Разбуди мое сердце

Глеб Сергеевич вышел из кабинета и… увидел идеально чистый стол Наташи. Лишь лист бумаги лежал около клавиатуры, нервируя, притягивая взгляд.

«Увольняюсь! Надоело! Ищи себе другую дуру!» — безжалостно сообщила записка, и в глазах зарябило.

– Нет, ну мы так не договаривались, – ошарашенно выдал Воробьев, перечитывая вновь.

Мало того, что эротическое приключение накрылось медным тазом, так теперь он еще и без секретарши остался! А работать-то кто будет?.. Ау-у-у! На носу Новый год, нормальные люди не увольняются и, соответственно, не обивают пороги кадровых агентств, нормальные люди закупают продукты к застолью, подарки для родных и близких, холят и лелеют мысли о предстоящих каникулах. Где он сейчас найдет свободную единицу, которая сможет и чай принести, и приказ набить, и факс отправить, и… нет, остальное необязательно, но желательно… Катастрофа.

– Избаловал я тебя, Натаха, ох избаловал! – беспомощно выдал Глеб Сергеевич и взялся за мобильник.

Но, с другой стороны, он неоднократно просил у нее прощения, и это положение, в котором приходилось постоянно оправдываться за совершенные и несовершенные проступки, категорически надоело, и вообще, он так и не смог потерять из-за нее голову, а с его-то влюбчивостью это странно…

– Короче, пусть сама звонит и просится обратно, – неожиданно решил Воробьев и облегченно вздохнул: – Никуда не денется…

Восстановив тем самым прежнее приподнятое настроение, не желая думать ни о каких проблемах, он легко поверил в то, что «курочка Наташа» скоро запросится обратно, вернулся в кабинет, надел пиджак, короткую дубленку, шапку и отправился домой.

Крепкий морозец пощипывал щеки и нос, машину по закону подлости замело снегом, около подъезда какие-то сорванцы раскатали лед, и лишь чудом удалось устоять на ногах («Надрать бы уши!»). Консьержка опять норовила рассказать о затяжной лихой молодости, пока замок почтового ящика отчаянно сопротивлялся и хрюкал («Заменить давно надо, но где найти время, когда секретарши сбегают!»), зато лифт не пришлось долго ждать.

– Уф, – устало выдохнул Воробьев, нажал кнопку и прислонился к стене.

Путь до четвертого этажа был коротким, но Глеб Сергеевич успел ознакомиться с корреспонденцией. Ну, журнал он просмотрит за ужином, квитанции об оплате можно спихнуть на Альку, пусть разбирается, рекламные письма – в помойку («Взяли моду листовки в конверты пихать… завлекают, сволочи!»). А это что такое? Повертев бледно-розовый конверт с пухлым снегирем в левом нижнем углу, Воробьев вышел на своем этаже, достал ключи, открыл дверь, включил свет, бросил журналы и письма на диванчик, снял верхнюю одежду и направился в ванную мыть руки. «Сейчас бы отбивную сожрать!» – мечтательно подумал Глеб Сергеевич, отругал себя за то, что не заехал в ресторан, и прошел в кухню. Налил большущую кружку кофе, торопливо приготовил три бутерброда с сыром и отнес в гостиную, вернулся в коридор за розовым конвертом, а затем устроился в кресле перед телевизором.

Водрузив ноги на журнальный столик, Воробьев защелкал пультом.

– Спорт, спорт, спорт! – потребовал он.

Наконец-то на экране появились точеные фигуристки, кружащиеся по льду во время разминки, и Глеб Сергеевич, улыбнувшись до ушей, принялся за первый бутерброд. Фигуристки всегда действовали на него успокаивающе, правда, он сильно расстраивался, если во время выступления они падали.

– Ну, и кто нам пишет?.. – жуя, протянул он, изучая адрес и имя отправителя. – Кузнецова Дарья… ага… И кто ты есть? И что тебе надобно, милая? – в голосе Воробьева мелькнули игривые нотки. Глеб Сергеевич надорвал розовый край, вынул сложенный лист бумаги, развернул его – и замер. Взгляд побежал по строчкам… остановился… опять побежал… остановился… В душе медленно, но верно возрастала буря. – Черт! – воскликнул Воробьев, вскочил и устремился в свою комнату. Сел за стол, автоматически отодвинул ноутбук и принялся читать дальше.

Строчки мелькали очень быстро, точно были живые и торопились, торопились, торопились… Буквы ровные, простенькие, без всяких завитков и загогулин, а слова…

Воробьев отшвырнул лист, откинулся на спинку кресла и недовольно побарабанил пальцами по столу.

– Обнаглели и обалдели, – произнес он резко, встал и заходил по комнате. – Жили-жили не тужили, и нате вам! – выдал он и всплеснул руками. – Да идите вы все на фиг! Не хочу, не надо, до свидания! Глупость вообще какая-то… – Он пожал плечами, подошел к столу и совершенно спокойно сложил лист по сгибам и порвал его на четыре части. Наклонился, бросил в корзину и опять направился в кухню. Достал из холодильника бутылку водки, наполнил рюмку и, несмотря на утренние девизы и речи, посвященные пагубному влиянию алкоголя на здоровье и душевное состояние в целом, выпил «яд» залпом и поморщился.

– Меня это вообще не касается, – подвел итог Воробьев и бодро пошел доедать бутерброды, а также сверлить взглядом фигуристок.

Но порванное письмо, видимо, не желало превращаться в самый обыкновенный мусор – бумажные клочки не попали в корзину, они пролетели мимо, упали на паркет и остались лежать около дальней ножки стола…

* * *

В ресторанчике пахло шашлыком, специями, травами, хлебом, свежими огурцами и… катастрофой.

– Что ты сказал? – тихо спросила Алька, хмурясь.

– Нам нужно временно расстаться и отложить свадьбу… Во всяком случае, пока я думаю именно так. И я тебе говорю все честно, как есть, – сухо ответил Костик и без аппетита посмотрел на салат из помидоров и огурцов. – Твой отец против нашей свадьбы, значит, наша ближайшая совместная жизнь будет омрачена скандалами… Раньше я не анализировал такой поворот событий, но сейчас…

– Струсил, что ли? – удивленно спросила Алька, не находя иного объяснения.

– Нет. Вы, женщины, почему-то всегда делите жизнь на белое и черное, но реальность гораздо сложнее… – Костик поправил очки. – Иногда нужно переждать или пойти другим путем. В этом нет ничего зазорного, просто так складываются обстоятельства.

Алька наклонила голову набок и усмехнулась:

– Вот уж не думала, что ты испугаешься моего папочки.

– Я не испугался. Просто наметились некоторые перспективы, от которых нет смысла отказываться и которые могут даже помочь… возможно…

– Какие перспективы?

– Мне предложили должность повыше. – Костик расслабился, отломил кусок хлеба, отправил его в рот, прожевал и продолжил: – Я смогу многого добиться, и твой отец посмотрит на меня другими глазами…

Услышав это, защищаясь, Алька инстинктивно скрестила руки на груди. Не сразу, постепенно, до нее стал доходить смысл слов… В душе появилась маленькая-маленькая трещинка, пока не приносящая боли, но готовившаяся потянуть за собой паутину себе подобных. Костику предложили должность… Кто и почему вдруг озаботился его судьбой?.. Слишком мало вариантов ответов, чтобы не понять, откуда ветер дует. Слишком мало… И такие поступки очень в духе ее папочки. Но к этому-то она давно привыкла, а вот как мог ее любимый мужчина согласиться… А она-то всегда считала, что безошибочно разбирается в людях… Невероятная ситуация…

– Тебе предложили должность в качестве отступных, так? – ледяным тоном спросила Алька.

– Да, – честно признался Костик, – но я не рассматриваю повышение однобоко, у меня другие планы, как я уже говорил, это возможность изменить отношение твоего отца ко мне…

– Да, ты действительно уже говорил…

– Я полагаю, ситуация разрешится в течение года, именно столько нужно времени, чтобы войти в курс дела, наладить работу, реализовать идеи и получить некоторые результаты…

Алька не слушала Костика, она смотрела на него пристально и мрачно, но все же с некоторой надеждой. Можно ли иначе понять происходящее? И как она – сильная, смелая, укладывающая на лопатки любых противников – умудрилась довериться человеку, который переметнулся на сторону врага в считаные минуты? И самое страшное сейчас задать вопрос: «А что еще посулил папочка?» – и услышать ответ…

– Костя, ты не мог согласиться, не мог! – выдохнула она, безвольно опуская руки на колени.

– Постарайся отключить эмоции и посмотри на ситуацию здраво. – Он торопливо взял стакан с минералкой и сделал три глотка. – Я четыре года занимаюсь ерундой, хотя у меня куча идей и потенциал… Я был терпелив и надеялся…

– А как мой отец тебе это предложил? – перебила Алька. Первая волна боли поднялась в душе, и стало горько и плохо. Глаза заблестели, но она знала: слез не будет, никто не позволит им скользнуть по щекам вниз, слишком много чести! Что ж, она оказалась не готова к удару, уверенность рассыпалась в пыль, и привычные острые словечки потерялись на полпути, но через пару минут вспыхнет злость, которая ее защитит. Нужно только дождаться… Не в первый раз отчаяние и одиночество подкрались так близко. – Какими словами? Я хочу знать, какими словами он тебе это предложил?

– А я разговаривал не с твоим отцом.

– А с кем?

– С Зубаревым.

– С Андреем Зубаревым?

– Да.

– Не может быть… – тихо произнесла Алька. Он-то здесь каким боком? Папочка попросил?

– А потом уже с твоим отцом. Кстати, на меня Глеб Сергеевич при втором разговоре произвел положительное впечатление. – Костик облегченно вздохнул, считая, что самое страшное позади, и принялся за еду. Теперь, наоборот, он почувствовал сильный голод, и заказанного показалось мало. Конечно, он поступает гадко и непорядочно, но упускать шанс нельзя, и, кто знает, вдруг через год Воробьев и правда изменит свое решение. Но если Аля не захочет ждать… это ее право. С его стороны обид не будет. Не все в жизни держится на любви, мозг для того и дан человеку, чтобы анализировать и выбирать. Да, он собрался жениться, у него есть обязательства, но…

– Прости, – коротко добавил Костик и уставился в тарелку.

– Хорошо, – зловеще ответила Алька и… улыбнулась. Спасение было уже близко, оставалось только протянуть руку и проткнуть пальцем боль. Пух! Отчаяние лопнет, как мыльный пузырь, и мир устоит на месте. – Значит, Зубарев… Отлично.

«Явился не запылился, влез, наследил и ломанулся дальше двигать свою науку! Кто дал ему право?..» Она посмотрела на Костика, и тот поежился под тяжелым взглядом, затем тряхнула медными волосами и, собрав мужество в кулак, наигранно весело произнесла: