Люби себя, как я тебя

– Можно просто Кирилл. – Сказал стоящий рядом мужчина и протянул мне руку.

Я принялась выкарабкиваться из низкого кресла, чтобы встать.

Тамара засмеялась:

– Женщине позволительно оставаться в сидячем положении, когда её…

Я уже не слышала, что она говорит – произошёл какой-то катаклизм, похожий на внезапно наступивший вакуум.

Мне нужно было бы броситься опрометью, подобно Золушке, с того вернисажа, пока не пробил роковой час. Но я стояла, как вкопанная, держась за руку Тамариного спутника, помогшего мне выбраться из уютных и цепких объятий мебели.

Вы догадались? Тут оно и случилось – это самое начало.

Можно называть, как кому нравится: сердце пронзила стрела Амура, или молния… в глазах потемнело, в ушах зазвенело… земля качнулась под ногами… словно волной захлестнуло… И так далее – не очень-то много этих штампов на самом деле. Но как же они точны в наивной своей простоте!

Я всегда отличалась особой чувствительностью в отношении людей. Вот только объяснить, почему, скажем, с этим человеком не стоит заводить дружбу, а с этим – деловые отношения, я не смогла бы. Чуяла, и всё тут.

Что я почуяла в Кирилле? Тогда – не знала, сейчас знаю: мужское начало. Силу. Силу интеллекта, силу духа. И ещё – трагедию. Не драму – Трагедию. С большой буквы.

Когда прошёл первый шок, я постаралась взять себя в руки.

Тамара сняла с проплывающего мимо подноса три бокала с розовым мартини – бокалы для мартини я знала исключительно из рекламы.

– За знакомство. – Сказала она, и мы чокнулись: клёк-клёк-клёк.

Я подумала: ведь она обещала Кириллу, что пить они не будут. Но не напоминать же об этом тётушке!..

Мы медленно пошли вдоль экспозиции. Тамара что-то рассказывала о подругиной сложной живописи. Останавливаясь перед очередным полотном, мы с Кириллом оказывались по разные стороны от неё лицом друг к другу. Он смотрел на меня сквозь свои дорогие дымчатые очки и молчал. Понятно, что он молчал, ведь говорила Тамара, но он молчал… он молчал нутром. Он был абсолютно нем и неподвижен нутром.

Его внешность?.. Я могла бы сравнить его с одним известным и популярным журналистом-телеведущим, но не стану, чтобы не испортить сравнением неповторимый образ Тамариного возлюбленного. Тем более что не в чертах лица их сходство, а… как бы это объяснить… в поле, окружавшем обоих, в заряде излучаемой энергии. Та же харизма, то же неоспоримо мощное мужское начало. Всё остальное – одежда, манеры – вполне под стать: фундаментально, надёжно, добротно. И неколебимо. Китайская стена. А что до трагедии – так это там, внутри, вас туда не впустят.

Продолжение начала

Да, любовь – это больно.

Я заболела. Я томилась и тосковала. Я не спала ночами. Я не могла сосредоточиться на работе.

Я не знала, что делать. Меня воспитывали в строгих правилах религиозной морали, а душа моя сочувствовала Анне Карениной и понимала Татьяну Ларину. Но и только – сама я не в состоянии была сделать первый шаг. К тому же – Тамара… Родная тётя. Почти подруга. Перейти ей дорогу?!.

Но я чуяла, что где-то там, во чреве города – дневного или ночного, делового или развлекающегося – меня помнят, обо мне думают. Это и пугало, и придавало смысл каждому новому дню.

* * *

Прошло около недели с момента нашего знакомства, когда позвонила Тамара. Спросила, можно ли ей зайти. Это было странно: она никогда не делала так прежде – просто приходила.

Дома ли родители, спросила она.

Родители были на даче – как и обычно в субботу.

Тем лучше, сказала Тамара.

Я увидела её на пороге и поняла, что что-то случилось.

Она прошла в мою комнату и закурила. Это было просто из ряда вон – в нашем доме даже ей не позволялось курить.

Она выпустила с шумом первую затяжку и сказала:

– Он в тебя влюблён.

И заплакала.

Я молчала. Я знала всё. Всё наперёд. И тем не менее, пролопотала:

– Но ведь мы… мы же едва знакомы…