги. Нельзя пытаться стать тем, кем ты не являешься: природа такого не прощает..."...ты - не человек. Тебя нельзя близко подпускать к другим людям. Ты - грустное и ни на что не похожее животное"

Интересно, это я одна, взяв в руки книгу с названием "Исповедь маски", с удивлением обнаружила, что передо мной самая настоящая исповедь?!
С удивлением и с большой радостью.
Ибо люблю я исповедальность, люблю раскладывание по полочкам всего и вся, люблю самоанализ, сплошную рефлексию, люблю самокопание, замешанное на сомнениях, надеждах и разочарованиях.
А всего этого в книге - хоть отбавляй.Я практически ничего не знала ни об авторе, ни о книге, ни о теме.
Шокировало ли меня описываемое? Нет, не шокировало.
Морщилась ли, брезгливо перелистывая строчки? Нет, не морщилась.
Может, со мной что-то не так? Может, слишком низок порог этой самой брезгливости?Думаю, дело не в этом. Дело в том, что я ловила себя на том, как интересно мне читать исповедь человека одинокого, непонятого в своей непохожести на других - не в том смысле, что "ах-ах-ах, какой он бедный непонятый!", а в том, что он так и не имел возможность получить ответы на свои бесконечные вопросы, не мог до конца осознать свое место среди людей, не мог до конца разобраться в своих особенностях. И это очень похоже на жизнь многих людей, неважно в чем отличающихся от окружающих.
Загнанный в угол, вынужденный постоянно прятаться, скрываться под маской благообразности, вынужденный бояться разоблачения, раскрытия его тайн, он оказывался в ситуации, когда не мог жить естественно, не мог выстраивать полноценные отношения с людьми, не мог быть самим собой. Это же страшно. И неважно, на какой почве возникла такая ситуация.В общем, для меня это стало еще одним прекрасным мостиком к пониманию других людей. Разных людей.
К понимаю того, как много скрыто в каждом из нас! И как важно быть понятым и принятым - со всеми своими странностями, особенностями, непохожестями.Хорошая психологическая проза, которую в своем внутреннем книжном распределителе поставлю на одну полку с книгами Достоевского: та же честность, то же погружение в глубины человеческой психики, тот же интерес к потайным уголкам человеческой души, не всегда возвышенной, часто греховной.P.S.: Кстати, еще интересно, я одна не знала, что Мисима - это не современный японский писатель, а писатель середины 20 века?!