Когда камни меняют цвет

– Как прикажете, риор Дин-Таль, – ухмыльнулся главный страж Тангора.

Советник направил вопросительный взгляд на юных риоров, и Рийген буркнул:

– Батюшку.

– Да! – вновь засияла лейра Роэн. – Мы будем ждать батюшку! Уж он-то скажет…

– Помолчи! – дружно рявкнули на нее братцы, и лейра обиженно насупилась, но спорить не стала.

А вскоре явился отец семейства. Он изумленно округлил глаза, обнаружив своих чад в компании советника.

– Что тут… – начал было старший Дин-Роэн, но его оборвал Дин-Таль.

– Вот именно, что здесь происходит, риор Дин-Роэн? – вопросил Тиен. – Мне казалось, что вчера мы поняли друг друга. А между тем сегодня мне подстраивают ловушку ваши дети. Я уже объяснял, что не имею ни возможности, ни желания брать в жены вашу дочь, так почему же ваши сыновья пытаются обманным путем навязать мне лейру Роэн?

– Да ну-у-у, – недоверчиво протянул градосмотритель. Он перевел взгляд на сыновей, те потупились, а дочь жизнерадостно кивнула.

Теперь побагровел старший Дин-Роэн. Под его гневным взглядом сникли юноши, но и сам смотритель Тангора показался вдруг ниже ростом, когда советник задал вопрос:

– И как вы объясните жителям Тангора то, что ваша дочь в одиночестве бродит по городу и бросается на мужчин, не принадлежащих вашему роду? Как видите, нашей встрече имеется свидетель, и он вряд ли станет молчать после того, что вы учинили ему прошлой ночью, – начальник стражи кивнул не менее жизнерадостно, чем лейра Роэн. – Или же вы обуздаете своих чад, или я не стану сдерживать риора Дин-Нэста. И если по городу поползут слухи о каверзе, затеянной вашими детьми, то мне не останется ничего иного, кроме как призвать их к ответу за нападение на советника лиори. Решайте сами, риор Дин-Роэн, но видеть ваших детей я более не желаю.

– Я могу поговорить с сыновьями? – хмуро спросил Роэн.

– Приступайте, – кивнул Дин-Таль и направился прочь в сопровождении начальника городской стражи и своих воинов.

– А… – подала голос юная лейра, осознав, что добыча вновь ускользнула. – Батюшка…

– Молчать! – рев главы семейства прокатился по улице, заставив дребезжать стекла в окнах домов. Советник умиротворенно вздохнул, веря, что на этом его столкновения с опостылевшим семейством закончатся.

И вот теперь его приглашали на обед. Впрочем, градосмотритель хотел загладить вину за проделки своих отпрысков, но…

– Я не доверяю вам, риор Дин-Роэн, – произнес Дин-Таль. – Я не могу быть уверенным в том, что в вашем доме мое нахождение безопасно, а оскорблять вас присутствием моих воинов я не хочу. Потому оставьте всякие попытки к сближению. Я исполню свой долг и покину Тангор. Я не таю на вас злобу, поверьте. Давайте оставим всё, как есть, и продолжим нашу службу во славу госпожи и на благо Эли-Борга.

– Как скажете, риор Дин-Таль, – тяжело вздохнул исполин. – Я не желал вас обидеть. Просто… просто я такой, какой есть.

Советник вежливо улыбнулся, похлопал градосмотрителя по плечу и вернулся к прерванным делам. Роэн еще мгновение потоптался за спиной Тиена, но вскоре оставил его, и Дин-Таль подтянул к себе следующую стопку документов. Они касались Тангорской крепости. Обеспечение необходимым производилось через Тангор. Отсюда в крепость поступали съестные припасы, оружие для стражи, постельные принадлежности, соломенные тюфяки для заключенных, щелочь, мыло и многое другое. Всё это было государственным делом, потому учет проходил не только в тюремных документах, где записывались расходы, но и в управе Тангора.

– Посмотрим, – прошептал Дин-Таль и взял первый документ.

Взгляд его упал на подпись, и советник прищурился, рассматривая имя смотрителя Тангорской крепости. Советник откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. Перед внутренним взором вновь появилась безобразная сцена, которой он стал свидетелем.

– Так что же там произошло? – спросил сам себя высокородный риор.

Ирэйн подтвердила слова смотрителя, когда кричала о том, что готова исполнить желание Дин-Таля и покончить с собой. Но с чего вдруг узница решила прыгнуть со стены? Пять с лишним лет жила себе, покорно сносила заключение, о чем сказал страж. Даже тогда, когда не видела того, что делается вокруг нее, когда рыдала и разговаривала с покойниками. Лейра Дорин оказалась достаточно сильна, чтобы пережить черную пору отчаяния. И вдруг полезла на стену…

– Из-за меня? – недоверчиво спросил советник.

Попытка самоубийства совпала с его появлением в крепости. Ирэйн была удивлена, но потрясенной не выглядела. Впрочем, она, как и любой Борг, умела скрывать свои истинные чувства. Пусть не так поднаторела в этом, как Альвия, но вполне успешно носила выбранную маску, и маска покорности была лейре привычней всего. И все-таки она Борг, а значит, упорна, что тоже успела доказать уже хотя бы тем, что добилась своего и вытащила бывшего адера из ловушки. Не глупа, далеко не глупа, раз сумела обставить Лирна и Тайрада, так и оставшись вне подозрений, пока ее интригу не раскрыл сам Дин-Таль, когда оказался на допросе в Совете.

– Не о том, – мотнул головой советник. – Хотя…

Да, эти размышления к месту. Ирэйн любила его настолько сильно, что рискнула пойти против тех, кто держал ее за горло, и преуспела. И в чем бы она тогда ни была замешана, но… она спасла ему жизнь. В Архон! Она спасла ему жизнь!

– Пора вернуть долг, – произнес Тиен. – Только бы понять, что загнало ее на стену…

«Смотритель наш так и увивается вокруг нее», – сами собой пришли на ум слова стража. Дин-Таль вспомнил, как Шамис смотрел на Ирэйн, пока его не окликнул советник. Он и вправду был неравнодушен к узнице.

– И меня пытается спровадить из крепости, – задумчиво произнес Дин-Таль.

Он вновь посмотрел на подпись Дин-Шамиса и прищурился. А что если… Что, если появление советника вынудило смотрителя перейти от созерцания к домогательствам? «Только не надо ей этого», – опять вспомнились слова стража. Да, похоже на то, раз не воспользовалась благами, которые давала связь с Шамисом. Страж не испытывал к узнице неприязни. Она ему, кажется, даже нравилась. Не скандалила, гонор не показывала, ничего не требовала…

– И молила отца о прощении…

Так продолжалось пять с лишним лет, пока в Тангорской крепости не появился советник лиори, одним этим растревожив сонный покой узилища. Но чем? Между ним и Ирэйн не было близкого общения. Просто прежде знакомые люди обменялись несколькими фразами и разошлись…

– Хм… Что-то произошло после нашей короткой беседы?

Если предположить, что Шамис перешел от взглядов к домогательствам, то вполне возможно. И это не порадовало лейру Дорин…

– Сопротивлялась с яростью, – задумчиво произнес Тиен. – А ведь Шамис поспешил увести ее от меня… Чтобы не сболтнула лишнего?

«Оставьте ее в покое!». Нет, это не было защитой. И то, что задвинул себе за спину, попросту спрятал деяние своих рук. Или…

– Ревность? – удивился Дин-Таль и тут же сам себя опроверг: – Да ну, прошло столько времени…

Но если Ирэйн как-то выдала свое отношение к советнику, то смотритель мог и взревновать. А если начал ревновать, то мог и поспешить закрепить свои права на узницу. Тогда и желание покончить с собой становится понятным, потому что положению лейры не позавидуешь. Стены крепости скроют бесчестье, и никто не узнает о том, что сталось с заключенной, пусть даже она приходится родственницей самой лиори Эли-Борг.

– Архон, – Тиен поднес кулак к губам и тихонько постучал по ним. – Нужно было оставить в крепости своего человека. Надо убедиться, что подозрения верны. Сначала нужно получить подтверждение.

А еще можно поговорить с тем стражем. Если он не испытывает к узнице неприязни, возможно, в нем есть сочувствие, и тогда простолюдин поделится своими наблюдениями с заезжим риором. К тому же он болтлив, а это всегда играет на руку, если нужно получить сведения. Да, страж даже лучше, чем его ратник. Чужаков недолюбливают, потому с человеком советника могут держаться настороженно, ожидая подвоха, а от своего скрываться не будут. Только поговорить с ним нужно, не привлекая внимания. Иначе смотритель примет меры.

– Да, так и стоит поступить, – кивнул сам себе Дин-Таль.

Он взялся за бумаги и постарался сосредоточиться на деле, но образ хрупкой женщины, смотревшей вдаль со стены Тангорской крепости, не отпускал. Тиен представил, как она поднимается на стену между зубцами, полная решимости закончить свои страдания, и в душе зашевелилась жалость. А потом ему вспомнилась пощечина и кровь на женских губах.

– Вот тварь! – кулак с силой опустился на стол.

Так ударить можно было лишь со злобой. Это не было пощечиной, призванной успокоить. Смотритель бил сильно, не стремясь сдержать гнев. Да уж, тут точно нет места равнодушию. Он был взбешен. И что сделал после? Они ведь потом остались наедине. Тиен ощутил досаду на себя за то, что так быстро ушел в отведенную ему комнату. Нужно было дождаться Шамиса и еще раз поговорить с ним. Хотя бы просто проследить, сколько времени у него ушло на водворение лейры в темницу.

Дин-Таль откинулся на спинку стула, накрыл лицо ладонями и ожесточенно потер его, осознавая, что не может отключиться от происходящего в крепости. Новая попытка сосредоточиться на проверке ничего не дала – через минуту советник опять думал об Ирэйн и ее мучителе. Тиен откинул документ и поднялся из-за стола.

– Пожалуй, стоит прогуляться, – решил он вслух. – Может, свежий воздух прочистит голову. – И советник покинул кабинет, а после и управу…

Скрежет отодвигаемого засова разбудил лейру. Она открыла опухшие от слез глаза и посмотрела в сторону двери. Холод, отступивший незадолго до рассвета, вновь накинулся на узницу. Зубы женщины выбили дробь, и она натянула старое грубое одеяло до носа. Жаровни больше не было, как не было теплого одеяла, мягкой подушки. Впрочем, исчезла и лежанка. Вместо нее на полу теперь лежал соломенный тюфяк. Зато остался теплый плащ, и в него Ирэйн все-таки закуталась – гордость проиграла холоду.

– Доброго утра, лейра Дорин, – произнес страж.

Узница закрыла глаза и облегченно выдохнула – смотритель не пришел. Вчера, притащив лейру в ее темницу, риор Дин-Шамис оставил ее почти сразу, лишь одарив пристальным взглядом. Желваки его ожесточенно двигались на скулах, выдавая ярость мужчины, но он так больше ничего и не сказал, просто втолкнул ее в открытую дверь, после запер и ушел. Но через четверть часа явились стражи и забрали всё: и то, что дал узнице смотритель, и то, что велела выдать кузине лиори. О том, что лейра голодала целый день, кажется, даже не вспомнили, потому что она не получила даже куска черствого хлеба.