Разбор полетов

– Кагасова? Которого прочат в директора?

– Да.

– Но он же из Краснодара.

– Из Краснодара, а дом себе купил. Месяца два назад. Он же у нас член совета директоров – от Службы транспортного контроля.

Сазан молча глядел в окно. Любой из обитателей этого мини-поселка мог видеть два дня назад, как из дома Ивкина в одиннадцать часов вечера выехала «мазда». Правда, он не мог знать, куда она поехала. Но какая разница? Отсюда к центру Москвы только одна дорога, с Алтыньевского на Ярославское – а потом через проспект Мира.

– Не знаете, зачем Шило вчера ехал в аэропорт? – спросил Сазан.

– Понятия не имею.

– Он часто приезжал в Рыкове?

– Когда с этой своей лялькой любился – постоянно. А потом они разбежались. Он сюда ездил раз в неделю, в две.

– Кто-то его должен был вызвонить

– Я ему не звонил.

– А кто звонил?

– Никто не говорит, что звонил. А вы что, действительно считаете, что Шило убили не случайно?

Сазан помолчал.

– Не знаю, – сказал он наконец, – а кто, по вашему мнению, стрелял в Ивкина?

При упоминании имени шефа вся краска вдруг сбежала с лица Глузы, и он поперхнулся своим бутербродом.

– Честно говоря, не знаю, что и думать, – сказал он, – все это так… неожиданно.

– А все-таки?

– Ну… Я могу только предполагать… Понимаете, мы все, конечно, поддерживаем Виталия, но эта борьба не может идти до бесконечности.

– Борьба со Службой контроля?

– Да. Они давят на нас, мешают работать, самолеты, которые раньше летели к нам, теперь летят во Внуково по их настоянию, и рано или поздно это кончится отставкой Виталия. Все это понимают.

В этих условиях Виталию остается только одно – ну, как бы сказать, – обеспечить свое будущее. Глаза Сазана сузились.

– То есть украсть побольше и сбежать подальше?

– Ну… это очень грубо… Но в последнее время есть у нас такая тенденция – не платить где только можно. И вот, например, – мы два месяца назад отремонтировали ТУ-154 – не мелкий ремонт, это мы сами делаем, а капитальный, на Харьковском авиаремонтном заводе – и не заплатили.

– Сколько не заплатили?

– Если в долларах – около четырехсот тысяч. Харьковчане нам каждый день звонили, пока у них телефоны за неуплату не отключили.

– И что Ивкин им отвечал?

– Ну что он может ответить? Ля-ля-ля, «простите, ребята, мы раньше богатые были, теперь обеднели, вот разберемся со Службой и вам заплатим».

– То есть в Ивкина могли стрелять из-за неоплаченного самолета? Глуза поколебался.

– Во всяком случае, последний мой разговор с Харьковым был такой: «У тебя дочка в школу ходит? А как тебе понравится, если ей засадят?»

– А сколько дочке?

– Вы с ней знакомы, Валерий Игоревич. Вы, насколько я понимаю, спасли ей жизнь. Ей и Мише.

Голос Глузы звучал совсем глухо: видимо, то, что случилось два дня назад, было для него чудовищным потрясением.

– Или вот – мы должны регионам…

– За что?

– Самолет летает? Летает. В какой-нибудь волгоградский аэропорт сел? Сел. За посадку в аэропорту надо платить. А мы не платим. Есть аэропорты, которым мы задолжали сумму вполне достаточную, чтобы убить человека.

– То есть вы не думаете, что киллеров нанимали люди из СТК?

На Глузу, уютно устроившегося на заднем сиденье, словно пахнуло могильным холодом из кондиционера.

– Нет, конечно, – сказал он. – Как можно! Они уже подъехали к аэровокзалу. Сазан вышел из машины задумчивый. Глуза ему глубоко не понравился, как бухгалтеру не нравится бумага со слишком вежливым содержанием и слишком неясной подписью. Нет, врать господин Глуза не врал – долг харьковчанам наверняка был, и те, как и любой на их месте, визжали устно, письменно и по факсу, как свинья, которую режут живьем. Но вот какое интересное дело: господин Глуза своим рассказом не только обелил Службу транспортного контроля. И не только объяснил, что если господину Нестеренко очень интересно отыскать того, кто заказал Ивкина, то ему понадобится для этого объехать половину аэропортов в радиусе четырех тысяч километров от Москвы. Он тонко – совершенно по ходу дела – намекнул собеседнику, что его шеф вовсе не намерен оставаться во главе «Рыково-АВИА». Что все эти отмененные собрания, взаимные обвинения, отчаянная борьба – все это лишь маневры, нужные для того, чтобы оттянуть время и выжать из обреченной должности как можно больше дохода. И, возможно, получить с СТК побольше отступного. Не сто тысяч долларов, а двести или триста.

А стало быть – тут же напрашивалась очевидная мысль – ему. Сазану, тут на аэродроме ничего не светит. Нет смысла защищать человека, который прибирает вещички перед уходом из кабинета, не особо разбирая, где свое шмотье, а где казенное. И самое лучшее, что он. Сазан, может сделать, – это пожаловать в Службу и продать там этого человека по сходной цене.

Было уже одиннадцать часов утра, когда в одном из светлых кабинетов в центре Москвы – а может быть, и не в центре – приоткрылась дверь и внутрь скользнул невзрачный человек в грязноватых джинсах и куртке шофера. Собственно, это и был шофер – шофер того, кто сидел за столом. Правда, этот шофер выполнял некоторые дополнительные поручения шефа, но в ведомостях эти поручения отражения не имели, хотя оплачивались значительно лучше, чем основная работа.

Человек в щегольском летнем костюме нежно-салатового цвета поднял голову:

– А, Володя. Ну что?

Человек в шоферской куртке покачал головой,

– Он не смог это сделать.

– Почему?

. – Приехал какой-то Нестеренко и повсюду наставил своих людей.

– Кто такой Нестеренко?

Шофер молча положил листок бумаги на стол человека в салатовом костюме. Человек изучал его несколько минут.

– Но это бред! – вдруг сказал он. – Что этот тип забыл в Рыкове? Респектабельная «крыша», бензином он не торгует… У Ивкина просто нет таких денег, чтобы заплатить ему за услуги! Нестеренко – «крыша» Ивкина! Это все равно, как если бы, я не знаю, бомж пришел в Национальный резервный банк и получил там два миллиона кредита!