Сказки очарованного города

– Может, антилопы были недостаточными для льва? – предположила девушка.

– А может, лев был слишком для антилоп.

– Ты же хотел их съесть, – озабоченно пискнула Шери, справа нападая на его ногу.

– Да не хотел я их есть. Но они не очень об этом знали.

– А тыквы?

– И тыквы не хотел.

– Чего же тогда хотел? Умереть с голоду? – засмеялась взрослая львица.

– Не знаю, – упрямо фыркнув, чтобы спрятать улыбку, он посмотрел на звёзды. Разговор что с одной, что с обеими, что с самим собой неизбежно приводил к этому вопросу.

С минуту они молча шли, сопровождаемые лишь неуклюжей вознёй Шери-львёнка, которая освободилась из кольца материнских лап. Девчушка таранила ладонью в фиолетовой варежке сосульки, что образовались на козырьках нижнего ряда окон жилых домов.

– Я знаю, – искорки тихого веселья вдруг зажглись в глазах взрослой львицы, – Я знаю, что любят львы. Они точно любят ромашковый чай. Верно, львёнок?

– Дааа! – оповестила не менее чем район мокрая из-за талой воды Шери.

– Не знаю, – он повёл плечами, – Никогда не пробовал ромашковый чай отдельно от бурбона.

– Я предпочитаю не отделять его от белого вина. Но, мне кажется, с этим можно сделать что-то. Мир зимы не кончается на глинтвейне.

– Я нарисую тебе усыы! – Шери всеми десятью пальцами изобразила нечто, смахивающее на щупальца морды крота, – У меня есть много фломастеров.

– Никаких фломастеров. Мне завтра на работу.

– Не недооценивай богатства Львиного Прайда, – гордо заявила львица, – У меня есть ацетон.

– Это работает?

– Не знаю. Я никогда не пробовала, – она засмеялась, обрекая на провал все его попытки сдержать улыбку.

Он не знал, любили ли, в самом деле, львы ромашковый чай. Но, похоже, он точно знал, что сам его, непременно полюбит.

***

Шерали – имя персидского, казахского и арабского происхождения. В переводе означает «Великий лев».

КЛЮЧ

– Эй, куда, а ну стойте! А ну стоять, кому сказано! – грозным голосом окликал их старый завхоз, продолжая упрямо бежать следом уже второй квартал, – Вот скажу директору, мало вам не покажется. А ну стой, лови их!

Самым забавным здесь было то, что этот завхоз и их настоящий директор не были даже представителями рабочего персонала одной школы, а потому угроза злобного дяденьки изначально была ужасно бесперспективна. Но дело в том, что когда ты завхоз и уже в который раз обнаруживаешь на крышей своей родной и любимой обители знаний неизвестных тебе подростков до кошмарного криминальной наружности (на одном порваны кеды, на другом порваны джинсы, а на третьем всё цело, но надеты солнечные очки), а они всё тянутся туда, будто им там мёдом намазано, ты наверняка рассердишься, потому что так положено поступить в такой ситуации. Ведь не станешь же ты выяснять, для чего им упрямо таскаться на крышу школы, несмотря на солидную необычность в выборе пристанища юного криминала.

– Ух, настырный же тип! – пропыхтел на бегу Парень-Рваные-Кеды, озираясь на бегущего позади завхоза и присоединившуюся к нему по пути пару полицейских.

– О, ты, наверное, умаялся? – светским тоном осведомился Рваные Джинсы.

– Такими темпами даже в случае чуда, если б вы молчали, к примеру, он нас скоро догонит, – а Очки пребывал, как всегда, в эмоционально сумрачном настроении.

– Быть не может, он рискует стать первым в истории этой Галактики. Может, он совсем не завхоз, а колдун, но шифруется, чтобы спастись от армии ищущих его демонов? – выдвинул предположение Джинсы.

Кеды тоже не отставал от темы:

– Не забудь спросить, когда он тебя схватит.

– Эй, сюда, неудачники! – вдруг откуда-то сбоку открылась подъездная дверь, и оттуда появилось лицо девушки с голубыми волосами. Откровенно говоря, голубыми были только крайние передние пряди, но именно они и дали имя всему украшенному ими существу.

– Мы раз в жизни услышали тебя верно с первого раза, лови момент, – выдохнул Джинсы и первым скользнул в подъезд. Два других его спутника не заставили себя долго ждать, и дверь, не умевшая запираться, всё ещё болталась на петлях, когда они четверо рысью считали крутые ступеньки. На последнем пролёте, пятый этаж, когда все из них поравнялись с теперешней провожатой и остановились перед тяжелым люком в стене, что она уже открывала, перед тем, как впустить беглецов на дорогу к спасению, девушка вдруг остановилась в пол оборота и, усмехнувшись, шепнула:

– Каждый раз. Всегда слышишь с первого раза. Ты, ты и ты, – а затем резко навалилась на дверцу и распахнула её внутрь перехода.

Она забралась в недра люка первой, Кеды, имея должность наиболее ответственного, ждал, пока пройдут остальные, чтобы закрыть проход. Внизу раздался скрип распахнувшейся двери подъезда, и голос завхоза всё так же грозно и неубедительно воскликнул «Стой!»… Но круглая дверца захлопнулась, металл прилегал к металлическому ободку плотно, будто влитой – кульминация! – и они уже далеко.

Переходы были, на деле, давним устройством, знакомым всем ребятам уличных кланов уже не один десяток лет. Возможно, в них скрывались от погони ещё ваши собственные родители, может быть, проводили в них сверхсекретные собрания и устраивали тайники для хранения особенно важной информации. А возможно, ваши родители целый день сидели дома и вышивали крестиком, этого нам, конечно, знать не дано… Но эти четверо бежали, и бежали так, будто сейчас от этого зависела их лишенная крестиков жизнь.

Старые дома рядком нахохлившихся наседок-пятиэтажек выстроились вдоль узкой дороги с трещинами на тротуарах. Именно сквозь такие трещины должна прорастать трава, чтобы выглядеть эстетично, чтобы выглядеть исключительно и именно самой собой… Точно так же обстояло дело с домами: они не были бы собой без совсем не заметных обычному глазу трещинок тайны.

Все куры сидят на жердочках, это, без сомнений, понятно, но вот на чём сидят куроподобные дома, расставленные по своим местам человеком, разумеется, понятно не всем. Особенно же непонятно тем, кто никогда не залазил выше чердака хохлатых пятиэтажек. Даже изменившие скучной привычке не-влезать-ни-во-что-необычное счастливчики, побывавшие на своём чердаке, были уверены в том, что те самые чердаки – это верх не только их мироздания, но и самый верх конструкции дома, потому что даже потолок этих чердаков сделан был острым коньком, как бывает у скатов крыш. Им и в голову не приходило, что коньков у крыши может быть два, да и зачем, ведь порой самим хранителям этого секрета сей аспект не был понятен. Но они едва ли заботились об этом. Переходы были лишь малой частью Тайны; кроме того, дома-курицы на жердочках на проверку оказывались лишь перепёлками, нанизанными на шомпол сквозь соединённые вместе балками крыши домов, и это занимало юных клановых гораздо больше.

Центральная балка, скреплявшая вместе концы двух скатов (к слову, вы когда-нибудь замечали, что крыши высотных домов плоские, а не сделанные коньком, наподобие домов частных? Каждый догадывается об этом, но ведь, будь у вас чердак, вы бы не увидели ничего странного в крыше коньком, даже если снаружи она гораздо более плоская и напоминает трапецию) была не более полуметра в ширину, к тому же передвигаться по ней требовалось быстро и тихо. Четверо ребят ухитрялись спустя годы практики сочетать скорость и бесшумность достаточно эффективно. Особенно же преуспела Девушка с голубыми волосами, голубыми у котороых были только крайние пряди, потому что она практически всё время обитала в переходах, увлечённая Поиском в разы больше. Это в ней вселяло в клановых особое уважение.

Если бы вы оказались здесь в первый раз, вы давно потеряли бы уже счёт пройденным переходами крышам, но они совсем скоро остановились, узнав ту самую. Джинсы вычислил место открывания ещё одного люка и, распахнув его, спустил вниз верёвочную лестницу. Она, потемневшая от дождей, крепилась за башенку от, возможно, отопительно-вентиляционной системы (она нагревалась, и из неё дуло). Выбравшись наверх, все четверо улыбнулись по-своему и завалились на спины, тяжело дыша.

Солнце светило им прямо в глаза, пересекаемое тёмными ветками близстоящих деревьев. Парню в джинсах оно казалось особенно сверкающим и ярким, в кустах чирикали воробьи, а где-то в космосе, наверное, в миллионах тысяч световых лет отсюда точно такое же Солнце взрывалось, став Красным Гигантом, а ещё где-то лежал ключ от Двери с заглавной буквы «Д», а на этой крыше лежали они, и Джинсы знал, им всем тоже казалось, что всё это происходит так близко…

– Ну что? – спросила девушка. Она лежала, запрокинув голову назад, а ноги закинув друг на друга, и закрывала то один, то другой глаз, чтобы следить, как поменяется от этого угол обзора на нависшую над ней ветку.

– Что… Опять попались, – достаточно весело сообщил Очки. У него вообще было не много режимов работы, одним из них являлся вечный сумрак, а другим – веселье, не слишком мощное, но граничившее с маниакальным, отчего общение с ним становилось особенно интересным.

– Это я заметила, три девицы без окна. Вы тайник нашли?

– Неа… – выдохнул Кеды.

– Но зато завхоз – колдун, – радостно сообщил Джинсы.

– Почему я не удивлена? – девушка встала и взобралась на отопительно-вентиляционную башенку. Она подняла глаза к небу, голубому, как крайние пряди её волос, и стала следить за полётом стрижей высоко-высоко. Весь смысл в стрижах. Везёт им, она думала, они знают, чего хотят, знают, зачем живут: вылупляются, учатся летать, строят гнездо, находят пару и выводят птенцов, а затем умирают, и у них не возникает вопроса: а зачем? Почему и для чего даны им именно крылья, где кончается небо, жжется ли солнце, если к нему прикоснуться, и что будет, если не улететь зимой вместе со всеми на Юг… Потому что им кажется, будто они знают ответы. Они не хотят, нет, не могут знать другой, слишком сложной для них правды. Интересно, а могла бы птица покрасить пёрышки в голубой?

– Как глава клана Крылатых, официально нарекаю вас… —

– *Пииип*, понизив до шепота голос, поработал цензурой Джинсовый парень.

– … официально нарекаю каждого из вас вполне цензурным именем «серенький козлик», – она послала убийственную улыбочку Джинсам.

– Так не честно, – фыркнул тот.