Ника. Реально, как во сне

– Я пишу в протоколе квалификацию Вашего случая – статья 264 часть 3 УК РФ. Там уж суд решит меру пресечения. Эта статья предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет с лишением права управлять транспортным средством на срок до трех лет.

Ника закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы все кончилось, как страшный сон. Она отстегнула ремень безопасности, скомкала бесполезный опавший пузырь из руля и с трудом выбралась из машины. Лицо болело, как от удара боксерской перчаткой. Хотелось немного размять ноги. Даже нет, просто почувствовать под ногами землю. Колени тряслись, ноги были такими слабыми, что Ника пошатнулась, но устояла, держась за открытую дверь машины. Сделала несколько неверных шагов, держась за капот. Как?то совсем автоматически, Ника отметила, что, сбив человека, она совсем не повредила машину. Только испачкала. Она в тот момент как?то не придала этому факту значения, отметив для себя только то, что не будет затрат по ремонту…

Протокол был составлен, зачитан и подписан «с ослов» верно.

Оказалось, что права отбирают после суда. Поэтому Нику после проведенного в больнице мед освидетельствования, которое не выявило ни алкоголя, ни запрещенных к употреблению веществ, отпустили со всеми напутствиями и разъяснениями. Опустошенная совершенно, она поехала домой. Машину отправили на спец?стоянку.

Дома, наверное, не стоит рассказывать, как все было. Нужно было самой осознать случившееся и понять, что делать дальше. Может быть ей удастся через своих работодателей найти нужные связи, всех подкупить и вообще… У того насмерть сбитого, чьего лица Нике даже не потрудились показать, вроде бы не оказалось документов. Пока они будут разбираться, Ника что?нибудь придумает.

***

– Тема нашего сегодняшнего урока «Вина», – начала занятие Лана, как всегда точно и безмятежно. Даже можно сказать, что тема – «в тему».

– Означается это понятие так, – безмятежно продолжала тем временем Лана, показывая Ниночке образец иероглифа, который им сегодня предстояло изучить во всех подробностях.

– Давай подумаем, что может означать это слово. Может ли быть человек не виновен, когда окружающие признают его виноватым в чем?либо? Как человеку избавиться от груза тайной вины, если ему удалось вину сокрыть от окружающих? Как тяжело, может быть, это чувство и может ли человек его заглушить в себе чем?либо? А может быть вина – чувство вообще не нужное и даже лишнее, может его вообще следует исключить из своей жизни, как некий атавизм, рудимент, чтобы просто жить дальше?..

VII. У человека всегда есть выбор

Бабушка говорила, что у человека всегда есть как минимум два выхода в любой ситуации. Даже в случае, если тебя съели.

На этой неделе Ника совсем не работала. Как?то не до того ей было. Она судорожно, уже по третьему кругу перебирала все свои возможности избежать невеселой весьма участи. Пришла повестка по почте, и мама все узнала. Она почти слегла, похудела, как?то даже постарела что ли, и была много молчаливее обычного. Ника, и до того прибывающая в состоянии полного душевного смятения, совсем сбилась с ног, т.к. теперь боялась, что и так немолодая уже мама на нервной почве совсем сдаст.

Ночь перед допросом, или разбором – черт его знает, как называется куда там ее вызывают, Ника почти не спала. Она сто раз засыпала и просыпалась, бормоча какие?то оправдания себе под нос. Помаявшись так до четырех утра, встала окончательно. Открыв социальные сети и почту, поняла, что даже не воспринимает, что она там смотрит. Выключила компьютер.

Кофе был горьким до жути. Насыпав сахар, Ника с трудом провернула в чашке ложку: насыпала сахар она уже в третий раз, а размешивать стала в первый. Видимо растворимого кофе она тоже положила три ложки. С горкой. Так кофе и остался почти не тронутым.

Когда волнуешься, косметика ложится совсем не ровно. Ника поняла, что один глаз выглядит гораздо больше и веселее другого. Попыталась что?то исправить смоченной в жидкости для снятия макияжа ватной палочке, но поняв тщетность усилий, стерла все.

Намного раньше нужного Ника уже ожидала в холле ГИБДД. Увалень в окошке мирно прихлебывал ароматный сублимированный, конечно же, кофе. Он был вполне умиротворен – незаметно прошедшая его смена подходила к концу. Стульев возле означенного в повестке кабинета почему?то не было. Был большой, видимо чертежный, стол. Ника, ели державшаяся на ногах от возбуждения и недосыпа взгромоздилась на него, впрочем, тут же поспешно переместилась из центра на край из?за угрожающего скрипа прогнувшейся, под ее весом, столешницей. Все вокруг какое?то казенное, разворованное до полного безобразия и жутко ненадежное… Неприятное заведение. Никогда раньше Нике не доводилось бывать в таких местах.

Наконец, она дождалась молодого, почти мальчика, юркого лейтенанта, худого до нельзя, загнанного вконец службой и собственной добросовестностью. Он взглянул на нее с явным сочувствием, отпер захватанную до черноты дверь с болтающейся на честном слове ручкой и предложил присесть на один из длинной череды стульев у стены кабинета. Стулья были шаткими, жутко потертыми и внушали опасения, что можно напороться на торчащий в неожиданном месте гвоздь. Ника осторожно присела на крайний, наиболее внушающий доверие с виду стул и оглядела кабинет.

Узкий, длинный. Не больше 12 квадратных метров навскидку. Только и умещалось, что два стола, два шкафа, оргтехника и стулья вдоль стены, оставляя крохотные проходы между этим нагромождением. Несуразной планировки помещение. Везде были папки, бумаги и какие?то схемы. Одинокий, выживающий неведомо как в таких условиях фикус о шести листьях ютился у стены напротив стульев на деревянном длинном и довольно ненадежном чурбачке. Вероятно, цель его обитания в этом кабинете была создать в интерьере хоть немного уюта и расположить посетителей на благожелательный лад. Вот он и держался. Интересно, сколько раз его роняли со столь неустойчивой подставки, пока не привыкли рефлекторно огибать, не глядя? Пахло пылью. А еще… Кабинет был просто пропитан эмоциями. Черно?желтой полосатой прожигающей кислотной ненавистью, алчной жадностью, имевшей прокисший горьковатый привкус пропавших яблок опять же желтого цвета. Радостью простой и честной, а также, жадной радостью с луковым запахом, тем самым луком, припущенным слегка в нерафинированном подсолнечном масле. Радость цвета сизого дыма – с запахом нечестной наживы. И это еще не все. Не меньше, воздух был пронизан такими эмоциями, как покорность (или даже обреченность) и безразличие. Они отдавали пресным хлебом и содой. Отвратительный букет. Примерно такой же бывал во всех больницах. С небольшими вариациями, конечно. Даже обычной чувствительности человеку становится неуютно в обоих госучреждениях именно из?за «букетов» этих эмоций, настолько насыщенных, если не сказать – плотных, почти материальных на ощупь. И это только самые сильные и ощутимые эмоции. Часами, наверное, можно распутывать клубки этих цветов и запахов чтобы догадаться в общих чертах об историях, происходящих в этих стенах.

Вернулся молодой юркий лейтенант, раскрыл папку и предложил на?чать. Удивительно, что он даже не спросил Никин паспорт. Ну или хотя бы не убедился, что Ника – это Ника в принципе. Ну да ладно. Не ошибся же – остальное просто детали. Не будем учить молодого сотрудника работать. На вопрос о том, что ей грозит, был дан уклончивый ответ, мол, суд решит, и вообще, он это дело не ведет, а просто подменяет сотрудника.

Ничего нового Ника, в общем и целом, не услышала. Ей предложено было написать объяснительную, но только лишь Ника примостила неловко на колене выданный ей фанерный планшет с ручкой и соответствующим бланком, как дверь без стука отворилась, и на пороге появился средних лет мужчина в обычном гражданском недурном весьма костюме, с плотно повязанным широким узлом под самое горло галстуком. Ника никогда не могла понять, как они, галстучные, не задыхаются, если широченный и явно очень жесткий узел буквально упирается в кадык. От мужчины исходила целая смесь запахов – лосьона для бритья, дезодоранта, одеколона и чего?то еще. Вероятно, весьма, что запахи сочетались и даже были приятны в умеренном весьма количестве, но в таком маленьком непроветриваемом помещении они тут же назойливо весьма заполнили собой все пространство.

Лейтенант, увидев «галстучного», встретился кратко с ним взглядом, встал из-за стола и ни слова не говоря покинул тесное помещение.

– НикА, – незнакомец поздоровался кивком, назвав ее по имени, странно его исковеркав. По этому одному ударению Ника сразу поняла, что он иностранец. Прибалт? Эстонец?

– НикА, – повторил тем временем галстучный – Ника только кивнула слегка удивленно на его приветствие, – если я правильно понимаю назначение бланка на ВашьИх коленЯх – сейчас Вы собирайтесь чистосердечноу во всем призньяться, чтобы в совокупнОсти за садействые, за первое нарУшение и за то, что Вы явлайтесь матерью?одиночкой получить снисхОжденье от сУда?

«Ой как он говорит коряво! Будто нарочно коверкает, да не знает как правильно это делать!» – подумала Ника.

Она часто работала с иностранцами. С Китайцами точнее. Но они вообще по-русски не говорили. Поэтому и не раздражали своим коверканием Никины уши.

Галстучный протиснулся, наконец, в помещение целиком, широкими своими плечами полностью закрыв узкий проход. В комнате стало гораздо темнее и теснее, а от этого еще более неуютно. Хотя, куда уж больше…

Пройдя ловко мимо Ники, он нестерпимо обдал ее удушающей волной парфюма, удобно расположившись за столом ретировавшегося в какой?то момент лейтенанта.

– А, какой у меня есть выход? – безнадежно повела плечом Ника.

– ВихОд… Выход, – поправился он, – Есть всегда. И не один. Даже если тебя съели – у тебя как минимум два выхода.

Никина щека дернулась. Только сегодня она вспоминала эту бабушкину присказку, бесцельно убивая медленные минуты до начала экзекуции.

Сквозь запах терпкого одеколона, крема после бритья, дезодоранта и еще черти чего Ника никак не могла уловить суть намерений галстучного. Какая?то адская смесь, думала она рассеянно – совершенно невозможно даже думать в таком благоухании!

– Вы хотите предложить мне выход? – на всякий случай поинтересовалась Ника. Разговор был как минимум странным. Но вдруг попросят взятку? Она конечно же согласится на любые условия.

– Я мОгу. И надеюсь, что Вы примете мое предложьение. Вы жье мать. У Вас на иждьивение несовершеннолетньяя дочь. Пожьилая мамаА, которая сейчас наверньяка за Вас сыльнО переживает.

– А, откуда Вы вообще все это… Как Вы сказали Вас зовут?

– Я не говорьил. Зачем Вам лишняя информасия? – галстучный серьезно посмотрел на Нику, и она осеклась под его строгим взглядом. Странный акцент. Никогда такой не слышала. Европеец, славянского типа. Может, прибалт? Глаза его не были матовыми. Он не лгал, действительно значит выход был?

– И что же Вы мне можете предложить? – стараясь сдержать предательскую дрожь в голосе, хрипло спросила Ника. Как всегда, в такие неудобные моменты кровь прилила к ушам, щекам и шее. Боже! Да они просто горели, выдавая ее с головой.

– Продолжение обычной нормальной привычной Вам жизни, – Ника отметила, что он сказал это совершенно не коверкая слов. Но удивляться было некогда.

– А… А что я должна буду? Деньги? Сколько? – спросила Ника и тут же в ужасе от сказанного прикрыла ладошкой рот, оглядев круглыми глазами кабинет – вдруг камера пишет, как она тут взятку должностному (?) лицу предлагает. Или не должностному? Кто он вообще? А может и не деньги ему нужны?! А что-тогда?

Мысли бешено крутились в ее голове. Кто это так за нее хлопочет?

Галстучный, глядя на Нику нетерпеливо поморщился. Будто, ему не нравилась подозрительность девушки, и он решил ускорить процесс.

– Я предлагаю Вам проехать со мной. Видите ли… Есть некоторые несостыковки в Вашем деле… Ваша машина не повреждена. Вы обратили на это свое внимание? Мы могли бы использовать эти вешши, чтобы избавить Вас от ненюшных собитий.

– Дааа… – ошарашенно протянула Ника действительно вспоминая, что не отойдя еще после шока она осматривала свою машину и не нашла практически никаких повреждений. А ведь по смыслу, повреждения должны были быть. И значительные!

– Но, – прервал Никины мысли галстучный, опять вдруг начав коверкать слова – Вы вместе с тем все же подписали чистосЕрдечное признаньие при составлении протокола… Это очьень плёхо. Вы должны понИмать, что Вам после суда придется покинуть семью для отбывания срока наказания в колонии посельении. А вашу дочь отправят в детский дом. Это очьень-очьень плёхо. Но как Вы уже поняли, есть вихоуд. Выход. Я предлагаю Вам пройти тести.

Ника непонимающе заморгала глазами, не сразу поняв, про какое тесто идет речь. Но, быстро сообразила, что «тести» означает «тестироваие».

– А, – обрадовалась Ника, – детектор лжи? Ну, это конечно. Я согласна. Достаточно детектора лжи?

Галстучный снова поморщился.

– НикА, я ничего не говорил Вам о детекторье лжи. Нужны другие тести.

Никин взгляд потух. Она знала, что существует несколько десятков способов обмануть полиграф. Начиная от медикаментозных средств, притупляющих реакцию наравне с выпитой накануне изрядной порции спиртного, с десяток различных химических средств, искажающих кожную реакцию до широко использующихся у зэков приемчиков физиологической блокировки обычной реакции, когда они, отвечая на вопросы ритмично сжимали и расслабляли сфинктер ануса, концентрируя все свое внимание на этом занятии.

Видимо галстучный знал откуда-то не только подробности ее личной жизни. Он был знаком с осведомленностью Ники и желал проверить ее как?то по?другому. Жаль.

– Я надеюсь, что Вы благоразьУмная жьенщина, – продолжал тем временем галстучный, – завтра суд, времени не так уж много.