Лизогамия

И я аккуратно засунул зеркало в бардачок.

Через двадцать минут, наша молоденькая ячейка общества уже завтракала в кафе. Ты заказала салат «Дамский каприз», а я двойную порцию пельменей, так как прекрасно знал, что моя уже жена, с удовольствием будет мне помогать под ее игривое «ухтыдайпопробывать».

Официант торжественно принес бутылку боржоми, как-то не умело открыл ее, и теплым газированным фонтаном залил нас обоих. Мы допили остатки боржоми из фужеров для шампанского, пошептались, потерлись носами, повспоминали нашу удивительную роспись и еще раз обсудили подарок. Нам обоим очень понравилась наша дама из загса, и как окажется в будущем совершенно не зря.

Полу-мокрые и совершенно счастливые, мы разъехались. Лиза – домой собираться в четырех дневное свадебное путешествие в Крым, а я – на работу. Обедали мы у моих родителей, с шампанским и поздравлениями. А в семь часов вечера у нас был самолет в Симферополь, во всем TУ-134, кроме нас и приветливого экипажа никого не было (командир корабля в качестве свадебного подарка пригласил нас в кабину пилотов и дал мне подержаться за штурвал, похожий на задранный верх руль очень старого велосипеда). Весь полет мы пили новосветовский брют, смеялись, целовались и пускали солнечные зайчики, своими новенькими, золотыми кольцами, отражая такие же золотые лучи заходящего июньского солнца, так много хорошего и доброго сделавшего для нас в тот день.

В гостиницу мы приехали уже в темноте и, конечно, спустились в бар «Погребок», и заказали, уже далеко не первую на сегодня, бутылку ледяного брюта и бутерброды с семгой и красной икрой. В «Погребке» никого не было, скучающий бармен курил, и пахло сложным, но таким приятным запахом ялтинских баров. Курортной смесью вина, табака, шашлыка, моря, пота, духов и легким блядством.

Когда поднялись в номер, Лиза объявила, что мы идем на дискотеку, но у меня были другие планы, планы новобрачного, в которые дискотека не входила. После непродолжительных, но бурных пререканий, Лиза категорично завила, что такой тирании и несвободы не потерпит, что не для того она выходила замуж, что бы ей ограничивали танцевальные пространства, да и вообще, кто я такой чтобы не пускать ее, туда куда она хочет пойти. Основательно накрутив себя, Лиза стянула с безымянного новенькое обручальное кольцо и бросила в меня (попала прямо в нос!). И этот поступок, который поначалу привел меня в ужас и бешенство, примерил нас, так как в долгом поиске кольца, мы постоянно соприкасались в длинном, узком и темном коридоре гостиничного номера, исследую щели старого паркета. Кольцо было найдено, мы помирились и пошли/не пошли на дискотеку (выбирайте сами), но заказали в номер последнюю на сегодня бутылку брюта.

«Да!» в загсе.

В однообразном дней теченье,
Есть дни, в которых помнишь всё.
Они – как маяков свеченье,
Дают понять, куда несет

Нас время. Где заветный берег?
И не ошибся ль ты тогда?
Насколько выбор достоверен?
А вдруг фонарь, а не звезда?

Известно, что выбор и клятва,
Определяют наш путь.
Но собрана временем жатва —
Мне можно спокойно вздохнуть.

Хотел бы я иметь возможность
Регулярно подтверждать
Фундаментальную надежность
И не изменчивость тех «ДА».

И с гордостью я заявляю,
(Хоть трижды стучу по столу).
Что я – лизогамен и знаю —
Обрёл здесь свою Шамбалу.

(Альтер Эго любил исправлять Шамбалу на кабалу, но супруги на него не обижались).

За прожитые вместе годы Михаил и Елизавета создали очень прочный мост между Питером и Киевом. Мост надежный и безотказный, много лет работающий в своем уникальном режиме 25/8 (двадцать пять часов в сутки, восемь дней в неделю) Сотни людей – сами супруги, их дети и родители, друзья, родственники, знакомые и незнакомые, много раз переезжали из Питера в Киев и обратно по их мосту. С задержками и без задержек, комфортно и не очень (с таможенными и пограничными приключениями – Елизавету даже один раз обыскивали эти рыцари деклараций и печатей, на предмет поиска излишней валюты, и, что удивительно, обнаружили таковую). На машинах, на поездах, на самолетах, велосипедах и подводных лодках, пешком и на лошадях, на ходулях и роликовых коньках, на фуникулерах и геликоптерах, троллейбусах и трамваях, на белом катере и в космической ванне, через Москву, через Минск, через Гондурас и Майли-Сай, через северный полюс, и даже телепортационным способом, но все равно по их мосту. За выдающийся вклад в мостостроение между этими самыми лучшими в мире городами, их наградили международным дипломом всемирной академии любви и мостостроения. Их мост имел всего две точки опоры – первая находилась в яблоневом саду в Купчино, а вторая в Печерской лавре в часовне святых Елисаветы и Муфасаила. Поначалу, сразу после сдачи в эксплуатацию мост носил красивое название «Мост имени «люби меня, люби», но после двадцати пяти лет постоянной эксплуатации название слегка изменилось, и теперь мост называется «Мост через жизнь».

Пока мост строился супругам приходилось преодолевать колоссальные препятствия и трудности, что бы встречаться, что конечно закалило их характеры. Они пользовались какими-то ненадежными тропками, партизанскими стежками, извилистыми дорожками, бродами через реки, болотными кочками, океанскими течениями, млечными и шелковыми путям, серверными потоками и даже водопадами. Они как лососевые птицы следовали своему главному инстинкту – инстинкту верной и вечной любви.

Глава 2. Любовь

Больше всего на свете Михаил любит свою главную ЛЮБОВЬ, наивысшее чувство всей своей жизни, ЛЮБОВЬ к Елизавете. Это сильное и глубокое чувство пришло к нему много лет тому назад, комфортно и глубоко поселилось в его уме, сердце, совести, душе и теле. Эта ЛЮБОВЬ мгновенно подружилась как с Эго, так ис Альтер Эго, и очень быстро и надежно, не оставив никакого следа стерла все предыдущие, как оказалось, такие маленькие любови, которые у Михаила хоть и не часто, но случались в прошлом.

Увидев в первый раз свою будущую супругу, наш герой совершенно явственно и безусловно осознал, что красавица Елизавета послана ему судьбой и богом, и, что самое главное, это его последняя ЛЮБОВЬ. Как неубеждённый фаталист (все предопределено, но свобода дана в каком угодно количестве), наш герой много раз в своей жизни наслаждался именно словом «последняя», это как последний выдох, это как последний удар сердца, это как последний раз открыть глаза. Это те события, после которых уже ничего нет, смерть, тлен, небытие…Мгновение когда, ярчайший и ослепительный, еще секунду назад, луч твоей жизни, зажатый между двумя бесконечностями тьмы, сам становится тьмой.

Но если последние выдох, удар сердца, движения век, занимают всего лишь крохотные мгновения, то последняя ЛЮБОВЬ протянулась уже на десятилетия, защищая, оберегая и поддерживая его. Нужно ли говорить, как Михаил берег, ценил и любил свою последнюю ЛЮБОВЬ, зная, что после неё ничего уже не будет? Сколько раз, перед тем как заснуть, он представлял себе, как куда-то несется один в холодной мгле, голый и такой беззащитный под своим одеялом (каждый раз, проживая этот ужас, он на всякий случай прикрывал одой ладонью свои глаза, а другой еще что-нибудь), несется без всякого назначения и смысла, и только ЛЮБОВЬ придает всему этому случайному хаосу какой-то порядок. А раз есть порядок, следовательно, появятся и назначение, и смысл. И привычно снизошедшая, натренированная этим выводом благодать, позволяла засыпать ему быстро и c радостной улыбкой.

Наша героиня тоже любила своего мужа, и он всегда и во всем чувствовал ее поддержку, такую спокойную, сдержанную, основательную и нежную. Этот стиль называется «северный, дистанционный, дневной», который мог очень быстро поменяться на другой, с говорящим названием «две кожи дрожат лежа». Непредсказуемая череда стилей доставляла им обоим много счастливых минут. Смене стиля обычно предшествовала хорошо отрепетированная, короткая пьеса, в которой, не смотря на многолетние репетиции, всегда было место для любой импровизации.

– Ты меня любишь?

– Да.

– Быстрый ответ не засчитывается. Давай еще раз. Ты меня любишь?

– Не знаю. Мне нужно подумать и проверить свои чувства.

– Думай. – Прошло несколько секунд. – Ну, и?

– Понимаешь, имея математическое образование, я обязан структурно и ответственно подходить к моей любви к тебе. Тем более, что она последняя.

– Хватит сопеть, и иди ко мне.

Супругу очень нравилось читать научные и литературные труды о любви между мужчиной и женщиной. А так как, ни одному из человеческих чувств, не было посвящено такого количества исследований, то всегда можно было найти какой-нибудь новый шедевр, воспевающий любовь или объясняющий её природу.

Лучшие умы всех народов и во все времена слагали гимны этому наивысшему и наилучшему человеческому проявлению и пытались понять, что же такое любовь. Михаил внимательно изучал все, что хоть как-то было связано с анализом и синтезом любовных процессов: от мифов и легенд древних греков, до научно-популярных статей современных нейробиологов.

И если у греков все было идеально с точки зрения структуры, полноты и красоты определений и типов любви, то нынешние ученые свели (низвели) любовь к химическим и физическим процессам, происходящим в организмах двух влюбленных людей, по одинаковым законам, не имеющих исключений. Все это прекраснейшее чувство, вся его красота и святое (внеземное) происхождение описывается безупречными и длинными формулами, и получается, что правильно подобранные пропорции химических элементов, температуры, давления и заставили Михаила полюбить свою жену? Он отказывался верить, что страсть, ревность, обаятельная интимность, божественное безумие влюбленного человека, игра, страдание, стихи, полунамеки, муки и радости любви есть лишь продукт сложных физических процессов? Ведь если это так на самом деле, то можно научить страстно любить и роботов?

Конечно, Михаил был приверженцем греческого подхода, и пользовался только им, когда пытался как-то структурировать и понять свою любовь к жене, выделить базовые элементы и их атрибуты, разобраться, как эта страсть вспыхивает и почему угасает. Но из всех этих классификаций, анализов и стараний понять по каким законам функционирует и из чего состоит их ЛЮБОВЬ, ни чего конкретного и логически стройного, увы, пока не получалось.

Единственный вывод, который он сделал из своих, так сказать, исследований – он любит жену всеми разновидностями любви, которые хитроумные греки так мудро и изящно разложили по своим эллинским полочкам. И так уютно и гармонично они сосуществуют в сердце и душе Михаила, дополняя и подпитывая друг друга, помогая и соперничая. У каждого из них свое имя, свой девиз и свое назначение. Наш, так сказать, исследователь, для наглядности, даже придумал вот такую таблицу.

И вот опять божественный знак – их семь! Семь типов, это как семь нот, комбинирую которые, можно создавать и божественные симфонии, и торжественные гимны, и легкие джазовые композиции, и тяжелые хардроковые баллады, и смешные «втравесиделкузнечик», и даже промискуитетный собачий вальс.

Семь типов, это как семь цветов радуги. Создавай все что хочешь, подбирая типы-краски – от ярчайших, залитых светом и цветом картин импрессионистов, до черных квадратов, или, что еще хуже, до черных крестов.

Похоже, что демиурги умышленно ограничили количество нот, цветов и типов любви простым числом семь, чтобы не свести окончательно с ума художников и композиторов, которым и так адски трудно справляться со всеми этими комбинаторно-гармоничными возможностями. И даже, трудно представить, как было бы сложно творить лучшим гениям всех времен и народов, если бы нот и цветов, к примеру, было бы десять.

Но, с другой стороны, если бы и типов любви было десять, то, как бы это разнообразило отношения между любящими людьми!

За многие годы счастливой супружеской жизни, и благодаря полному доверию к античным эллинским исследованиям (актуальность которых только возросла за прошедшие две тысячи лет), Михаил приобрел навыки умелого семейного бармена-провизора.

Вот, например, берем четыре части Эроса, три – Людуса, одну Манию – и прекрасные романтическое настроение для длинного, воскресного дня вдвоем, обеспечено. С ледяным брютом – восхитительно. Или, отличный рецепт для празднования Елизаветиного дня рождения: четыре Сторге, две Филии, один Агапе и одна Прагма. Традиционный субботний шот, когда хочешь удрать на футбол и ни чего не делать по дому: Прагма, Агапе, Сторге, в одинаковой пропорции, подавать в большой чайной чашке, с лимоном и сахаром.

Елизаветины коктейли были очень яркими и неожиданными, хотя она, практически, никогда не пользовалась ни Агапе, ни Сторге. Эрос и Людус были ее явными фаворитами, но от чего зависел ее выбор, а, тем более, пропорции, Михаил не смог понять даже после 25 лет супружеской жизни.

У супругов была даже рукописная книга рецептов, которую они собирались когда-нибудь подарить детям, но они сами предпочитали джаз, и часто нагружали и караван, и серенаду солнечной долины, осознанным хаосом и беспорядком всех эллинских типов любви.

Менелай или Нестор

Писали по звездам лишь древние греки
А все остальные – из книги, да в книгу.