– Можно взглянуть?
– Зайдите к капитану Строилову, он теперь шеф… Но по роботу его опознал убитый, Михаил Ястреб; кличка у этого садиста была Хрен.
– Можно познакомиться с вашей разработкой? – спросил Ромашов.
– К начальству обращайтесь…
– Мы дадим наше заключение по металлу завтра к вечеру. Согласны, Иван Спиридонович? – Ромашов обернулся к Назаряну.
– Не успеем. Дня через три. И потом, нам нужен этот самый штык… Завтра не успеем.
– Время теряем, – сказал Костенко.
– Мы пришлем ответ завтра вечером, – повторил Ромашов.
Дружески распрощавшись, уже возле двери, Ромашов остановил Костенко вопросом:
– Это поможет раскрытию обстоятельств убийства Федоровой, Владислав Романович?
Костенко сдержался, чтобы не повернуться на каблуках, так неожидан был вопрос; положил руку на медную ручку массивной двери, спросил:
– У вас было слишком мало времени, чтобы узнать о моей причастности к расследованию убийства Федоровой.
– Было. Еще в восемьдесят втором, когда меня перевели сюда… А до этого я работал в КГБ, слыхал о деле Федоровой, вашу фамилию знаю отменно… Если хотите перемолвиться парой слов – милости прошу, пропуск выпишут без свинской волокиты… Фамилию мою запомнили?
…Костенко решил было поехать на Петровку – новость с капитаном Строиловым его ошарашила, но потом сел в холле на диванчике возле рахитичной пальмы; три кресла, две пепельницы; странно, сейчас надвигается новая кампания – на этот раз против курения; неужели начальство не понимает, что любой запрет рождает постепенный, но грозный протест миллионов?
Запретили водку – взвинтилась наркомания, самогон повсеместен, теперь ввели карточки на сахар…
Запретят курево – еще страшнее станет наркомания, спекуляция будет черной, хоть все внутренние войска против этого дела брось.
Разрешение – к добру, запрет – к гибели. Какой плод сладок-то? В том и штука, что запретный, это тебе не «Краткий курс», это – Библия.
Сколько ж времени он там просидит у Назаряна, подумал Костенко об особисте Ромашове, наверняка сейчас к Назаряну потянутся люди с папками…
Действительно, через пару минут, запыхавшись, прибежали два сотрудника с папками под грифом, потом женщина, затем генерал с кожаным портфелем.
…Ромашов вышел через полтора часа; не удивился тому, что Костенко ждал его, кивнул:
– Пошли ко мне. Отвечу, что помню.
Костенко достал фоторобот, показал Ромашову:
– Этого человека не встречали?
– Нет, – ответил Ромашов.
– Твердо?
– Абсолютно.
– Фамилии следователей Федоровой запамятовали?
– Один умер. Либачев, сдается мне. А Бакаренко, по-моему, жив, работал в ВОХРе Академии наук, но вроде бы оттуда погнали – спивается.
– Их сажали?
– Не помню. Кажется, из партии исключили.
– Звания и пенсии оставили?
– Сняли. А почему вас так интересует этот? – Ромашов кивнул на фото.
– А потому, что он сидел вместе с Ястребом… А Зою Федорову мучили садисты… И работал этот человек на руднике Саблага, где добывали тот металл, из которого сделаны шило и отвертка… Что собой представлял Бакаренко?
– Говно. После ареста Берии развалился до задницы, руки тряслись, плакал…
– Тогда он боялся, что посадят, теперь-то страх прошел…
– Почему вы у Назаряна сказали, что у вас нет фото?
– Потому, что не знал о вашем участии в работе по Федоровой.
– Вот моя карточка, – сказал Ромашов, протянув Костенко визитку. – Давайте я допишу домашний телефон. Звоните, если чем могу быть полезен. От Назаряна ответ получите завтра. Металл действительно с рудников Саблага. Этого, однако, в назаряновском заключении не будет. Если встретитесь с Бакаренко, я дам вам заявление старого большевика Савушкина – на этом он дрогнет.
…На Петровку, после того как Костенко нашел домашний адрес Бакаренко, эксперты позвонили с квартиры Люды: ножичек для разрезания страниц книг сделан из такого же металла, что и шило с отверткой.
Ну, Хрен, теперь держись, подумал Костенко, теперь я на тебя кандалы надену, сука! Тогда от вышки ушел, сейчас не открутишься, курвин сын…
С таким настроением он и пошел к заместителю начальника МУРа:
– Разрешите войти внештатному консультанту, товарищ подполковник?
Заместитель начальника в свое время стажировался у Костенко; прилюдно величал Мастером; сейчас, не поднимая глаз от бумаг, разложенных на столе, сухо ответил:
– Да, пожалуйста… Присаживайтесь, я закончу работу, а потом побеседуем.
– Ты потом доработаешь свои вшивые бумаги, – с холодной яростью ответил Костенко. – А сначала поговоришь со мной, ясно?
Подполковник медленно поднял голову – круглую, с приплющенными ушами боксера и свернутым носом; глаза у него были страдальческие, растерянные, бегающие.
– Я завизировал бумагу, что ты руководишь работой как главный научный консультант. Мастер. С правом на проведение оперативных мероприятий… А меня вызвали на ковер, и я с боем отстоял для тебя титул внештатного консультанта…
– Кто на меня попер?
– Не отвечу. Хоть казни…
– Причина?