Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Престарелый дайме Гамура (актер Отодзиро Каваками) таинственным образом исчезает из замка в Осаке, после чего его считают умершим, а его брат присваивает себе жену покойного, его титул и, что кажется больше всего печалит наследника, фамильное оружие!!! В это время Гамура-младший пребывает в полном неведении в Токио, где он проходит курс обучения в университете, вместе со своим другом Шози-Гара (Гарацием). Однажды ночью, прогуливаясь по токийскому кладбищу, принц Гамура встречает там призрак покойного отца – его лицо, бледное как у покойника, невидящие глаза глядят в одну точку, волосы на голове всклокочены, однако современный генеральский мундир в полном порядке, в свете луны поблескивают начищенные пуговицы и золотое шитье на обшлагах и воротнике, посверкивают орден Хризантемы и золотые эполеты. Прекрасно зная пьесу и побывав не на одной ее постановке в разных странах, Чарльз шепнул Айседоре, что на призраке должна быть серебряная кольчуга, но если многих любителей Шекспира этот момент особенно задел, Айседора и Чарльз решили, что так получилось даже оригинальнее, и принялись смотреть дальше.

Согласно пьесе, Гамлет отправлялся в Англию, живущий в Японии Гамура-младший движется по Маньчжурии и Сибири, на обратном пути его пароход попадает в шторм.

Одетый в современные одежды, Гамура делался ближе и понятнее зрителю и одновременно отталкивал его, словно говоря: посмотри на мое лицо, неужели ты не видишь, что это сказка – странная и жестокая чисто восточная история. Верь ей!

В полутемном строгом зале
Пели скрипки, вы плясали.
Группы бабочек и лилий
На шелку зеленоватом,
Как живые, говорили
С электрическим закатом,
И ложилась тень акаций
На полотна декораций,

– так напишет в 1908 году Николай Гумелев об актрисе Сада-Якко, когда увидит ее на сцене в России.

Очарованная, околдованная Айседора заставила своего друга дождаться появления Сада-Якко после выступления, но в результате так и не посмела к ней приблизиться. Маленькая изящная японка поражала своей тихой грациозностью и силой. Несколько раз Айседора делала робкие попытки подойти и всякий раз останавливалась не в состоянии не то что заговорить, а даже сделать лишний шаг в сторону примы. Посмеявшись над нерешительностью своей юной спутницы, Чарльз рассказал, что прежде чем сделаться женой Каваками Отодзиро, в Японии Сада-Якко была самой настоящей гейшей. Прогрессивная пресса сравнивает ее с Сарой Бернар

за трагический темперамент и особый реализм в сценах смерти. Собственно, именно благодаря выдающемуся таланту Сада-Якко театр и получил известность, так что в настоящее время это, пожалуй, одна единственная японская труппа, с успехом гастролирующая в США и многих странах Европы. Во всяком случае, Чарльз уже видел в их исполнении «Графа Монте-Кристо» и что-то из пьес Метерлинка

, а теперь вот – Гамлет…

И когда вы говорили,
Мы далекое любили,
Вы бросали в нас цветами
Незнакомого искусства,
Непонятными словами
Опьяняя наши чувства,
И мы верили, что солнце —
Только вымысел японца

.

Айседора захотела увидеть все эти необыкновенные постановки, но, к сожалению, висящая тут же афиша сообщала о том, что это последний спектакль труппы, так что на следующий день Чальз повел ее смотреть на танцы госпожи Фуллер

, той самой, что вдохновляла на шедевры художников Тулуза-Лотрека и Коломана Мозера, скульпторов Рауля Ларша, Пьера Роша и Огюста Родена. На главном входе Всемирной выставки красовалась позолоченная статуя Лои Фуллер.

Осенью выставка закрылась, и Чарльз Галлэ уехал. Перед отъездом он познакомил Айседору со своим двадцатипятилетним племянником Шарлем Нуфларом, попросив того присмотреть за молодой и неопытной американкой.

В поисках любви

Сменив ателье на улице Тэте на ателье на Авеню Вилье, Раймонд нарисовал на стенах греческие колонны и модернизировал газовые рожки, надев на них металлические трубки, получился эффект мерцания, похожий на факельный. И придумал, как сделать сандалии, которые были многим удобнее, нежели европейская обувь. Почувствовав вкус работать руками, он сверлил, колотил и пилил ночи напролет, мешая спать Доре и Айседоре и отсыпаясь днем, когда сестра уходила гулять вместе с Шарлем Нуфлар или его приятелями: Жаком Боньи и литератором Андрэ Бонье

, с которыми он познакомил Айседору.

В то время юная мисс Дункан чувствовала себя так, словно снова вернулась в детство, когда мама часами читала стихи или музицировала. Но если такая жизнь устраивала Раймонда, Айседоре хотелось чего-то большего, она запоем читала любовные романы, мечтая, что в один из дней… но кто? Выбор пал на некрасивого, но талантливого Андрэ Бонье, сумевшего заворожить Айседору знанием французской литературы.

К тому времени она уже вполне сносно говорила на французском, читала и нуждалась в постоянной практике.

Жирненький и бледный, маленького роста, с крошечными глазками в больших очках, теоретически Андрэ не мог иметь успех у женщин, тем более на фоне своих друзей – очень красивого и милого в общении Жака и высокого статного Шарля, тем не менее Айседора влюбилась в него и приняла решение отдаться при первом удобном случае. О том, влюблен ли молодой человек, она не задумывалась. Им ведь было так хорошо вместе гулять по Люксембургскому саду, читая любимых авторов. Однажды молодой человек прибежал к ней в слезах, оказалось, умер Оскар Уальд

. Айседора читала этого автора, теперь же, захлебываясь рыданиями, Андрэ пересказывал ей тяжелую жизнь писателя. В том месте истории, где Уальда посадили в тюрьму, Айседора оборвала повествования, интересуясь причиной заточения.

Андрэ густо покраснел, затем протер изрядно запотевшие круглые очки и, сославшись на срочные дела, поспешно удалился.

Соблазнить Андрэ Айседора планировала в своем ателье, улучив момент, когда мама уехала по каким-то делам, а брат пропадал у знакомой модистки из Латинского квартала. Купив шампанского и цветов, Айседора постелила чистое белье, украсила прическу розами, поставила на стол обожаемые Андрэ слоеные пирожки и фрукты. Для соблазнения все было готово, но… к сожалению, страстный поклонник творчества и образа жизни Оскара Уальда, Андрэ Бонье оказался нечувствителен к очарованию босоногой Афродиты. Позорно бежав из благоухающего розами будуара прекрасной дамы, толстый Андрэ жутко разозлил свою юную подругу, которая в отместку ему теперь решила флиртовать на глазах у недостойного ее любви писателя с его приятелем Шарлем Нуфларом. Этот был настроен более живо, Шарля можно было вытащить на танцы, где они обнимались и целовались на глазах у взбешенного таким поведением своей музы Андрэ. А что? сам виноват. Айседора не находила себе места от злости, недоумевая, в чем же она была не права, предлагая себя любимому человеку. Они уже год как встречались, поверяя друг другу сердечные тайны. При этом Андрэ заходил к ней каждый день и был почти на всех ее выступлениях, вхож в дом и знаком с родственниками, чего же ему еще?

Почему-то в голову упорно лезла одна странная сцена, которой вначале Айседора не предала особого значения, произошло это в Медонском лесу, возле пересечения четырех дорог:

«Дорогу направо он назвал Богатством, дорогу налево – Миром… а дорогу прямо перед нами Бессмертием. “Где же находимся мы сами?” – спросила я. “В царстве Любви”, – тихо ответил он. “Тогда я здесь останусь!” – вскричала я в восторге. Но он только ответил: “Здесь оставаться мы не можем”, – встал и быстро пошел по дороге Бессмертия»

.

«Любовь можно назвать взглядом души в момент, когда она способна смотреть на бессмертную красоту».

    (Айседора Дункан)

Милая шутка, и ничего больше, но. вспоминая теперь приключение в Медонском лесу, Айседора едва сдерживала слезы, вспоминая, с какой легкостью безжалостный Андрэ отказался от любви в пользу бессмертия. Правда, в тот день, не зная, что делать и как понять странные слова своего приятеля, Айседора бросилась за ним, по той же дороге, уводящей ее от любви, но. бессмертие подождет, а вот любовь!..

Шарль прекрасно танцевал и вообще был опытен с девушками. Айседора сразу очаровалась его сильными объятиями и нежными поцелуями, пьянившими ее и словно звавшими в неведомое.

После несколько довольно раскованных встреч и обедов в отдельных кабинетах ресторанчиков Шарль отвез Айседору в гостиницу, назвавшись вымышленной фамилией и представив девушку своей супругой. Они оказались в красивом номере с большой кроватью, застланной розовым шелковым покрывалом, с огромным, украшенным золотыми цветами балдахином кремового цвета. Цветы в вазе, шампанское на столе. Все было продумано до мельчайших деталей. Айседора оказалась в объятиях Шарля, какое-то время он возился с крючками и завязками на ее туалете, после чего она увидела себя в большом зеркале обнаженной и лежащей на розовом шелке, точно богиня любви Афродита. «Наконец-то я узнаю, что такое любовь!» – ликовала Айседора, уже не робко, а требовательно обнимая прекрасного Шарля, когда в самый ответственный момент тот неожиданно вскочил, с ужасом глядя на обнаженную богиню. «О, но почему же вы мне не сказали? Ведь я был близок к преступлению. Нет, нет, вы должны оставаться невинной. Одевайтесь, одевайтесь скорей!»

Он действительно заставил мало соображающую после поцелуев Айседору одеться и отвез ее домой на извозчике. Забившись в уголок темного экипажа, девушка едва сдерживала слезы, ее голова все еще кружилась, да, он желал ее, и она хотела того же. почему тогда? Какая несправедливость? В одну секунду в собственном воображении из Афродиты она превратилась в отвратительную гарпию, в медузу Горгону, в. да разве есть имя для чудовища, способного одним своим видом прогнать любовь и страсть… «Наверное, я никогда не познаю счастья быть любимой, не изведаю физической близости и буду, как заведенная, только работать да говорить об искусстве. Мужчины не смотрят на меня или смотрят, но не как на женщину. Я проклята, безобразна, я… способна только танцевать, и у меня никогда не будет ни любимого человека, ни детей!» – так или вроде того упрекала себя пленительная Айседора, хотя ей решительно не за что было себя винить.

После неудачи в гостинице Шарль не появлялся в ателье у своей несостоявшейся любовницы и после довольно скоро уехал в колонии, прочитав Айседоре на прощание лекцию о жрицах-девственницах, одной из которых, по всей видимости, и является юная Дункан.

– Утратив чистоту, ты, скорее всего, не сможешь танцевать, а ведь своим танцем ты славишь бога, или богов. – он замялся. – Индусы считают, что душа человека проживает множество жизней в самых разных оболочках. Ты как-то рассказывала, что под воздействием пищи Афродиты начала танцевать еще в утробе матери. Это необыкновенно! И если бы сейчас мы были не в Париже, а в древних Афинах, тебя бы разыскали жрецы, узнавшие в тебе воплощение богини танца Терпсихоры. Я верю в это, поэтому и не могу притронуться к тебе, не получив за это заслуженного проклятия.

Айседора попыталась прервать своего друга ласками и уверениями в том, что она не чувствует в себе весталку и во все свои танцы вкладывает любовь и веру, но Шарль был неумолим.

– Вспомни Жанну д’Арк, чья чистота и непорочность являлись когда-то залогом победы французского народа над англичанами?!

Глупый, глупый Шарль, Айседора была еще не настолько опытна в любви, чтобы объяснить тебе, что чистота или распущенность – в головах людей, что можно быть девственницей телом, но шлюхой в душе. Что любовью оскорбить или унизить нельзя, если это любовь. но, скорее всего, их страсть действительно была далека от настоящей любви. В результате Айседора стала больше думать о танце как о молитве. И о своем состоянии во время пластической импровизации как о религиозном экстазе. А ведь и правда, про ее первые танцы импресарио сан-франциских театров однозначно говорили: «Это не для сцены, это для церкви». Только церковь должна быть какая-то другая, не католическая. это понятно. Алтарь Терпсихоры, Афродиты, других греческих богов. Она – маленькая жрица, получившая посвящение задолго до собственного рождения. Быть может, ее появление было предсказано, но предсказание затерялось. Ее танцы нужды не для увеселения, это религиозные танцы, направленные на общение танцовщицы с богом, получение посредством движения тайных знаний.

Видение театра и сероглазый король

Айседора слушала музыку, представляя себя парусом, наполняемым не ветром, а мелодией. В течение нескольких репетиций Айседора практически не танцевала, а стояла посреди комнаты, слушая музыку и пытаясь ощутить, как та отзывается в теле. Надо двигаться, словно лист, подгоняемый ветром, точно перекати поле, как легкая тополиная пушинка. Надо искать принципиально новый подход к танцу, да только где его найти? Посещая в юности занятия классическим балетом и затем много читая на эту тему и часто бывая в театрах, Айседора уяснила, что классический балет базируется на так называемом кресте – совершенно прямая ось позвоночника – вертикаль – и воображаемая горизонталь. Отчего балетные движения казались неестественными, позы – кукольными. Айседора решила, что будет идти от ощущений, часами настраивая себя на новое восприятие танца, она поднимала руки вверх и застывала в этой позе, пока все ее тело не начинала сотрясать дрожь.

Иногда ей казалось, будто бы по рукам к ней спускается невидимый дух. Она либо чувствовала это, либо видела свет, постепенно заполняющий все ее тело. Нужно двигаться не от центра, а от света. Рука или нога начинает движение не потому, что в этом месте музыки так предписано балетмейстером, а единственно от того, что не могут не двигаться, ощущая переполняющую тело и душу растущую мощь. Отсюда танец невозможен без вхождения в транс. В транс же можно войти разными путями. В то время многие увлекались мистикой, спиритизмом, восточной философией. Айседора не являла собой исключение из общего правила, она была до истеричности религиозна и мистична, тем не менее путь Дункан не ограничивался поиском гуру и принятием посвящения, Айседора вела самую настоящую научную работу, постоянно находясь в поиске, готовая к риску и эксперименту. Поняв, что в ближайшее время ей не светит испытать на себе физическую любовь, да и претенденты на ее невинность куда-то подевались, с Андрэ она могла разве что беседовать, а Шарль уехал, Айседора засела в библиотеку при Опере, в которую отвел ее как-то брат, вылезая оттуда исключительно ради репетиций.

«Я хочу прочитать все труды о танце, когда-либо написанные, а также книги о греческой музыке и театральном искусстве, – начала она с порога. – Я поставила себе целью прочесть все эти книги на английском или на французском, все, что посвящено искусству танца, с древних египтян и до наших дней».

Она брала книги домой или, если их не выдавали на руки, работала в библиотеке, записывая самое интересное в красивую толстую тетрадь. Приблизительно в то же время Айседора заинтересовалась работами Жан-Жака Руссо, Уотта Уитмана и Ницше, последнего она обнаружила, когда вдруг, совершенно случайно задумавшись о своем будущем, взяла с полки первую попавшуюся книгу и открыв ее наугад, прочитала: «Заратустра – танцор, Заратустра – воздушный, манящий крыльями, готовый к полету, призывающий птиц, всегда готовый, блаженный легкий дух…» – это было предзнаменование!

Все добытые по библиотекам, вычитанные бессонными ночами знания она стремилась обсудить в салоне графини Греффюль, где ее принимали по-дружески. Однажды госпожа Греффюль рекомендовала к Айседоре свою подругу княгиню де Полиньяк

, которая видела танцы босоногой танцовщицы и решила, что, возможно, именно эта юная и такая непохожая на остальных девушка сможет понять сложные музыкальные концепции ее талантливого мужа. После чего, попросила свою подругу графиню Греффюль дать ей адрес Айседоры, дабы они могли пообщаться без свидетелей. Несмотря на княжеский титул и высокое положение в обществе, Винаретта де Полиньяк забывала обо всем на свете, оставаясь один на один со старинными клавикордами, органом или работая над новой картиной. Замечательная музыкантша и художница, по всей видимости, она была чуть ли не единственным знатоком и почитателем музыки своего мужа – неизвестного широкой публике композитора Эдмона де Полиньяк