Оскал дикарки – 2. Алмазная волчица

– Нет уж, бабушка. Меня Мадьяр зовет. Опять пьяный с друзьями явился… – Потупив темный взор, прошептала девушка.

– Ох, спасу нету от этого отребья… – Горестно вздохнула старушка. – Мне б твои годы, я б в раз поставила их на место…

– Не надо! – Встрепенулась в страхе Варвара. – Вы уже стары и слова пустые ничего не дадут. Пойду я, а то Мадьяр пуще прежнего прогневится…

Показалась ли Зании дрожь в голосе девушки или нет, но Варвара вся лицом посерела, и это было заметно невооруженным глазом. Кем бы ни был этот Мадьяр, а девушка боялась его, как огня. Боялась и ненавидела. Уж слишком хорошо это сочетание было знакомо Зании. Так говорит жертва, что обречена на новые и новые муки, но не в силах это предотвратить. Так было и с маленькой Зи в застенках военных лабораторий.

Куда она вновь угодила, и чьи проблемы снова свалились на ее больную голову?… Девушка исчезла за скрипнувшей дверью, а бабка принялась смешивать свои травы в ступке, монотонно причитая и украдкой утирая слезы. Мерное потрескивание огня и его ласковое тепло усыпило Занию окончательно, и она больше не противилась своей дальнейшей участи. Что с ней здесь случится, она решит этот ребус завтра.

Она несколько раз приходила в себя, будто со стороны наблюдая за собственным бессилием и ощущая нестерпимый изнуряющий жар. Бабка Агата, не страшась ее оскаленных в пене клыков, поила ее отварами своих трав и даже как-то смогла вычистить ее шерсть от запекшейся крови и засохшей грязи. Но только с боков. Видимо гладила ее мокрой тряпочкой, попутно смазывая мазями полученные от тигриных когтей глубокие царапины. Зания и понятия не имела раньше, что и зверя тоже может лихорадить, однако испытала сие удовольствие на собственной шкуре. Долгие скитания по миру не дались легко ее новому телу. Колоссальные нагрузки все же оказались сильнее.

Бабка во время ее метаний в бреду не отходила от нее ни на миг. Все бормотала что-то, да гладила между ушами серую морду, и в такие моменты Зи замирала, затихала, переставала скулить и рычать. Она видела в своих горячечных видениях столько смертей, что случились за время ее службы в армии штатов, столько собственных мучений в белых стенах клиники. Но чем дальше она смотрела, то видела что-то новое, давно забытое, похороненное в ее искалеченном лабораторией сознании. Она видела толпу ребятишек и смеющихся взрослых. Кругом лес и бревенчатые избы. И волки… Так много волков. Но люди их не боятся. Наоборот, треплют по макушке и по-доброму посмеиваются, когда очередной свирепый с виду зверь невероятно нежно подкидывает младенца себе на спину и катает по поляне под заливистый смех. Ее дом… Так ли это на самом деле? Было ли это так или Зания просто хочет в это верить?

– Ты так похожа на него, Зоюшка… У вас глаза одни… Мой Игнат был особенным в нашем роду. Лучшим. Сильным. Добрым, но справедливым. Он так любил твою мать… Так любил вас…

Так ли говорила бабка Агата, или же ей послышалось?

Зания снова пьет отвар и снова спит, видя драгоценные ей сны. Она уже не спорит с собой, как бывало когда-то. Сердце не обманешь. А оно чувствует именно это. И волчья душа сейчас как никогда едина с глубоко запрятанной человеческой. Неизвестно как, но она действительно вернулась домой. Туда, откуда родом. Все здесь ей кричит об этом. И воздух, и каждое дерево, каждая птичка кажется родной. И верит она бабке Агате безоговорочно, потому что сны ее велят верить. Даже тени сомнений больше не возникает, что может разум выдавать чужие слова за желанную реальность. Потому что Зания видела уже Агату раньше. В тот самый миг, когда Декстер Фриман в отеле Бухареста явил ей свою истинную сущность. Еще тогда ее как током ударило, и мимолетные образы близких так отчетливо возникли перед глазами. И бабушка Агата была там. Но моложе и счастливее. А сейчас… Старое лицо испещрено морщинами и в бледнокарих глазах больше не горит прежний бунтарский дух. Они заплаканные и усталые, смирившиеся. Но вот голос совсем не изменился. Все тот же. Что и в забытых снах о детстве, все тот же, что звал ее домой ментально на протяжении далеких расстояний.