– Что значит – крайний?
– Сказал, что для себя собирал.
– А на самом деле для кого он собирал деньги?
Ольга пожала плечами.
– Я-то откуда знаю?
– Не валяй дурака. Для кого он собирал деньги? Для Негатива? Почему он тогда в банке охранником работал?
– Его Негатив поставил за банком смотреть, – сказала Ольга, – а банку это не очень-то нравилось.
Ольга вздохнула и зашевелилась на диванчике. Черяге почему-то некстати вспомнилось, что он не был с женщиной уже почти месяц – с тех пор, как полупьяная секретарша Никифорова зазвала его домой после вечеринки. У секретарши были тяжелые толстые ноги, и мясо на ее животе собиралось складками. Денис невольно позавидовал брату. Такие девушки, как Ольга, должны были быть манекенщицами или любовницами банкиров, и было совершенно невероятно, что одна из них была невесткой сопливого парня, вышвырнутого из банковских охранников и выбивавшего долги из торговцев на рынке.
– Кофе тебе сварить? – сказала Ольга.
– Свари.
Они пошли на кухню, и Денис молча смотрел, как девушка нагибается и ищет банку с кофейными зернами, и когда она подала ему ручную кофемолку, пальцы их на мгновение сплелись, и Денис дернулся, словно сунул руку в розетку под током.
Они воротились в гостиную, и Ольга поставила на столик перед диваном две фарфоровые чашечки, из которых вился тонкий дымок.
– Кем был Вадим у Негатива? Быком?
– До бригадира вырос, – сказала девушка, опустив глаза.
– И как… его звали?
Денис почему-то не смог заставить себя произнести слово «погоняло».
– Чиж.
Ольга маленькими глотками пила кофе, сидя спиной к окну, и яркий солнечный свет прорезывал насквозь ее халатик, превращая его в подобие нимба вокруг тонкой, как хрустальная ваза, фигурки. Ольга несмело улыбнулась ему, Денис поперхнулся кофе и поспешно отвел глаза.
– И зачем же Чиж звал меня на свадьбу? Братаном перед братками хвастаться или как?
– Он хотел, чтобы вы ему помогли.
– Чем?
– Не знаю. Уехать отсюда. Он – он не такой был, как все. Мы бы поженились и уехали! Он не хотел в этом дерьме сидеть!
– Так и начинать не надо было, – заметил Черяга.
– А?
– Его никто не заставлял на Негатива работать.
– А где еще? На шахте горбатиться, да? По восемь месяцев зарплату не получать и ждать, пока метан в штольне взорвется? Вам хорошо в своей Москве, там тысяча мест, где работать!
На глазах девушки выступили слезы. Она всхлипнула. Потом ухватила за горлышко бутылку и начала жадно пить. Черяга перехватил ее руку и отвел назад.
– Перестань! Ты и так пьяная!
Ольга выпустила бутылку и заревела в полный голос.
Растерянный Черяга сел рядом на диванчик и обнял ее за плечи.
– Ну успокойся, успокойся, – проговорил он.
– Тебе хоро-шо, – прорыдала Ольга, – ты в Москву уедешь, а мне куда?
Белый халатик сбился в сторону, и Черяга видел теперь тонкий, покрытый бархатным пушком живот и холмики не стесненных лифчиком грудей. Чувствуя, что происходит что-то не то, Черяга попытался отодвинуться, но в этот момент пальцы Ольги вцепились в него с неженской силой.
Горячие женские губы впились в его собственные, и Ольга повалилась на диван. Черяга упал сверху, с ужасом и восторгом ощущая под собой мягкое, податливое женское тело. Женские губы сместились куда-то вбок, нежный язычок защекотал у него за ухом. Черяга попытался отбиться, чувствуя, что, кажется, именно это называется изнасилованием, но тут его губы впились против своей воли в высокую белую грудь с темным пятнышком соска, и все, о чем думал Черяга час назад и даже минуту, было смыто из его памяти, как летний ливень смывает с запыленных улиц грязь и ненужный сор.
* * *
Было уже два часа дня, когда ахтарский предприниматель Ашот Григорян вышел из маленького офиса, располагавшегося позади принадлежащего ему магазинчика. Магазинчик Григоряна был расположен на редкость удобно, в том же здании, в котором располагался районное УВД, и поэтому никаких неприятностей с бандитами или налоговыми органами у Григоряна не возникало. В последний раз, когда новый и неопытный пожарный инспектор пришел проверять магазин и требовать денег во внебюджетный фонд «Пожарник», продавец в магазине вежливо объяснил инспектору, что к директору ему надо заходить с торца.
Инспектор зашел с торца и прочитал значащуюся там табличку, и больше в магазине его не видели. Григорян платил ментам гораздо меньше, чем «крыше», и благодаря этому удачному обстоятельству в короткое время заработал и на новую квартиру, и на новый «БМВ», который и посверкивал сейчас во дворе среди милицейских «канареек».
В магазине громко работало радио, и по радио представитель независимого шахтерского профсоюза называл вчерашний расстрел пикета «провокацией Москвы».
– Вот сволочи! – сказал зам Григоряна, – ведь до сих пор не нашли, кто это сделал! Как вы думаете, Ашот Вазгенович, найдут или не найдут?
Зам Григоряна считал, что его шеф знает ответы на все сложности жизни. Но Григорян ничего не ответил, и зам добавил:
– Вас там какой-то парень спрашивал, сказал, что в два подъедет.
Дверь офиса захлопнулась за Григоряном.
– Не в духе шеф, – констатировал продавец.
БМВ Григоряна стоял под самым окном офиса, и Григорян увидел, как к его машине подкатила белая с синим «шестерка». На «Шестерке» были чернореченские номера и надпись: «ГАИ», хотя ГАИ уже не было, а труженики свистка именовались новым труднопроизносимым сокращением из пяти букв. Из машины вышел невысокий коренастый парень в джинсах и вельветовой куртке.
Прошло минуты две, и в дверь кабинета Григоряна постучали.
– Кто там? – сказал директор.
Дверь отворилась, и на пороге показался все тот же коренастый гаишник. Закрыл дверь и прислонился к стене.
Мент улыбался, и от этой улыбки душа Григоряна ушла в пятки.
– А ведь я тебя засек, – сказал гаишник.
– Что?