Танец бабочки

– Может, чаю? – спросила Софья.

– С удовольствием! – согласился Григорий Васильевич.

– Софья Андреевна! Никак меня не отпускает чувство вины. Если бы я не был уставшим в тот момент, возможно, я успел бы маневрировать, и Ирина осталась бы жива. Если кто-то из нас и должен был погибнуть, то лучше бы это был я, – сказал он.

В его глазах Софья уловила глубокую печаль.

– Григорий Васильевич! Вы ни в чем не виноваты, случилось то, что должно было случиться. И я уверена, если бы любившая Вас всем сердцем Ирина сейчас увидела бы Вас в таком состоянии, это причинило бы ей невыносимую боль. Вы должны отпустить ее и перестать заниматься самоедством, Вы сами испепеляете себя изнутри. Так больше не должно и не будет продолжаться! – уверенно зная, что дальше делать, ответила Софья.

Она зашла в спальню и открыла шкаф. На дальней полке лежали аккуратно сложенные вещи Михаила. Достав футболку и шорты, она подошла к Григорию Васильевичу и тоном, не допускающим никаких возражений, сказала:

– Переодевайтесь, нам с Вами предстоит бессонная ночь.

Он лишь молча посмотрел на нее и, не задавая лишних вопросов, удалился в ванную. Тем временем Софья быстро завязала волосы, переоделась в свой комбинезон, раскрашенный всеми цветами радуги, и с улыбкой открыла дверь волшебной комнаты.

– Вперед! – пригласила она Григория Васильевича войти.

Вначале он просто стоял и слушал музыку. В это время Софья, делая вид, что не обращает на него внимания, кружилась, выводя на ватманах причудливые узоры. Через какое-то время он начал плакать так по-настоящему искренне, как плачут дети, когда им больно, не пытаясь этого скрыть от окружающих. Всё его лицо было мокрым от слез.

Она подошла к нему, взяла за руки и сказала:

– Закройте глаза и постарайтесь отпустить все мысли, позвольте своему подсознанию делать сейчас то, что хочет оно.

Григорий Васильевич закрыл глаза, а Софья, держа его за руки, стала плавно раскачивать под музыку то в одну, то в другую сторону. Когда мелодичное соло скрипки сменилось кульминационной вспышкой оркестра, она крикнула и повелительно сказала:

– Кричите громко, как только можете!

Сначала это было похоже на тупой, пронизанный болью горловой стон, но потом Григорий Васильевич закричал настолько громко, что его крик заглушил музыку, затем он стал рыдать в голос, а Софья взяла его руки, опустила в краски и почти приказала:

– Рисуйте под музыку всё, что хотите сказать! Рисуйте!

Первые несколько движений они сделали вместе, потом Григорий Васильевич стал размашисто, неконтролируемо прикасаться руками к ватману, оставляя на нем следы своих ладоней. Когда краска почти сошла с его рук, он подошел, опустил их в банку с черной краской и стал словно вытирать их о ватман, воссоздавая сплошное черное пятно, лишенное белых промежутков. На смену черной пришла алая краска, брызгами растекаясь по создаваемой картине. Григорий Васильевич начинал двигаться всё более ритмично, его дыхание при этом становилось всё более учащенным. В этот момент, словно вторя музыке и повторяя за ним, Софья стала делать динамичные вдохи и громкие выдохи с криками «хо!». Он непроизвольно стал повторять за ней. Подойдя к краскам, Григорий Васильевич вновь хотел опустить руки в банку с алой краской, но буквально через секунду потянулся к банке с голубой краской, которая стояла рядом. Он опустил руку в краску, а потом какое-то время смотрел на кисть своей руки, которая стала ярко голубого цвета, на то, как вязкие капли краски стекают на пол. Григорий Васильевич улыбнулся сам себе и, опустив вторую руку в банку с желтой краской, подбежал к чистому белому листу, стараясь не упустить образы, которые возникли у него в голове. Он вдохновлялся всё больше и больше, когда на бумагу выливались яркие цвета – голубой, желтый. Случайным движением Григорий Васильевич смешал цвета и получился зеленый – цвет жизни. Ненадолго отвлекаясь, чтобы выбрать тот или иной цвет, он снова возвращался к творчеству. Затем Григорий Васильевич взял в руки кисти и начал старательно прорисовывать деревья, траву, небо.

Софья смотрела на него, и слезы умиления выступали на ее глазах, ведь перед ней стоял маленький израненный ребенок, который запутался, заблудился, лишился тверди под ногами и просто не знал, как жить дальше. Страх и боль, которые читались в его глазах еще некоторое время назад и представляли собой самую разрушающую внутренний мир человека вибрацию, исчезли навсегда. Его глаза светились счастьем, он бросил взгляд на Софью и снова, сосредоточенно поджав губу, продолжил рисовать. Она видела в его картинах всё новые и новые образы – дороги, горы, море, солнце. Казалось, Григорий Васильевич не остановится никогда. Отходя ненадолго от картин, он танцевал, кружился под музыку и подпевал, отбивая ногами ритм. В какой-то момент он взял Софью за руки и закружил. Они кружились, громко смеясь, пока наконец-то просто не рухнули на пол, опрокинув сразу несколько банок с красками, которые, растекаясь, смешивались в причудливые узоры. Григорий Васильевич провел пальцами по разлитой на полу радуге, а затем по лицу Софьи. Не раздумывая ни секунды, она ответила ему тем же. Теперь они увлеченно раскрашивали лица друг другу.

Заиграла любимая песня Софьи, под которую она любила кружиться со своими маленькими девочками. Она поднялась с пола и начала танцевать. Ее движения были наполнены изяществом и грацией. Софья словно парила в воздухе, подобно прекрасной бабочке. Внезапно она поймала на себе взгляд уже не ребенка, а взрослого мужчины, в котором пробудилось желание жить и любить. Григорий Васильевич смотрел на нее взглядом, полным восхищения и любви.

Когда музыка доиграла, Софья незаметно нажала на кнопку и выключила аудиосистему. Терапия была завершена, а ее миссия выполнена. Если она продолжит, то рискует перейти грань между врачом и пациентом, что для нее было недопустимо, да и вряд ли она была к этому готова.

Софья улыбнулась и молча вышла, давая понять, что сеанс терапии закончен.

Принимая душ и отмываясь от краски, она находилась в прекрасном расположении духа, уверенная в том, что этой ночью они преодолели эмоциональный кризис. Первый тоненький лучик солнца коснулся ее лица, забежав поздороваться и приветствуя с началом нового прекрасного дня.

Софья и Григорий Васильевич выпили ароматный кофе, съели яичницу, и он отвез ее на работу. Уже прощаясь с нею возле клиники, он осторожно взял руку Сони в свои, нежно поцеловал ее и сказал:

– Спасибо Вам, Софья Андреевна, за всё! Вы вернули меня к жизни!

Я Ваш должник!

Аккуратно высвободив свою руку, она улыбнулась и произнесла:

– Вы никому ничего не должны, Григорий Васильевич! Просто живите и радуйтесь жизни, дарите эту радость своим близким людям!

Я очень рада была помочь! Искренне и от всего сердца.

Этот день выдался достаточно напряженным, но усталости она не чувствовала вообще. У нее всегда так происходило, если удавалось помочь пациенту, особенно – пройти эмоциональный кризис. После такого ее душа пела день напролет, и, только когда ухо прикасалось к подушке, она понимала, что устала.

Возвращаясь из отделения в свой кабинет, Софья встретила восхищенные взгляды медсестер.

– Здравствуйте, девочки! Вижу, настроение у вас прекрасное! Это здорово! – поприветствовала их она.

Одна из медсестер, Людочка, не в силах больше сдерживаться, решила первая сообщить Софье благую весть. Она подбежала к ней и эмоционально начала:

– Софья Андреевна! Там такое у Вас в кабинете.

Соня несколько насторожилась и обеспокоенно спросила:

– Что случилось?

– Там, – уже ей вдогонку продолжала Людочка, в то время как Софья почти бегом поднималась по лестнице, – цветы! Море! Нет, океан цветов.

Зайдя в кабинет, Софья замерла от восторга. Здесь не осталось свободного пространства – повсюду были розы. Белые, красные, желтые! Цветы наполняли своим ароматом ее кабинет, а солнечный свет делал это зрелище незабываемым. Софья увидела открытку, прикрепленную к висевшему в воздухе воздушному шарику, открыла ее и с улыбкой вслух прочла:

– С благодарностью, Григорий!

Несомненно, ей было очень приятно получить такую благодарность от Григория, но она прекрасно понимала, что такой шикарный знак внимания оказан ей в первую очередь как женщине, а не как доктору. Теперь Софье предстояло деликатно сказать ему о том, что она не готова к формату личных отношений женщина – мужчина, и если его устроит, ей будет приятно общаться с ним за дружеским чаепитием, и не более.