Ворожба

– Я понял…, – шептал он будто в бреду.

– Это все из-за того кладбища. Именно тогда все и началось. Все мы умрем. Умрем. Скоро. Спасения нет.

Казалось, сознание его помутилось, а на лице выступила испарина.

– ААААА! – крикнул он в отчаянии из своей комнаты и заплакал.

На шум прибежала мать.

– Что ты сыночек? Что случилось?

– Уже не спастись, не спастись. Она и за мной придет…, – шептал он, забившись в угол стены у кровати.

– Кто, Антошенька? Сыночек, успокойся, я знаю, ты из-за друзей переживаешь, вот и на нервной почве и срывы у тебя. Пройдет сыночек.

– Не пройдет. Уже поздно.

И опрометью выскочил за дверь.

– Куда ты, сыночка? Антоша?

Но ответа не последовало, лишь громко хлопнула дверь. Антом со всех ног бежал на кладбище, на котором они выбили злополучный кол. В спешке он стал искать то место, но осинового кола поблизости не было. Наконец он обнаружил тот бугорок, поросший травой. И тут его охватил жуткий страх: на месте, где когда-то стелилась сухая степная трава, появилась выжженная надпись: «И воскресну я, если будет принесена мне жертва от избавителей моих».

Опустившись на колени рядом, он долго не мог прийти в себя, а потом медленно поплелся домой, с трудом передвигая ноги.

Казалось, он лишился рассудка. Вид его был потерянным и обреченным, а от прежнего веселого и задорного Антона не осталось и следа. Тяжелые мысли мертвым грузом опустились на него и давили, не давая дышать.

Дойдя до дома, он прошел мимо матери, будто не замечая ее, и упал без сил на кровать. Мать, молча, смотрела на все происходящее и поняла, что ее сын лишился рассудка из-за переживаний по погибших друзьям.

Несколько дней Антон отказывался от еды, только иногда пил воду. Тяжелые мысли не покидали его, а рассудок становился все безумнее. Все основное время он молчал, а иногда бормотал себе под нос что-то вроде: «Она придет. Уже скоро! Скоро!».

В один из вечеров, которые теперь ничем не отличались друг от друга, Антон долго не мог заснуть и сидел на кровати, скрестив руки на груди, глубоко задумавшись. Легкая вечерняя пелена завладела комнатой, придавая странные очертания давно знакомым предметам. Медленно он перевел взгляд на стену, а после, вновь посмотрев перед собой, ему явилось нечто странное. В середине комнаты стояла старуха в вязаной кофте и платке, а в руках ее была какая-то древняя сума. Мороз пробежал по телу Антона.

– Это Вы… Вы пришли…, – еле слышно прошептал он.

– Пришла, Антошенька.

– С моими друзьями, это вы сделали? Все из-за кладбища?

– А-а, ты про Лешеньку. Да. Я, но он сам виноват, да и ты скоро к нему отправишься, сыночек. Скучаешь поди?

–Скучаю, – холодно произнес Антон.

– А хочешь, я тебе его покажу? Вот же он, унучек мой любимый. Это он меня спас, правда, пришлось ему за это жертву принести, но ведь как без нее.

Старуха достала из мешка череп и показала Антону. Им овладел ужас, сама мысль о том, что это голова его товарища бросила его в холод.

– Уберите! – крикнул он.

– Воля твоя, сыночек, – сказала она, и череп в ее руках охватило пламя, прогорев, он рассыпался в пепел.

Горстка пепла разлетелась по полу.

– Ты, наверное, спать хочешь, притомился поди. Ложись спать сыночка, ложись.

Произнеся эти слова, она подошла к его кровати.

– Давай я тебя одеялкой накрою, а то ты вон как дрожишь.

Антон повиновался. Она укрыла его одеялом, подоткнув края, и поправила подушку. Затем достала из своей сумы солому и деревянную лучину и положила ему под подушку.

– Вот тебе соломку под головку, чтобы мягче спать было, а вот тебе лучина. Как холодно станет, огонь разведешь, да согреешься. Видишь, как бабушка о тебе заботиться.

– А соломой только подушки в гроб набивают, – набравшись смелости, сказал Антон.

– Разве? А я на такой подушечке уж сколько лет проспала. Ты спи сыночка, спи, давай я тебе колыбельную спою.

Антону от этих слов стало не по себе, но он не смог больше произнести ни слова.

Наклонившись поближе к его уху, она начала что-то шептать, текст был на старославянском, но разобрать можно было следующее:

под осиновым кустом, под ракитою немой

ты поди на старый двор за соломкой с берестой

разожги лучиной пламя

да согрей детяток малых.

После этих слов она медленно направилась к двери. Она перед ней распахнулась. Старуха стала в проем и исчезла, а дверь сама по себе за ней затворилась.

Антон долго не мог прийти в себя. Пот тек по его лицу, а сердце бешено колотилось.

– Почему она меня не тронула? – задавался вопросом он.

Затем он вспомнил, что под подушкой его лежит солома и деревянная лучина.

Он с силой выдернул эти предметы и швырнул в центр комнаты.

Через несколько часов размышлений, расслабившись от пережитого ужаса, его потянуло в сон. Глаза слипались, а веки все тяжелели. Антон укрылся повыше одеялом и задремал, иногда, водя взглядом по комнате в поисках старухи, но, не обнаружив ее, успокаивался и продолжал дремать.

Сквозь пелену сна он почувствовал сильную боль в желудке, проснувшись, пытался понять почему, но не находил ответа. Приподняв корпус с подушки, он стал чувствовать острую боль во всех внутренних органах. Все горело внутри. Антон хотел было вскочить с кровать в поисках обезболивающего, но тут, будто чьи-то руки прижала его ноги к кровати и не давали с нее слезть. Ужас охватил его. Неожиданно он почувствовал запах гари.

– Что это? Дом горит что ли? Откуда эта гарь? – задавался вопросом он.

Вдруг комнату заполнил едкий дым, будто от огромного кострища. Дым стал щипать в его глазах. Кашляя и задыхаясь от дыма, он заметил на своем одеяле и простыне языки пламени, которые становились все больше. Вскоре огонь полностью охватил его кровать, но выбраться он не мог. Пламя полностью охватило Антона. Дома никого не было, и на его крики никто не пришел. Наверное, старуха специально выбрала время для визита.

Утром его обгоревшее тело было обнаружено его матерью Нюрой. Ее опасения и странный сон были не случайностью. Только это коснулось не ее мужа, а сына, чего она никак не могла ожидать. Сгорело все, кроме металлической кровати, которую в дальнейшем выбросили.