12 самых страшных тайн

Модуляторы с сознанием дела и согласно рангу передвигались по игровому полю подобно шахматным фигурам. Лепили из воздуха невидимые шары и квадраты, перекидывались энергетическими сгустками, то и дело, пытаясь «тучи разгонять руками».

Ближе к полуночи «прошивка» была завершена. Пространство зала, заваленного спортивными матам, было окончательно подготовлено к празднованию Дня рождения Летучей Мыши. К тому моменту я уже была в курсе, что Летучая Мышь – это утончённый, небесной красоты, трансвестит из Бангкока, «бриллиант» коллекции экстрасенсов. Само празднество также должно было, видимо, напоминать известные тайские шоу с прежней работы сверхчувствительного мастера преображений. Такой вывод можно было сделать, потому как начали появляться персонажи высшей магической касты в невообразимых карнавальных костюмах.

Свет потушили, направив на середину пустого зала разноцветные фонарики, что выхватывали яркий кружок света – эстрада была готова. В притаившейся темноте ощущались осторожные шевеления и еле слышный шёпот. На возвышении, будто сам собою вырос солидный трон. Его подсветили снизу, и теперь он ждал своего грозного хозяина, словно чёрная разинутая пасть чудовища молча намекала на неотвратимость человеческой жертвы.

Шуршали парчовые туалеты, плыли широкополые шляпы, огромные пушистые страусиные перья колыхались над мертвенно-бледными пятнами бесстрастных венецианских масок. Из темноты то возникали, то растворялись в никуда таинственные персонажи. Вот прекрасная в своей наготе, прикрытая одним лишь крохотным передником буфетчицы, промелькнула огненно-рыжая Гелла под руку с совершенно квадратным свирепым Азазелло. В длинном, до полу, простреленном кожаном плаще с автоматом наперевес вальяжно прошествовал Костя-Мафия, конкретно-реальный колдун из Одессы. Затравленный повышенным женским вниманием Казанова в дорогом, но по-холостяцки помятом камзоле, прошмыгнул, мечтая остаться незамеченным. Подвижная, словно ртуть, темнокожая супружеская парочка Арлекин – Коломбина отважно задирала долговязого и циничного Мефистофеля, австрийца-химика.

Вдруг, мерцая миллиардами бриллиантовых искорок, словно корабль-призрак, сотканный из кружев, тумана и звёзд, в зал вплыло Его Высочество Летучая Мышь. Воздух наполнился дурманом дразнящих ароматов инопланетных цветов и ещё чего-то непреодолимо манящего, возбуждая самые грешные желания. Огромный узорчатый веер такого же стального цвета, как и весь туалет, прикрывал лицо неземной красоты. Из высокой причёски, состоящей из локонов, хитросплетений кос разной толщины и драгоценных камней, произрастали невероятно длинные пурпурные перья, что величественно покачивались при каждом шаге.

Невообразимо красивое и загадочное «Нечто» бесшумно прошествовало по мягкому ватному полу, как по ночным облакам. Внезапно, под восхищённые аплодисменты, эта невиданная экзотическая «птица» взмахнула широченными рукавами-крыльями и взлетела в тёмную высь, будто и не существовало больше никакого потолка и закона земного притяжения. Из чёрной дыры в параллельный мир, на ошеломлённых зрителей обрушилась лавина блесток, словно волшебный порошок фей, помогающий улететь в Небыляндию.

Видимое пространство покрыл сверкающий иней. Блёстки подсветили волшебным светом все поверхности, выхватили из лап темноты силуэты людей. Искорки наполнили воздух и жили теперь повсюду своей загадочной жизнью, наполняя пространство, летая, где вздумается, по своему разумению. Мы переместились в маленькую рукотворную Вселенную, где каждый чувствовал себя живой планетой, частью Силы высшего порядка, способной творить чудеса.

Тихая, баюкающая «заснеженный» мир, музыка резко разорвалась громкоголосыми фанфарами с некими явно восточными вибрациями. Луч света выхватил, водружённый на возвышение помпезный трон, который вот только что был пуст. Теперь на нём восседал БЕС в бордовой мантии с высоким воротником. Даже в обрамлении огромного, как павлиний хвост, воротника его голова казалась массивной, словно позаимствованной на время у каменной статуи с городской площади. Подсветка снизу, характерная для освещения административных зданий, призванная подчёркивать значимость фасадов, искажала лицо мэтра до неузнаваемости, придавая ему черты поистине адского происхождения. Массивный нос изогнулся до крайности, мохнатые брови взлетели к вискам, а остатки волос на затылке, обрамляющие внушительную лысину, изогнулись, как толстые короткие рога. Вся его кряжистая фигура была преисполнена величественной монументальности, тяжёлые складки средневекового одеяния были словно высечены из гранита.

Иллюзия, что перед нами не человек, а монумент сохранялась ровно до того момента пока «памятник», нарушая торжественную неподвижность, не начинал говорить. Наваждение моментально лопалось, как мыльный пузырь, и перед нами являлся темпераментный «итальянец» с подвижным лицом голливудского комика и резкой жестикуляцией. Застывал БЕС также внезапно, как и оживал. И тогда вновь на постаменте сидело изваяние «Люцифера в красном перед казнью грешников».

Из его пламенной речи я мало что поняла, но интуитивно уловила главную мысль: «Мы – это то, что мы думаем. Имеем только то, о чём думаем», – ещё там было много белиберды, типа: «Человек – клетка Вселенной, но и в каждой его клетке – Вселенная. И только мысль задаёт направление нашей судьбе…»

На освещённом пятачке вновь, словно вытканный из серого тумана, проявился силуэт Летучей Мыши. Пронизывающий до костей голос, который никак нельзя было определённо отнести к мужскому, либо женскому, изрёк:

– Гспа-ада, танцы до утра! Пригла-а-аша-аю…

Но никто не шевельнулся, не кинулся охмурять пару или водить вокруг именинника псевдо-народные хороводы. Напротив, люди притихли, затаив дыхание, отчего казалось, что все тёмные углы зала кишат притаившимися в тылу врага разведчиками, судорожно подсчитывающими танки и пулемёты противника.

Все взгляды устремились на освещённую перекрёстными лучами танцплощадку. Над ярким пятачком света, словно в воздухе, багровым пятном повис БЕС. Лицо его ушло в тень, зато ярко прорисованные руки нависли над танцполом, будто пианист-виртуоз замер перед исполнением сложного концерта.

Тот же бесполый пронизывающий голос, казалось, лился теперь со всех сторон:

– Гспа-ада, музыка записана в случайном порядке. Её будет для вас выбирать провидение. На кон выходит тот, на кого укажет САМ! Танец парный. Ваш партнёр – кто-то из всемогущей команды. Во время танца постарайтесь закрыть глаза, расслабиться, опустошить голову от посторонних мыслей и сосредоточиться на желании. Уда-ачи! Начина-аем…

Далее всё происходило, как в странном навязчивом сне, когда события повторяются по кругу, но с новыми нюансами. БЕС указывал на человека из публики, иногда долго вглядываясь (как будто что-то возможно было увидеть в этой масляно-чёрной мгле). Иной раз «танцора» выдёргивали мгновенно, будто тот долго ждал своей очереди, гнусаво канючил и ужасно надоел. К нему подплывал именинник – «Бэтман по-тайски», осторожно и даже вкрадчиво выводил счастливчика в центр освещённого круга. Люди выходили безропотно, как заворожённые. Видно было, что ни у кого не возникло даже мысли сопротивляться этакой сладкой, но всесильной кротости.

Дедушка, с ног до головы изъеденный псориазом, танцевал с бесстыжей Геллой томный «медляк», в процессе которого он, следуя всем законам драматического жанра, имитировал красивую трагически-пафосную смерть, а затем медленное, но неотвратимо радостное воскрешение.

Страстное агрессивно-эротическое танго с Казановой наверняка избавило от застарелой фригидности пухлую дамочку из богатеньких. Танец явно произвёл впечатления на многих, так как из тёмных закоулков зала послышалось озабоченное сопение и мармеладное причмокивание.

Подруга Капиной мамы – старая дева, классно гадающая на кофейной гуще, решительно пришла сюда добывать мужа. Не отступив, даже когда к ней на площадку вышел безобразный Квазимодыч. Они так зажигательно отплясывали «калинку-малинку», что заслужили самое искреннее одобрение зала. Во время танца оба казались необыкновенно обаятельными и даже прекрасными.

Костя-Мафия укатал самодовольного бизнесмена с брюшком под сингл культового «Криминального чтива».

К хромому мальчику с ДЦП, вышедшему в круг на костылях, в партнёры досталась семейная арлекиново-коломбиновская пара. Видимо, супруги так сроднились за время долгого брака, что стали единым и неделимым чернокожим персонажем команды. Они, как любящие негритянские мама и папа, качали своего родного, по совершенно нелепой случайности бледнолицего малыша, осторожно перекатывали его по мягкому настилу, кружили под нежную и грустную английскую колыбельную. Всё это действо напоминало ремикс черно-белого «Цирка» – блокбастера времён неминуемой победы коммунизма.

Поджарый Мефисто, сбросив меланхолию, зажигал румбу с Капиной маман. Да-а! Ловец человеческих душ явно прибавил оборотов и удачных афёр в её без того успешный колдовской бизнес.

Но самое удивительное, было не то, что все танцоры показывали на площадке столь высокий класс, будто всю последнюю неделю посвятили исключительно репетициям своего номера, а то, что выделывали они невероятные кульбиты, чётко повинуясь рукам БЕСа. Он дёргал с высоты за невидимые нити, заставляя «марионеток» беспрекословно подчиняться воле опытного кукловода.

Почти все исполнители, кроме псориазного дедушки, танцевали с закрытыми глазами. Да и старик «прозрел» только в конце своего танцевального мини-спектакля, когда изображал апогей воскрешения Лазаря. Честно говоря, в тот момент его туманный взгляд трудно было назвать осмысленным. Создавалось впечатление, что люди танцуют во сне. И от этого становилось одновременно страшно, весело и азартно.

В очередную паузу между танцами публика замерла в ажиотаже: «Кого же следующего выберет БЕС? У кого сбудется самая заветная мечта? И что за интригующий номер ждёт зрителей?»

БЕС медлил, переводя взгляд из одного угла зала в другой, ища взглядом кого-то из своей команды, как будто он уже давно знал, чье желание сейчас будет исполнять, но никак не мог решить, кого из своих адептов поставить в пару. Он напоминал фармацевта, который, составляя снадобье, подыскивает нужный компонент.

Наконец БЕС удовлетворённо кивнул и указал на меня. Под очередное всеобщее «Ах!» ко мне, «дыша духами и туманами», подплыло Его Высочество. Не смея ослушаться, я, как во сне, смиренно повинуясь тонкой изящной руке в серой шёлковой перчатке, вошла в световой круг. Мы оказались, словно в уютной светящейся сфере, отгороженными от всего мира. Перестали существовать все люди, исчез с лица земли этот убогий профилакторий, исчезли Капа и её мамик со всеми своими подругами-гадалками. Но ко мне не вышел больше никто из «бесноватой» команды. И мы остались только одни во всём мире: я и Летучая Мышь…

– Ра-ассла-абься, – промурлыкал бесполый голос, которому невозможно было перечить. Высокая точёная фигура, сотканная из серых кружев, придвинулась ко мне вплотную, обдавая волной инопланетного парфюма.

Грянул «Призрак оперы». До сих пор не могу внятно объяснить, что же произошло на самом деле. Будто неистовый ветер ураганной силы подхватил и понёс меня, безвольную, наполняя непобедимой светоносной энергией каждую клетку. Помню, что состояние это сначала ошеломило, а затем безумно понравилось.

Временами мне было позволено на малую долю секунды очнуться, и тогда я видела себя сверху глазами БЕСа.

И можно было любоваться с высоты необыкновенным волнующим танцем: я и Летучая Мышь творили танец любви – любви странной, горькой, запретной, от того изысканно нежной и вычурно прекрасной! Фигуры изгибались, плыли, как водоросли, повинуясь подводному течению. То вдруг взмывали ввысь и разлетались многозвёздным салютом, а после неизменно притягивались и стекали вниз.

В апогее танца, на его самой высокой ноте, когда магический голос перешёл в ультразвук, доведя мир до экстаза, когда страх и восторг так круто перемешались, будто мы летим с высоченной скалы, наши тела вдруг срослись, став единым целым, как ствол крепкого дерева. Руки впились в кожу, страстно переплетаясь. Сверкающие, перламутровые губы приблизились к моим вплотную и чуть приоткрывшись, дышали мускатным ароматом. Безумный поцелуй разорвал мозг. Внутри словно вспыхнули миллиарды блёсток, какими сыпал сегодня мой экстравагантный партнёр. И, наполненная чудодейственной, поднимающей в воздух силой, я ощутила себя одной из миллиарда – маленькой сверкающей блёсткой. Это была последняя мысль, которую я уловила, улетая-тая, та-ая, та-а-ая…

II

Я не могла отделаться от ощущения нереальности происходящего несколько дней. Ходила сонно рассеянная. Уносилась мыслями в тот странный волшебный танец, притягательный своей безнадёжной, обречённой горькой нежностью, похожий на любовь голубя и ястреба, удава и кролика, демона и праведницы, палача и жертвы…

Я прекрасно знала, что семинар ещё идёт, и, наверняка, там происходит масса интересного и необъяснимого. Но не поддаваясь ни на какие слёзные Капкины мольбы, что, мол, потеряю полжизни, и отчаянно сопротивляясь жёсткому давлению «мамика», на «профилакторный шабаш» я больше не вернулась. Прекрасная половина этой «семейки Адамс» (вылитые!) лютовала…

Хотя мне и самой было временами жутко интересно, что там происходит, но некая неведомая сила, замешанная на страхе разочарования, не пускала туда, заставляя искать новые отговорки. Я ревностно оберегала от развенчания свою хрупкую сказку. Хотелось как можно дольше продлить волшебное послевкусие от пребывания в ожившем сне, где так густо неразделимо смешались быль и небыль.

Особенно страшно было бы случайно столкнуться с моим загадочным партнёром в тёмном обшарпанном коридоре или столовке профилактория, насквозь пропитанной запахом тушёной капусты, будто отдыхающие сидели на вечной капустной диете. А вдруг без грима, при безжалостном свете дня он окажется не феерической Летучей Мышью, а каким-нибудь щуплым Сяу-Мяу с китайского рынка с тонкими кривыми ножонками в стоптанных сланцах и с непомещающимися в рот кроличьими зубами?

Я не представляла его без макияжа, флёра манящих духов, таинственного полумрака. Будто это слишком красивое, искусственное, нарисованное лицо было истинной личиной чародея. А сними с него экстравагантный наряд, смой краску, лиши высокого парика с длинными перьями. Что останется?! Да и вообще останется ли кто-нибудь там, внутри узкого парчового платья?! Может, там и нет никого?..

Но ещё опасней, если при встрече он окажется таким же чарующим, завораживающим апологетом тайной, запретной любви, каким запомнился. Это гораздо хуже! Может произойти нечто непоправимое, что разрушит всё в моей судьбе. Тогда крах, неизвестность. Ведь такие поцелуи не проходят даром – они или ломают привычный ход бытия, поворачивая вспять линию судьбы, или их потом помнят всю жизнь.

Муж Павлик последние дни поглядывал на меня подозрительно, но молчал. Он вообще – мастер сидеть в окопе, занимая выжидательную позицию. Только старательнее, чем обычно готовил свои завтраки-ужины. И сыра сверху натрёт на мелкой тёрочке, и зелёный листик петрушки приладит на каплю красного кетчупа.

В нашей семье с первых дней было заведено, что всей «едьбой» занимается только супруг. Он очень гордился этим обстоятельством и надо-не надо хвастал знакомым: «У нас с женой – разделение труда. Я готовлю, она ест, я мою посуду!» И радостный такой… По-видимому, роль жертвы бессовестного домашнего тирана доставляла ему истинное наслаждение. Сатрапом он изначально назначил меня, потому как ничего по дому делать мне просто не давал. Стирать он категорически запрещал из-за моей аллергии на стиральный порошок. По магазинам ходил тоже он. Только когда мне нужно было что-то купить, мы вершили воскресный шопинг вместе. Убираться в квартире муж предпочитал в одиночестве, когда я находилась на занятиях. Павлик даже любит иногда заплетать мне косы, как заботливый папа, собирающий в детский сад малолетнюю дочурку.

Я смотрела на него – такого будничного, такого обыкновенного – и на душе становилось тоскливо. Неужто вот так и проживём всю долгую-долгую серую жизнь по уши в вязком бытовом болоте?.. С неизменными прогулками в парке каждую субботу, ежедневными супчиками и воскресным рыбным пирогом. Павлик чрезвычайно гордился, если тесто удавалось пышным, но зато так неподдельно сокрушался, если что-то в его стряпне не соответствовало идеалу. Чуть не до слёз!!!

Ужели это оно и есть – простое женское счастье? Мещанский скучный мелочный мирок, где всё банально, пресно, предсказуемо. И никуда от этого не деться! Благоверный ведь даже в гости никуда без меня не ходит. И ревнует к каждому, хоть и виду не подаёт. Но я-то вижу: раз насупился, то всё – сутки молчаливых страданий обеспечено.

Вот и сейчас пылесосит, старается, пыхтит. Молодой ещё совсем, а брюшко уже отчётливо наметилось, и лысинка ранняя потихоньку пробивается. И чего, скажите на милость, ковёр елозить каждый день? Неужели поинтереснее занятия найти нельзя?

Идиллическую картину семейной жизни: муж прибирается всё тщательней, а жена листает модный журнал всё остервенелей, – прервал настойчивый телефонный звонок. Обычно воскресными утрами нас никто не беспокоил, даже моя навязчивая свекровь с гиперопекой в виде очередных тёпленьких блинчиков, после моего короткого внушения, старалась не лезть с утра в выходной. Так бесцеремонно врываться в чужую частную жизнь, оставаясь при этом абсолютно в своей тарелке, умеют только журналисты.

Да, это была Китикэт. Бывшая моя одноклассница Катька, ныне ведущая музыкально-криминальной передачи местного ТиВи. Тараторка и сплетница, но при всей легкомысленности, весьма пробивная девица. Непомерная наглость, замаскированная под наивность девчонки из народа, стала не вторым, а первым Катькиным счастьем. Портрет будет полным, если добавить к этому, весьма важному для выживаемости в современном мире качеству, длиннющие «цапелькины» ноги на шпильках, рыжие кудряшки, курносый нос в веснушках, задорный смех по любому поводу и всегда удивлённое выражение круглых глаз: «Я только что упала с облака. Побыстрее расскажите, как вы тут живёте. Мне интересно всё, всё, всё!»

– Превед! Это я – счастье твоё негаданное! Как жисть семейная? Не обрыдла ишшо? Собирайсь-подмывайсь, поедем сёдня мечту твою збывать!

– Что-то нынче слишком много желающих мечту мою сбывать. Сразу говорю – ни на какие гулянки не пойду. Ты же знаешь, я не выездная.

– Фи, мадам, це не комильфо! Разве я могу при моём-то воспитании предлагать замужним дамам банальный бля-манже?! Выше бери! Ты ведь даже не представляешь, чего в мире-то твориться! Я тебя хотела аж ночью с супружеского ложа вытряхнуть. Еле до утра дожила с такими-то новостями!!! К нам едет…