Крест великой княгини

Шахта. Вот оно, значит, как. Мысли в голове Елизаветы Федоровны стали на удивление ясными, спокойными. Вот он, мученический конец, близко уже. Господи, укрепи!

Их толкали, как скот, князья, спотыкаясь, едва переставляли ноги. Избитые, все в крови, кого-то почти несли, кажется, Игоря Константиновича.

– Не смейте! Не имеете права! – Сергей Михайлович вырвался из толпы узников и с криком бросился на Старцева. Раздался короткий выстрел. Сергей Михайлович взмахнул руками на самом краю ямы, неловко подвернулись ноги, и он стал падать, кто-то из караульных выскочил и сильно пихнул его в спину.

– Сергей!

– Дядя! – Но тело уже скрылось в темном зеве заброшенной шахты.

– Остальных давай! Сперва баб! – распорядился начальственным окриком Старцев.

И Елизавета Федоровна шагнула вперед, сама.

– Господи, прости им, ибо не ведают, что творят! – воскликнула она, вставая на край ямы, ожидая выстрела, но вместо этого почувствовала сильный толчок в спину и словно во сне полетела вниз, едва сдерживая рвущийся из груди наружу крик ужаса.

– Следующий!

Ванька, прячась возле телег, слышал крики, стоны, слова молитвы и сам принялся молиться, как только слова вспомнил?

Следом за женщинами столкнули князей. Живьем! Вот ироды! И как только греха не боятся, бормотал себе под нос Ванька, сжимая в руке крест. Крест был большой, тяжелый, весь из золота с серебряными вставками и белыми камешками, брильянтами, должно быть? Ванька в таких делах не понимал, но раз царицына сестра, так уж, наверное, бриллианты, будет она что другое носить. Крест этот Ванька у великой княгини давно заприметил, еще когда она к мамане приходила. Потому как она его во время молитвы или перед собой ставила, или в руках сжимала, а когда у князьев добро отбирали, она умоляла товарища Старцева оставить ей крест, потому как подарок покойного мужа. Все, мол, забирайте, только крест оставьте, он его на святой земле от какого-то настоятеля получил, а в кресте том частица мощей святого Сергия Радонежского. Старцев плюнул, оставил, пусть, мол, подавится, а забрать мы всегда успеем. Ванька при том случае тоже был, у Старцева за спиной стоял, и еще думал, что вот почему мамане от княгининой молитвы так быстро полегчало. От святых мощей! Большая в них сила, всякому известно. Потому и сорвал с княгини крест, когда мужики князей избивать бросились. Протолкался поближе, руку протиснул и сорвал.

Сам-то он такого зверства не одобрил, безоружных да связанных бить, да разве ж их остановишь? А княгине все одно конец, а крест ведь какая ценность, жалко, ежели пропадет! Он об этом кресте, можно сказать, всю дорогу думал, пока к шахте ехали, все переживал, что пропадет или, может, Старцев с князей последнее снимет, да тогда все равно что пропадет. А тут такой случай. Вот Ванька в темноте да суматохе и исхитрился.

– Рябов, Постников, посветите вниз, чего там? – раздался окрик Старцева.

Вокруг ямы бестолково суетились люди. Ванька опомнился, торопливо оторвал от рубахи тряпицу, завернул поскорее крест и засунул за пазуху, потихоньку вылез из-за телеги и, подойдя поближе к яме, смешался с остальными. Из старого бревенчатого горла шахты раздавались стоны, плач и молитвенное пение.

– Господи, спаси люди твоя…

Ванька хотел перекреститься, да вовремя опомнился, руку отдернул.

– Кто-нибудь, огня дайте, не видно ни хрена!

– Ты смотри, живые!

– Чего делать-то теперь?

– Ох, грехи наши тяжкие. Чего не стрельнули-то? Патронов, что ль, пожалели, чего теперя делать?

Неслись со всех сторон голоса. От громких криков до тихих шепотков.

– Перестилы там, вот и не подохли! Зацепилися за доски, – склоняясь над самой ямой, светил в нее подоженной веткой Старцев со своими чекистами. – Не могли заранее проверить, мать вашу за ногу! – злился он, крутясь на месте.

– Что делать-то теперь?

– Может, из револьвера попробовать? Или по веревке кого вниз спустить?

– Товарищ Старцев, как быть-то, а?

– Да чтоб вас! Кто место выбирал? Мать вашу! – отбрасывая ветку в сторону, заругался еще злее Старцев, хватаясь за револьвер.

Ванька, уцепив вертевшегося рядом Митяя, поспешил снова к подводам, пальнет еще.

– Гранаты давайте! Забросаем их, чтобы с концами! А потом землей засыплем, – бегая возле ямы, распоряжался Петр Старцев. – Лопаты у кого есть?

– Боже милосердный, останови чад Твоих, вразуми их, – раздался из ямы едва слышный плач. – Спаси души их!

– Да заткнулись бы, что ли! – зло сплюнул кто-то из чекистов.

– Чего с лопатами, есть или нет? – орал Старцев, стараясь перекрыть доносившиеся из ямы стоны и молитвы. – Рябов, живо за инструментом, добудь, только без шуму, и живо, одна нога там, другая здесь!

– Есть! – бросаясь к телегам, крикнул Рябов. – А вы тут чего? А ну, к шахте, там помощь нужна!

Ванька с Митяем неохотно обратно потянулись.

– Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство, – раздался из шахты нестройный хор тихих, пронзительных, щемящих сердце голосов.

– Покойнички распевают, мать их, – грубовато заметил кто-то.

Чьи-то тени заслонили горловину ямы, а затем посыпались на голову несчастных гранаты.

Грохотало так, что у Ваньки уши позакладывало. Что-то там с бедными князьями в яме творится, за что же так-то? Неужто не расстрелять было? – стонал в душе Ванька, вспоминая мальчишек князей, царских племянников, почитай, его ровесников. Это ж не приведи Господи такую смерть принять!

Чекисты со Старцевым метнули еще парочку гранат и, дождавшись, пока осядет пыль, земля и щепки, стали прислушиваться возле ямы.

Да чего там слушать? Кто ж такое переживет! Ироды бесчеловечные.

Вокруг поляны стояла плотная, оглушающая тишина, словно ничего живого в мире не осталось. Даже ветра не стало.

Постепенно звуки стали возвращаться. Шелест листвы, шорох ветра, вскрик птицы, ветка хрустнула под чьим-то сапогом.

– Товарищ Старцев, вроде стонет кто-то, – раздался сбоку чей-то испуганный голос. – Точно стонут! Чего делать-то?

Народ вокруг Ваньки зашевелился, заворчал, загудел испуганно, суеверно, недовольно.

– Мать вашу! – рявкнул Старцев, перекрывая нарастающий бунт. – Бросьте еще гранат, у кого осталось, и заваливайте бревнами. Все одно сдохнут. Да землей присыпьте.

Чекисты засуетились, остальные мужики, что из рабочих да из местного отряда, сбились в кучу и мрачно, неодобрительно провожали их взглядами. Закурили.

– Сергей Васильевич, у меня в кабинете бомбы есть три штуки, может, послать кого?

– Куда послать, Середкин? Скоро рассвет! – взглянув на светлеющий край неба, снова заорал Старцев. – Кончайте уже так! Да живее, леший вас возьми! – подгонял он своих, потрясая для острастки наганом.

В яме еле слышно стонали. И не разобрать было, то ли женские голоса, то ли мужские…

Потащили из сложенной неподалеку кучи бревна, выдернули жерди из забора, что вокруг шахты стоял.

– Ох, что творят, что творят! – ужасался дрожавший, как осиновый лист, Митяй.