Солнечный луч. На пороге прошлого

– Стало быть, я могу вмешаться в разум человека? Там, откуда я пришел, это запрещено, если передо мной не преступник. Для этого нужно иметь особый дар.

– Отцу решать, кому и что дозволено, – ответила Ашит. – Сказал, сам говорить обучишься быстро.

– Ох, – только и ответил магистр. Он некоторое время молчал, переваривая первое послание Создателя, а потом спросил: – А я смогу… смогу увидеть Белого Духа?

– На всё воля Отца, – ожидаемо ответил мама, и я склонила в почтении голову:

– Отец мудр.

Шаманка покивала и, потянувшись, провела ладонью по моим волосам. После отстранилась и велела снова:

– Ешь.

Указав магу на блюдо с пирожками, я взяла первый и с удовольствием потянула носом, вдохнув хорошо знакомый уютный запах. И в эту минуту ни один гастрономический изыск не мог сравниться с мамиными пирожками. Это было, как ощущать аромат гармонии или счастья.

– О Хэлл, как же хорошо, – с умиротворением произнесла я и откусила первый кусочек, не забыв протянуть блаженно: – М-м-м…

– Ребенок, – усмехнулась шаманка.

– Да, весьма необычно, но вкусно, – отозвался Элькос.

Шаманка некоторое время наблюдала за нами, но вскоре встала из-за стола и отошла к моей бывшей лежанке. На ней, прислоненная к стене, стояла картина Элдера. Я проводила маму взглядом и последовала за ней с пирожком в одной руке и кружкой с этменом в другой. Остановившись рядом с Ашит, я улыбнулась:

– Это мои родные, мама, и друзья. За столом сидят мои родители и сестрица с мужем.

Шаманка нагнулась и с явным интересом всмотрелась в лица. Не знаю, что думала она в этот момент, но признаков ревности, испытанной моей родной матерью, я не приметила. Впрочем, я несправедлива, берясь сравнивать чувства двух близких мне женщин. Моя дорогая родительница выносила и родила меня, после растила и была рядом большую часть моей жизни. Да и потеря дитя сыграла свою роль. Для Ашит я была лишь названой дочерью, принятой ею по велению Создателя. Она полюбила меня, это я знала так же точно, как то, что сама привязалась к ней всей душой. И все-таки шаманка всегда знала, что я рождена другой женщиной.

Но главное – это разница в характере моих матерей и в их взглядах и принципах. Они были совершенно различны. Ее сиятельство желала быть участницей едва ли не каждой минуты моей жизни, а Ашит, напротив, считала, что вмешиваться без крайней нужды нельзя. Мой опыт – это только мой опыт, и получить его могу лишь я сама. Но в совете отказа не было, а это очень немало.

– Хорошая семья, – наконец, произнесла мама. – А это кто? Глаза хитрые. Гляжу на него и вижу леная.

– Верно, – я весело рассмеялась, – змей и есть. Это его светлость герцог Ришемский. Я его много поминала, когда рассказывала о своей жизни в родном мире. Нибо – мой друг.

Ашит посмотрела на меня и заметила:

– Ты другого другом называла. А этот тебя обижал, потом помощником в делах стал, только ведь для своей пользы. Но сейчас говоришь, что он – друг.

Отставив кружку с недопитым этменом, я, обняв ее за плечи, уместила голову на плече шаманки:

– И вновь ты права, мама. Фьер и в этот раз помогал мне, но в дороге мне стал защитой именно Нибо. Он хитер, умен, но добродушен и может быть благородным. А еще он стал другом не только мне, но и Танияру.

– Да будет так, – кивнула Ашит и повторила: – Хорошая семья.

Мы вернулись к столу, где нас ждал магистр. В его глазах было любопытство и много-много вопросов. Элькос вдруг представился мне мальчишкой, попавшим в магазин, полный игрушек или сладостей, и теперь он не знает, за что схватиться сначала. Но хочется много и сразу. Я невольно рассмеялась.

– Что рассмешило вас, Шанни? – спросил маг.

– Вы показались мне забавным, друг мой, – ответила я. – Я кожей ощущаю, сколько вопросов вас полнит, и это напомнило мне ребенка, которого распирает от любопытства.

– Но мне ведь и вправду многое интересно, – пожал плечами магистр. – Однако я пока не стану лезть с вопросами и не буду мешать вашей беседе. Вы разговаривайте, а я попробую выучить язык, раз уж Создатель этого мира говорит, что мне это подвластно.

– Я поняла вас, – улыбнулась я и оставила мага в роли наблюдателя и слушателя.

Однако вновь заговорить я не спешила. Сначала хотелось насладиться собственными ощущениями. Я ела пирожки, попивала этмен и вдыхала запахи, царившие в доме шаманки. И единственным, что выбивалось из устоявшейся за год картины мира, было присутствие магистра. Он не казался неуместным в доме шаманки, и в то же время пока был чуждым осколком иной реальности. О нет, ни в коем случае не вздумайте даже допустить, что я сожалела о его присутствии! Попросту видеть моего старого доброго друга в данном антураже было непривычно. Но и я ведь когда-то была чужда Белому миру.

– Мама, – скинув блаженное оцепенение, заговорила я. – Ты знала, что светловолосых племен было три, а не одно?

– Расскажи, – благожелательно кивнула Ашит, так и не дав мне ответа. – Всё расскажи, что узнала.

Мне вдруг подумалось, что она всегда знала больше о прошлом своего мира, чем рассказывала. Я едва удержалась, чтобы не спросить, но решила оставить вопросы на потом. Если мама до сих пор ничего не сказал, значит, и дальше будет хранить молчание. Переупрямить шаманку было попросту невозможно. И потому я перешла к повествованию Шамхара, начав его от рождения Белого Духа…

Ашит слушала, кивая время от времени, то ли подтверждая мои слова, то ли одобряя полученные знания, то ли просто принимая к сведению. А мне, пока я говорила, вдруг подумалось, что впервые я передаю забытую историю правильно – на языке Белого мира. Именно так она должна была звучать, именно так и была гармонична. Даже Танияру я рассказывала ее на своем родном языке. А теперь послание Шамхара, будто бриллиант, заиграло гранями, наполнившись ледяным светом Создателя.

Но особенно мне хотелось рассказать шаманке о религиозном культе, как блюли его в древности. Это и вправду было интересно. Начать хотя бы с савалара. Он олицетворял собой сам Белый мир. Когда-то Отец создал его, как дом для себя и своей семьи. И савалар был домом Духов. Не существовало храмов, посвященных кому-то одному, они все были вместе. И то святилище, которое показал мне Создатель в Даасе, было таким же, как любое другое в ином месте Белого мира.

Аданы, служившие в саваларе, не являлись священниками. Они не творили обрядов, не проводили ритуалов. Люди напрямую обращались к Духам, посредник в этом был лишним. В общем, ничего общего со священнослужителями моего родного мира, как и с храмами. Аданы были учеными и смотрителями, а также воинами, охранявшими священные стены. Они помогали тем, кто искал помощи, и не мешали тем, кто желал уединения.

А вот шаманы к саваларам отношения не имели. Их как раз можно было назвать колдунами и чародеями, которые творили ритуалы с помощью Духов. Шамхар отзывался о шаманах, как мне показалось, с толикой, нет, не пренебрежения, но иронии и снисходительности, какая была в словах Ашит, когда она говорила о знахарке Орсун. Хоть и признавали их дар, но почитали немногим выше знахаря.

Как и сейчас, шаманы жили в уединении и принимали учеников, если видели в них искру дара. Впрочем, в древности у шаманов не было того почитания, каким они обладали сейчас. К ним бегали за помощью, если отчаялись отыскать ее в ином месте. Призывали, однако, не афишировали этого. Это даже считалось дикостью.

– А сейчас не осталось аданов, и шаманы приняли на свои плечи заботы о сбережении веры, – улыбнулась я.

– И сейчас, как раньше, – возразила мама. – Живем подальше от людей, чтим Духов и идем, когда позовут. Мы не наставляем, не учим, только помогаем, когда об этом просят. Только тем с аданами похожи.

– Да, наверное, ты права, – чуть подумав, кивнула я. После поднялась из-за стола и отошла к окну. Здесь уселась на лавку и посмотрела на улицу. Однако белая пустыня была по-прежнему безлюдна, и я обернулась к Ашит: – Попросту кроме шаманов не осталось иной связи с Духами. Шаман стал проводником воли Создателя, но не служителем культа, кем были аданы. Они поддерживали не только веру, но и делились знаниями. А теперь наставлять некому. Шаманы держат знания при себе, и народы отдалились друг от друга. Это неправильно.

– Вот и исправь, – пожала плечами Ашит. – Ума тебе хватит, как людей в нужную сторону повернуть. А муж тебе поддержкой станет. Не зря Отец его избрал первым из первых, не просто так тебя в жены дал. Знал, кому свои помыслы доверить. Вы с Танияром уже дорожку в нужную сторону топтать начали, а теперь и верное слово есть. А у меня свои законы, их держаться и дальше буду.

Я чуть помолчала, раздумывая не столько над ее словами, сколько над тем, что сама только что рассказала. Почему исчезли аданы? Шаманы остались, а служители Белого Духа – нет. Почему не повели свою паству дальше, уберегая от разделения? Хотя… Нет савалара, нет адана. Зато есть халимы. Быть может, ученые при храме стали просто учеными и, как все остальные, забыли свою историю и прежние науки? Вполне возможно. А шаманы сохранили свою связь с Создателем. Или же Он сохранил с ними связь, чтобы уже они стали проводниками Его воли. Возможно…

– Что-то Танияр не едет, – задумчиво произнесла я, снова поглядев в окно.

– Приедет. Как говорить закончишь, так и приедет, – ответила мама. – Тебе еще есть, что сказать. Рассказывай. – И я продолжила.

Говорила опять только я. Ашит по-прежнему кивала, а магистр, то закрывал глаза, и казалось, будто он задремал, то вновь следил за мной взглядом. Иногда в нем мелькала досада, но потом он вновь рассредоточивался, и Элькос становился отрешенным, а затем вновь прикрывал глаза. Досадовал ли маг на то, что не понимает ни слова, или же на что-то еще, я не могу сказать, да особо и не собиралась вникать в тот момент. Мои мысли полнила история Белого мира, и я продолжала описывать названой матери давно минувшие времена так, как рассказал мне о них главный адан савалара «Сияющий в темноте».

– Я еще не дочитала, – немного передохнув, произнесла я, когда мое повествование подошло к завершению. – Но у меня появилось ощущение, что речь вот-вот пойдет о восстании Илгиза и крахе целой цивилизации. Признаться, мне тяжело переходить к этой части. Прошлый мир был прекрасен. Да, понимаю, что Шамхар описывал мне историю в общем, он просто не сумел бы в одном шахасате передать все события. В его изложении это чистый мир без вражды и злобы. Однако Танияр прав, возможно, хватало и распрей, но адан желал оставить потомкам память именно о таком прошлом, как об идеале, к которому нужно стремиться.

– Может и так, – пожала плечами шаманка и поднялась из-за стола. – Соберу тебе травок. Хотя у тебя сейчас будет он, – мама кивнула на Элькоса, – он и без травок помочь сможет. Но я соберу. Зачем тратить дар, когда можно просто выпить травку?

– Ты мудра, мама, – улыбнулась я, но все-таки добавила: – Я чувствую себя хорошо. Мне ни разу не было дурно за всё время, что я ношу дитя. Ты что-то видишь, мама?

Она подошла ко мне и ткнула пальцем в лоб, как обычно, не заботясь о силе прикосновения, и моя голова откинулась назад. Впрочем, обижаться я не стала. Лишь в глазах мага появилось недоумение, ему подобное обращение с благородной дамой было в новинку. И это Элькос еще не знал о затрещинах, которыми одаривала меня названая мать за непонимание!

– Глупая, – сказала шаманка. – Зима на улице, а ты ведь у печи сидеть не будешь. Опять побежишь по Иртэгену, куда голова укажет.

– Верно, – я усмехнулась. – Дел много, сидеть некогда. – А после склонила голову: – Спасибо за заботу, мама.