Испанский вариант (сборник)

– Пошли, – сказал Пальма, – тут ничего не получится.

– Минуту, – остановил его Вольф, – погоди.

Они дождались, пока хозяин кончил разговаривать с клиентом – на этот раз его просили о конном катафалке.

– Нам нужны две машины, – сказал Вольф.

– Когда похороны, господин?

– Хоть сейчас.

– Увы… Вы же видели мой объем работ… Если бы не хорошая организация похоронного дела, у нас бы обязательно вспыхнули эпидемии… Столько трупов… Я могу похоронить ваших…

– Друзей…

– Друзей… Какое горе, какое горе… Я могу похоронить их завтра – между тремя и пятью пополудни.

– Мы хорошо заплатим, если вы поможете нам сейчас, – сказал Пальма.

– Очень сожалею, сударь, очень сожалею…

Они шли по совершенно пустой улице, когда их остановили трое патрульных. Старший, очень высокий человек со шрамом на щеке, картинно козырнув, приказал спутникам:

– Проверьте документы.

– Слушаюсь, господин Лерст!

Пальма достал свой паспорт. Лерст увидел латышский герб, снова козырнул – ему, видимо, нравилось это – и спросил Вольфа:

– Вы тоже иностранец?

– Да.

– Можете идти. Только осторожнее. Здесь еще стреляют бандиты.

Когда патруль отошел, Пальма спросил:

– Какой у вас паспорт?

– У меня вовсе нет паспорта, – ответил Вольф. – Давайте завернем налево, там, кажется, таксомоторный парк.

– Ничего себе нервы, – ухмыльнулся Пальма.

– А у меня их нет, – тоже улыбнулся Вольф, – как и документов.

«Центр. …После того как он достал грузовик в латышском посольстве и лично провез семьи восставших через нацистские патрули в лес, я обратился к нему с предложением отправиться в Прагу для встречи с Борцовым, который доставил деньги, собранные МОПРом, столь необходимые для спасения наиболее активных шуцбундовцев. Он принял это предложение, спросив меня, кто я на самом деле. Понимая, что встреча с Борцовым у него неминуема, я сказал ему, что являюсь представителем МОПРа. Он долго раздумывал, видимо, колебался, прежде чем подтвердил свое согласие отправиться в Прагу и провезти через границу чемодан с деньгами, чтобы обеспечить спасение шуцбундовцев. Вольф».

Шифровка Вольфа была доложена руководству. В тот же день, двумя часами позже, в Ригу ушло задание: срочно установить личность журналиста Яна Пальма, сына известного дипломата и разведчика, работающего ныне послом на Востоке.

Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 27 мин.

– Ну, а из отеля, как мне помнится, – продолжал Пальма, наблюдая за тем, как торопливо записывал его слова Хаген, – я сразу же уехал на вокзал, купил билет и отправился в горы – отдыхать и кататься на лыжах.

– В горы?

– В горы.

– В какое именно место?

– Суходревина, по-моему. Это между Братиславой и Веной. Так мне сейчас кажется.

– И вы категорически утверждаете, что с Уго Лерстом в Вене не встречались?

«Что он пристал ко мне с Веной? Я ведь действительно не встречал там Лерста. А если встречал, то, значит, все эти годы он держал меня под колпаком, – быстро думал Пальма, пока Хаген записывал свой вопрос. – Нет, я Лерста там не видел, это точно. Я видел там тысячу лерстов – это было самое страшное».

Он вспомнил, как лерсты, похожие на него лерстенята и лерствятники ворвались в подвал, где прятались женщины и дети, и как они врезались в толпу со своими дубинками, и как в первое мгновение ему показалось, что это все спектакль, что это все в шутку – и быстрые взмахи рук, и крики, и тела на полу, и сладкий запах крови, и сухие выстрелы, почти неслышные в этом вопле. Только когда он увидел, как женщина вытащила за ноги трупик ребенка и стала играть с ним, будто с куклой, – только тогда Ян понял, что все это значит…

– Повторяю: впервые с Лерстом я встретился значительно позже.

– И в Прагу вы из Вены не ездили?

– Значит, Прага вас тоже интересует?

– Интересует, Пальма, интересует.

Прага, 1934

Пражский отель «Амбассадор» был забит журналистами в тот солнечный, теплый, совсем не февральский день. Здесь проходила пресс-конференция советского писателя Борцова. Маленький черноволосый человек в профессорских очках, весело щурясь, оглядывал зал и рассеянно прислушивался к очередному вопросу корреспондента «Фигаро» из Парижа.

– Вы прибыли сюда только с одной целью, мсье Борцов? – спрашивал журналист. – Только с целью встретиться с вашими издателями? Или у вас есть какие-то иные задачи?

– Задач у меня много, а цель одна: встретиться с издателями моих книг в Чехословакии. Вы информированы совершенно правильно.

– Испытывают ли писатели в России гнет со стороны режима? – спросил журналист из Швейцарии.

– Писатели фашистского, порнографического или расистского толка в нашей стране испытывали, испытывают и будут испытывать гнет со стороны пролетарской диктатуры.

– Я представляю «Тан», мсье Борцов. Скажите, пожалуйста, что вас больше всего волнует в литературе?

– А вас? – улыбнулся Борцов.

– Меня волнуют в литературе вопросы любви и ненависти, террора и свободы, младенчества и старости!

– Здорово! Вы помогли мне ответить. Считайте эти слова моим ответом на ваш вопрос. Вы, видимо, писали в юности новеллы, не так ли?

– Я не писал новелл в юности. Просто, как мне кажется, эти темы в сегодняшней России запрещены, ибо существуют, насколько мне известно, лишь две темы, санкционированные Кремлем: коллективизация и индустриализация.

Борцов ответил, по-прежнему снисходительно посмеиваясь: