Мифы о призраках. Путеводитель по мистическому Петербургу

Одному из своих сановников, который не терпел уксуса (может, аллергия у человека была или кислотность повышенная), в качестве наказания приказал влить ему в рот целый флакон.

Пожилой боярин Головин, посчитавший ниже своего достоинства рядиться в шуты и мазаться сажей, был по приказу царя раздет донага, после чего его изваляли в дегте и перьях и отправили в таком виде гулять по льду Невы.

И это только малый перечень Петровых игрищ. Поэтому неуди вительно, что когда в городе на Неве появился призрак с дубинкой, его тут же окрестили Петром Алексеевичем, добавляя при этом, что данное исчадье ада забивает человека до смерти. Передавали, что лица его разглядеть невозможно, он кутается в широкий плащ, а из-под плаща так полыхают, горят сатанинским огнем глаза, что черт лица разглядеть все равно невозможно. Говорили еще, что голова у этого создания крохотная, при огромном росте и длинных, цепких руках, – не этот ли образ лелеял скульптор Михаил Шемякин, создавая своего Петра Великого, который ныне восседает на высоком кресле в Петропавловской крепости?

Высокая фигура, лысая небольшая голова, правда, ничего зловещего в этом памятнике нет. На коленях самодержца любят фотографироваться дети.

Петр-защитник

История эта произошла во время Отечественной войны 1812 года. Русские отступали, появилась реальная угроза захвата Санкт-Петербурга французами. Александр I приказал вывезти из города особо ценные произведения искусства. Памятник Петру I должен был эвакуировать статс-секретарь Молчанов[36 - Молчанов Пётр Степанович (1772-1831) – статс-секретарь Александра I, писатель.]. Скульптуру планировали перевезти в Вологодскую губернию.

В самый разгар подготовки к транспортировке памятника некий майор Батурин, по другой версии, почт-директор Булгаков (последняя фамилия лично мне по понятной причине нравится больше) как-то прорвался на личную аудиенцию к другу царя князю Голицыну и сообщил, что его преследует один и тот же сон. Дивное было время, попробовал бы сейчас какой-нибудь майор или даже директор почты России напроситься на встречу с министром, дабы поведать тому свои сны!

Впрочем, не отвлекаюсь, означенный господин сообщил князю, что чуть ли не каждый день видит себя, стоящего на Сенатской площади перед Медным всадником. Лик Петра поворачивается. Император съезжает со скалы и направляется по петербургским улицам к Каменному острову, где находилась в то время резиденция Александра I. Всадник въезжает во двор Каменноостровского дворца, из которого выходит к нему навстречу государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, – говорит ему Петр Великий, – но покуда я на месте, моему городу нечего опасаться!»

После этой недолгой речи Петр I спокойно разворачивает коня и скоро уже слышно только «тяжело-звонкое скаканье». Пораженный рассказом Батурина, а может, Булгакова, князь Голицын передал разговор государю. В результате Александр I[37 - Александр I Павлович (1777-1825) – император и самодержец Всероссийский протектор Мальтийского ордена, великий князь Финляндский, царь Польский, старший сын императора Павла I и Марии Федоровны. В официозной дореволюционной историографии именовался Благословенным.] отменил свое решение об эвакуации памятника.

Почему бы действительно Петру I не стать защитником своего города? Долгие годы Петр Алексеевич страдал от мочекаменной болезни. Летом 1724 года болезнь усилилась, но в сентябре он почувствовал себя значительно легче и сразу же приступил к активным действиям, видать, много работы накопилось за время болезни. В октябре, вопреки советам своего лейб-медика Блюментроста[38 - Блюментрост Лаврентий Лаврентьевич (1692-1755) – первый президент Академии наук и художеств (ныне Российская Академия наук), лейб-медик Петра.], Петр отправился осматривать Ладожский канал. В ноябре, когда он был в Старой Руссе, у Лахты заметил тонущий бот с солдатами. Стоя по пояс в воде, царь помогал перетаскивать обессилевших, наглотавшихся воды людей. Неудивительно, что в результате переохлаждения болезнь взялась за него с новыми силами, приступы усилились, но Петр, не обращая на них внимания, продолжал заниматься государственными делами. 17 января 1725 года ему сделалось так худо, что он распорядился поставить в соседней со своей спальней комнатой походную церковь, а 22 января исповедался и причастился. Силы начали оставлять больного, он уже не кричал, как прежде, от жестокой боли, но только стонал.