Последний рыцарь Тулузы

Еще один покойник

С немногочисленной свитой в сто человек включая меня, Романе отправился в Анжу, где жил престарелый астролог. Справа от лошади Раймона брела гнедая катара, именовавшего себя братом Христианом, слева месил грязь мой конь. После дождя дороги раскисли, и представляли собой довольно-таки опасное дело для конного путника и весьма мерзкое для пешего.

Романе казался печальным, его плечи покрывала теплая накидка с тонким рисунком, у пояса не было никакого оружия.

– Отчего вы не веселы, мой господин? – попытался я немного расшевелить Раймона. – Еще не успеет зайти солнышко, как мы будем на месте. Сбывается ваша самая заветная мечта, а уже через неделю вы получите посвящение. Разве это не то, чего вы добивались от отца?

– Да, милый Анри, – голос Раймона был тихим словно шелест листьев, кроме того, он не отрываясь смотрел перед собой, то ли на жидкую грязь, по которой с превеликим трудом шествовали наши кони, то ли на холку своего коня, так что мне при моем росте, пришлось согнуться в три погибели, приблизив свое лицо к лицу молодого господина.

– Быть может, вы передумали? – с надеждой в голосе осведомился я. – Тогда нам следует отправиться в Тулузу и обрадовать вашего благородного родителя. Вы можете прямо сейчас составить послание, и я отправлю его вместе с одним из моих бездельников. – Я кивнул в сторону нашей свиты.

– Никто никуда не поскачет. Я не передумал и не отступлю. – Мальчик нахмурился.

– Тогда отчего же вы так печальны, благородный рыцарь? – В этот момент мой конь спотыкнулся, и я чуть было не вылетел из седла. Выправившись, и шлепнув коня, я услышал ответ Раймона.

– Ты хочешь, чтобы я веселился, а чему мне веселиться? Этот мир создал Сатана, и все мы здесь заложники. Чему может радоваться пленник. Я мечтаю сделаться катаром, получить посвящение, после чего, я надену на себя белые одежды чистоты и невинности, заберусь на самую высокую скалу и шагну в пропасть. Человеческая природа слаба, я не уверен, что сумею оставаться чистым долгое время, поэтому я убью себя сразу же, пока не запятнан и не успел согрешить вновь.

– Мир создан не Сатаной! – Не заметив, я начал говорить громче. – Мир создан Творцом всего живого – Богом! Что же касается пленения ангелов, о которых говорит катарское вероучение, то я в своей жизни навидался людей, в которых, похоже, никогда и не горел божественный свет. Если бы вы господин, побывали там, где бывал я, пожалуй, вы сказали бы, что Сатана научился творить жизнь, ибо в людях, о которых говорю я, нет ничего, что указывало бы на их божественное происхождение.

– Нет – в каждом человеке есть свет Божий! – горячо зашептал Раймон. – В каждом, Анри, и даже в тебе!

– Но не лучше ли жить, и объяснять другим людям, кто они такие на самом деле? Как можно думать только о себе?

– Будь у меня сила, – Раймон сжал кулаки, – будь у меня сила словно у апостола, я наверное сумел бы помочь людям. Но я слаб, Анри, например, я вижу, что моя мать, та, которая должна слыть образцом добродетели и христианского смирения, спит со слугами. Моя сестра Аделаида всему учится у матери. Я знаю, что должен возненавидеть мать за это, но не могу. Я хочу стать катаром, уйти в общину. Я решил – значит, мои помыслы должны быть лишь о Боге, но почему-то я постоянно думаю, как там отец, и не учинил ли чего Булдуин. Ведь за ним еще няньки должны ходить.

Я думаю о разбойниках в темнице замка, мне не нравится, когда их пытают, хотя без этого никак. Но большинство из них все равно ничего не скажут, хоть шкуру с них с живых снимай. Но… разве пытать других людей, пусть даже они разбойники и убийцы, по-божески? По-христиански? Я бы придавал их быстрой и непозорной смерти. Потому что разбойников нужно уничтожать – они грабят и убивают наших подданных. Рыцарский долг защищать доверенных нам людей.

Я не могу не думать об этих людях. О людях, которые не знают, что на самом деле они ангелы. Поэтому мне жалко этих людей – жалко добрых, а злых еще жальче. Ведь с каждым шагом они все дальше и дальше от Бога…

И самое страшное, что все они – эти женщины, друзья, семья, даже враги – все они стараются ввести тебя в искушение, с тем, чтобы привязать к себе самыми крепкими веревками. Все они желают моей погибели. Поэтому я и должен ненавидеть их, но я не могу, я…

Дорога сделалась суше и ровнее, Раймон пришпорил своего коня, вылетев вперед процессии.

Суд юного Раймона

Кинув пожитки в дешевой гостинице, расположенной недалеко от дома астролога, и переодевшись в чистое я, Раймон и сопровождающие нас пятьдесят отборнейших воинов отправились к Иоганесу Литтенбаху. Дом астролога был двухэтажным с плоской, словно крышка от котелка, крышей, на которой подобно ушам торчали две причудливые башенки. Должно быть, в доме располагались два алтаря. Каждый из которых требовал себе по персональному куполку.

Каким двум богам астролог воскуривал ладан? Осталось загадкой. Жалею, что не осведомился об этом заранее, но теперь уже приходилось принимать все как есть.

Бьюсь об заклад, с такой крыши мог навернуться только сильно пьяный. Так что создавалось впечатление, что крышу сделали такой специально для того, чтобы располагать на ней лучников. Во всяком случаи, получи я приказ прикончить кого-нибудь из посетителей мессена Иоганеса, спрятался бы за одним из «ушей». Поэтому я сначала отправил туда своих ребят, и только после того, как они дали сигнал о том, что путь свободен, позволил молодому господину выйти из гостиницы.

Нам надо было пересечь небольшую круглую площадь у храма, на паперти которого по заведенному обычаю клянчили медяки нищие да убогие, несли постовую службу копейщик и лучник да сновали туда-сюда мелкие торговцы с корзинами и переносными лотками.

Следуя в шаге от Раймона, я зорко оглядывал все крыши, проулки и окна, за тяжелыми ставнями которых мог притаиться вооруженный арбалетом убийца.

После того как мессен де Савер сообщил о пришлых, я почувствовал себя приблизительно так же, как чувствует себя кот на раскаленной пожаром крыше. Мои ребята ждали лишь сигнала. Даже не глядя на них, я махнул старшему, и тут же несколько лучников понеслись через площадь, заняв все стратегически важные точки. У дверей храма, у дома астролога, в маленьком проулке, у кучи с нечистотами. Еще десяток занял вокруг нас оборонительную позицию, заключив юного хозяина и меня в ощетиненный стрелами круг.

Таким манером мы достигли центра площади.

Слушая вполуха проклятия Раймона, которому были не по душе принятые нами меры безопасности, я обернулся и тут же увидел мелькнувшую на крыше нашей гостиницы тень. В тот же момент я крикнул лучникам, чтобы они стреляли, а сам, схватив в охапку ничего не понимающего Романе, бросился с ним в храм, плотно закрыв за нами тяжелую дверь.

В церкви был полумрак, в одну секунду мы пересекли зал. Я распахнул перед юношей первую попавшуюся исповедальню, затолкав его туда. В случае если в храм ворвутся лучники, толстые стены лучше самой крепкой кольчуги сберегут графского сына. Сам я обнажил меч, готовясь к нападению.

С площади не доносилось никаких звуков, какое-то время я стоял с мечом в проходе между сидениями. Наверное, если бы там происходил бой, я услышал бы это. С другой стороны, если опасность миновала, рыцарь, поставленный мной старшим, должен был бы придти за нами.

Я оглядел церковь, только тут приметив стоящий на специальном возвышении гроб, покрытый плащом рыцарей иоаннитов. Все еще не убирая меча, я подошел к гробу, только тут заметив, что в зале кроме меня находится еще кто-то. Это был старик в черном плаще и коричневой одежде. В руках он сжимал кожаную шапку с ушами, которые обычно одевают под шлем. Седые волосы были вымыты и опрятно расчесаны, голубые глаза излучали силу.

Я заметил, что незнакомец сидит неподвижно и смотрит мне в глаза, как это и подобает мужчине и воину, а не на меч, как сделали бы простолюдины.

В тоже время, я был готов отдать голову на отсечение, старик просто выжидал, что предприму я, чтобы верно отразить удар, и по возможности унести с собой и мою жизнь.

– Кого хороните? – хрипло спросил я, косясь на исповедальню, из которой мог в любой момент показаться непоседливый Раймон.

– Барона де Вердюн, – акцент незнакомца выдал в нем германца, голубые глаза смотрели прямо, точно направленные в мою сторону два острия со смертельным ядом.

«Вердюн, а не так ли звали смертельного врага покойного Эльота?» – припомнил я.

– Барона де Вердюн, чьи владения находятся в графстве Фуа? – на всякий случай уточнил я, подходя к гробу.

– Да.

– Отчего же хороните в Анжу?

– Тебя не спросили. – Старик обнажил кривые клыки, одновременно выставляя на обозрение рукоятку своего короткого меча. Такой меч был более приличен слуге, нежели господину, поэтому я приободрился, и одним движением скинув плащ, зашел за гроб, где мог отложить меч, и попытаться открыть тяжелую крышку. На случай внезапного нападения гроб прикрывал бы меня почище знаменитого щита короля Ричарда.

– Я прислан графом Тулузским, – многозначительно сообщил я, наконец отодвинув крышку гроба. На моих последних словах подошедший было к гробу германец бросил на пол меч, поспешно произнося молитву.

Уверен, он убил бы меня, не успей я представиться представителем власти.

Лицо покойника было черным, на шее красовалась резанная рана.

– Две недели назад моего господина убил подлый Эльот, в чем я могу поклясться вам на Библии. Беззаконие, что наш епископ запретил хоронить мессена Жуафри де Вердюн на его землях в Фуа. Графу Раймону следовало давно уже вмешаться в это подлое дело.

– Ваш епископ должно быть посчитал покойного самоубийцей? – Склонившись над раной, я старался не дышать.

– Да вы и сами все прекрасно знаете, доблестный рыцарь. Раз сам Раймон Тулузский прислал вас разобраться в этом деле. Подлость и неуважение к благородным людям. Посмотрите хоть сами на эту рану, разорвавшую моему господину горло. Разве человек может нанести себе такую рану, я вас спрашиваю?

Я задумался. Когда человеку режут горло, кровь хлещет фонтаном, так как повреждаются жизненно важные артерии. За считанные секунды человек теряет всю свою кровь. Лицо же Жуафри де Вердюна красноречиво доказывало, что он был задушен, в результате чего, кровь прилила к голове. Рана была нанесена ему позже, чтобы скрыть след от веревки. Для чего можно скрывать удушение? Только для того чтобы скрыть факт самоубийства, ведь если бы Жуафри де Вердюн был задушен наемным убийцей, священник за несколько монет, счел бы такого покойника достойным погребения на кладбище.

Теперь, кому могло понадобиться скрывать факт самоубийства? Только близким самого барона.

– Рыцарь Эльот подослал убийцу, который совершил это злодеяние! – затараторил старик, теперь его глаза метались, словно не способные найти себе места птички.

– Кто нашел барона? – тихо спросил я, уже зная ответ.

– Я. Его старый воспитатель.

С помощью старика я закрыл крышку гроба, вернув на место плащ.