Архив пустоты

– Переживу. Я очень люблю ходить босиком.

– А я хочу, чтобы ты обулась.

– Да замолчи ты! Ай!

Босой палец наступил на колючку, Марина запрыгала на одной ноге, потеряла равновесие, упала на траву. Дин присел рядом. На удивление, не сказал ничего, типа: «Я же тебе говорил!». Спросил лишь:

– Ушиблась? Обними за шею – донесу до станции.

Она подняла взгляд. Алый диск солнца угрюмо полз к горизонту. Стало вдруг трудно дышать.

– На заре. На которой из двух?

– Любимая, ты в порядке?

– Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
Бог не пошлёт по мою лебединую душу.

– Сонц, ты чего?

Марина смотрела в пустоту, а там…

…

Нет ничего.

Ни пустыря, ни вагона, ни Дина… Дина… Кто такой Дин? Его нет. Никого нет.

Тишина и бескрайнее бесцветное нечто.

И ничтожная капля энергии в нём. Маленький сгусток жизни.

Обрывки мыслей чёрными червячками попытались пролезть в девственное ничто, заставив на жалкий миг пошатнуться, испугаться.

О-о-о-отеццццццц.

Мо-о-о-о-йо-о-о-о-о ди-и-и-и-итя.

Дин-дилинь-ди-и-и-ин.

Что? Кто посмел? Кыш отсюда. Вечность не терпит суеты. Вечности не нужны непрошенные гости. Тишина и покой, и пустота, исконное безмерное ничто.

Только они

по-настоящему

прекрасны,

только они

в этой жизни

имеют смысл.

Шаг за шагом.

Глубже и глубже.

…

– Солнышко? О… о… о…

Динарию никто не ответил. Отвечать было некому.

Спрашивать, впрочем, тоже.

Глава 5. Светлый мир завтра

Хрясь! Сухой чурбак развалился надвое под восторженный девичий крик. Хрясь! И ещё раз пополам. И ещё. Руслан ловко уложил свеженькие, пахнущие смолой дрова в горку, покосился на соперника. Тот заметно отставал. Молодой ещё, слишком размашисто рубит, не бережёт силы. А сила никогда не заменит мастерство. Руслан установил следующий чурбачок – хрясь!

Праздник Труда он любил, пожалуй, более всех прочих, больше даже, чем Начало, которое по традиции отмечали в день весеннего равноденствия. Лето уже наступило, но нет пока изнуряющей жары. Тёплый вечер медленно опускается на озеро, на большую поляну у его берега, на лес, на сады Наукограда. Разумеется, это не тот Наукоград, что сто лет назад построили предки. Калиера вновь превращена в заповедник, в живой музей прошлого. Новый город стоит в самом центре полуострова, там, где отроги горных кряжей уступают место равнине.

Да, Праздник Труда Руслану нравился. Воздух пропитан запахами свежескошенной травы, древесного угля, ароматами готовящихся яств. Стук топоров и звон молотков, музыка, песни, весёлые голоса, смех заполонили поляну от края до края, расплескались по лесным опушкам, по мелкой прибрежной воде. И усталость – та особенная физическая усталость, что заставляет ныть мышцы и делает удивительно светлой голову. «Труд создал из обезьяны человека. Отказ от труда превратил человека в обдолба» – эту великую мудрость каждый помнит со школьной скамьи. Ведь недаром Враг, решив уничтожить человечество, прежде всего внушил людям отвращение к труду. Созданные Врагом разумные машины сначала заменили человека на заводах и фабриках, на фермах и в теплицах. Затем – в чиновничьих кабинетах и в научных лабораториях. Затем – везде…

На счастье, последнее удалось предотвратить. Технологии Врага давно уничтожены и запрещены к воспроизводству. Теперь люди не уступали машинам ни пяди своей привилегии – работать. И прежде всего – руками. Каждый умел что-то делать и стремился умение своё довести до совершенства. Плотничать или слесарничать, готовить блюда или вышивать гладью, танцевать или петь, писать картины или сочинять стихи, – колоть дрова, наконец! – любой труд почётен и прекрасен. Любой достоин уважения и поощрения. В Праздник Труда лучшие из лучших соревновались между собой. Сама победа тут становилась высшей наградой. Но было и ещё одно правило, неписаное, – кто-то из зрителей должен исполнить желание победителя. Любое!

Руслан считался непревзойдённым дровосеком. Вот уже три года он носил этот титул. И сегодня не собирался его уступать.

Хрясь! Хрясь! – соперник сообразил, что проигрывает, замахал топором изо всех сил. И сделал себе только хуже. Удары получались неточными, лезвие застревало в древесине. А у Руслана осталось меньше полудюжины кругляшей.

– Руслан, Руслан! – неистовствовали болельщики. Вернее, болельщицы. Вокруг толпились в основном девчонки, глазели на мускулистые, блестящие от пота торсы дровосеков. Оно и понятно, все знали, какое желание загадывал чемпион в прошлом году, и в позапрошлом. И каждая хотела бы его исполнить.

Хрясь! – дрова улеглись в поленницу.

– Руслан! Руслан!

– Михо! Михо! – старается перекричать группа поддержки соперника. Куда там! Парень выронил топор от излишнего рвения. Бедолага.

Хрясь! – всего три кругляша осталось. У соперника – вдвое больше. Нет, не догонит.

– Руслан, давай!

– Михо, пожалуйста, родненький!

Не успеть парню. Руслан приладил последний кругляш. Двигался нарочито медленно, позволяя сопернику сократить дистанцию, чтобы поражение не выглядело таким обидным. Колоть дрова парень мастак, силён, ловок, с топором управляется играючи. Но с эмоциями совладать не может, больно азартен.

Оттого и проиграл. Хрясь!

Всё же парень был настоящим мастером. Не бросил топор, едва Руслан уложил в горку последнее полено и болельщицы взорвались победными овациями. Доколол оставшиеся два чурбака. Руслан подождал, пока соперник справится с делом, подошёл, крепко, по-мужски пожал руку, похлопал по плечу.