Взгляд со дна
Он фыркнул:
– Следователем. Ты хоть в курсе, что я Александрович?
– Мама говорила, – я произнесла это безотчетно, услышав, сама оцепенела. – О… Я… Так запросто…
– Так и должно быть, – отозвался Артур сурово. – И не смей сомневаться. Говорить о маме как о живой правильно. Пока ты так чувствуешь, так и будет. И не надо пугаться всякий раз, когда упомянешь ее. Это никоим образом не оскорбляет ее памяти! Да Оксана только рада, если ты чувствуешь, что она с тобой…
Он всерьез?
– Рада? Ее нет.
– Не знаю. И ты не знаешь. Никто из нас… Так что… Думаю, нам следует просто довериться интуиции. Если тебе хочется говорить и думать о маме как о живой, не оплакивая ее каждую минуту, значит, это правильно.
– Я подумаю об этом.
Почему-то это вызвало у него улыбку…
Когда мы с Артуром зашли к бабушке, я подумала: не миновать еще одной жертвы… У нее так выпучились глаза, что сразу вспомнилось, как в детстве Машка, разозлившись на что-то, назвала ее «бабка-жабка». За что получила от бабушки в лоб – рука у той всегда была тяжелой, а нрав вовсе не лягушачьим, горячим.
Но прозвище прижилось, только звали мы ее так за глаза. Любви к ней у нас не было… Хотя я не берусь объяснить почему. Бабушка не была злой или сварливой. Она просто была равнодушна к нам. Вся любовь, которая жила в ее душе, была направлена только на сына, и нам уже не досталось ни капли, хотя мы были его «кровиночками», как принято говорить.
– Никакие мы не кровиночки, мы его сперматозоиды, – как-то выдала Машка, рассердившись на отца.
Она то и дело ссорилась с кем-то из семьи, но только не со мной. Я была уверена, что если Машка и способна любить кого-то в этом мире, то лишь меня. Может, поэтому меня и подкосило, когда Машка просто ушла от нас… Наверняка мама тоже чувствовала себя преданной, но я просто была сражена, хотя к тому времени мы уже не были так близки с сестрой, как в детстве.
Не знаю, бывала ли Машка в Дмитрове вместе с отцом или он ездил к матери один, но бабушка первым делом сообщила:
– Ты не похожа на сестру.
Как будто для кого-то это могло стать новостью!
Артур засопел за моей спиной:
– У Маши больше сходства с мамой, а у Саши – с отцом. С вашим сыном. А он походил на своего отца, да?
Так он попытался тактично намекнуть, что на «жабку» никто из нас не похож. Но она не оценила его корректности.
– Кто это? – квакнула бабушка, глядя на меня, хотя смотреть на Артура куда приятнее.
– Это следователь – Артур Александрович Логов, – отчеканила я заготовленный ответ. – Он ищет… убийцу…
Больше мне ничего произнести не удалось, слова забились в горле и стало трудно дышать. Услышав о следствии, бабушка расслабилась, и даже глаза ее втянулись:
– Вот что… Ну, проходите.
– Мы можем побеседовать?
Артур улыбался так, что ни одна женщина в трезвом уме не могла отказать ему. К тому же в такой малости.
– А что я знаю? – ответила бабушка вопросом на вопрос, хотя еврейских корней у нас вроде не было.
И ушла в комнату. Мы двинулись за ней, как пара конвоиров.
Махнув на старый диван, застеленный светлым пледом, она тяжело опустилась в массивное кресло с широкими изогнутыми подлокотниками, которого я не помнила. Наверное, оно появилось здесь недавно. А вот «стенка» была старой, она стояла тут целую вечность. Из-за мутного стекла выглядывали фарфоровые фигурки, с которыми бабушка запрещала нам играть. Однажды Машка тайком открыла посудный шкаф, схватила раскрашенного под Гжель ежика и швырнула в открытую форточку. Я даже ахнуть не успела, а она зловредно хмыкнула:
– Думаешь, заметит?
Мне стало жалко ежика, и я побежала его искать. Он торчал попкой кверху среди желтых одуванчиков, я быстро его отыскала. И… не вернула в шкаф. Ежик уже начал новую жизнь, он до сих пор сидит у меня на полке. А бабушка так и не обратила внимания на оставшийся на стекле не запыленный овал. Почему тогда так ревностно берегла эти фигурки от внучек?
– Вот мы и попытаемся понять, что вы знаете, – мягко заверил Артур, усевшись рядом со мной. – Иногда важными являются мелочи, которым человек просто не придает значения.
Бабушка вздохнула:
– Мелочей в жизни слишком много…
– Это вы точно подметили, – восхитился Артур.
Оказывается, он умеет быть таким подлизой! Кто бы подумал…
Когда я увидела Артура Логова в первый раз, во мне возник – просто завопил во все горло! – непроизвольный протест: он слишком красив. Не для мамы, она сама красавица. Была красавицей… Нет, он же сказал, что это не противоестественно – думать о маме как о живой. Она красива. Навечно. В ней столько теплого света, что если б даже отдельные черты ее были неправильны, то это ничуть не портило бы ее. Как не уродуют общий пейзаж кривые веточки, если в их свежей листве прячутся солнечные зайчики. Недавно я прочла в одной книге, что англичане называют их «солнечными собачками», и мне тут же увиделись щенки золотистых ретриверов, резвящиеся на летнем лугу. Может, мне завести собаку? Не все же приютских бедолаг выгуливать… Разве она не защитит меня от одиночества?
Я подняла глаза на бабушку, смотревшую в пространство: с ней рядом одиночество станет еще более острым. Невыносимым. Это ощущение было настолько явственным, точно я уже прожила тут по крайней мере неделю, полную безмолвия и сдавленного скрипа ее громоздкого кресла. Нам не о чем будет говорить… У нас разные воспоминания. И она ненавидит мою маму. Да я с ума сошла, что ли? Здесь же задохнуться можно, Машка была права…
В тот же миг мне стало ясно, что я не останусь в Дмитрове. Пусть меня лучше убьет эта озверевшая Русалка, кем бы она ни была!
На свете был только один человек, с которым я могла существовать рядом, не ощущая неловкости и страха. Мой напарник. Когда он сел рядом, я почувствовала, как пахнет от него кофе. Спал ли Артур вообще эти дни? Или держался только на допинге? Мою маму он любил не меньше, чем я, и сейчас все померкло для него точно так же. Как жить в мире, где нет солнца и больше не поют птицы? Я не верну Артуру этого, но, может, объединив наши воспоминания о ней, мы потесним мглу?
Каким-то чудом ему удалось разговорить бабушку, которая нервно сжимала блестящие подлокотники. Она тоже лишилась своего солнца, а мы мешали ей упиваться горем, кроме которого у нее ничего не осталось. А я еще смею обзывать ее жабкой…
Едва улавливая, о чем они говорят, я смотрела на бабушку и пыталась вспомнить, как любила ее когда-то. Было ли это вообще? Разве не все внучки любят своих бабушек? В моей памяти всплывали обрывки фрагментов: пухлый альбом в синем переплете – бабушка показывает мне семейные фотографии; строчка из старой песенки: «Слушай, Оля, вырасту большой, мы уедем далеко с тобой…»; кустик сирени, который мы сажаем под ее окном. Сегодня я даже не обратила внимания, вырос ли он? А что случилось с той Олей – она уехала с влюбленным в нее мальчиком? Имена предков тоже затерялись в памяти…
Наверное, тогда мне нравилось гостить в Дмитрове. Бабушка водила меня в Кремль? А куда тут еще ходить… Местного «Арбата» тогда не было, да и сейчас мы пробежали мимо, толком не разглядев изваяния барышень. Это все не имело значения. Главным было то, что я не помнила любви – ни своей, ни бабушкиной, будто их и не было.
И сейчас у меня не находилось душевных сил даже пожалеть ее – собственная боль вытеснила все чувства. Мы не сможем помочь друг другу, потому что оплакиваем разных людей. Как и с Машкой – она больше страдает из-за смутного будущего, чем по тем людям, которые уже стали ее прошлым.
Я покосилась на Артура: он встанет на дыбы, услышав, что мы вместе возвращаемся в Москву? Ну ничего, придется смириться.
– А как звали его первую невесту?
Тут я очнулась. О чьей первой невесте речь? У отца был кто-то до мамы?
– Да какая там невеста… Так, захаживал к ней. Как же ее?
В бабушкином взгляде мелькнула хитринка: она прекрасно помнила имя той девушки, но тянула время. Ей хотелось помучить нас. Это придавало хоть какой-то значимости ее персоне.
И вдруг меня осенило:
– Лилия? Ее так звали?
Артур даже дернулся и бросил на меня взгляд, в котором смешались восторг и досада: «Как я сам не догадался?!»
– Точно. Лилька. А ты откуда про нее знаешь?
– Где она живет? – быстро спросил Артур, чтобы отвлечь бабушку.
Засопев, она заерзала в кресле:
– Да вон в бараках… Там всякий сброд живет.
– Точный адрес вы вряд ли помните?
– Да уж куда там… Лет-то сколько прошло!
– Ну да, ну да. Значит, Лилия? А фамилия…
– Прям спрашивала я фамилию ее!
– И то верно, зачем? Сергей же не собирался на ней жениться. А она это понимала?
– Мне почем знать? – огрызнулась бабушка. – Вас как, чаем поить или?..
Я вскочила:
– Нет, мы уже уезжаем.
И, чуть отвернувшись от нее, сделала страшные глаза Артуру. Ничем не выказав удивления, он кивнул:
– Нам действительно пора. Покажете, в какой стороне находятся эти бараки?
Я не стала разыгрывать комедию и чмокать ее напоследок. В этом не нуждался никто из нас. Даже свет в узком коридорчике бабушка не включила – было бы на кого тратить электроэнергию. Мы нашарили обувь в темноте.
Уже открыв дверь, я заставила себя выдавить:
– Звони, если что.
В ответ не донеслось ни звука…
Когда мы вышли из подъезда, Артур насмешливо спросил:
– И почему ты не захотела остаться с такой милой бабушкой? Ладно-ладно, не бей меня! Бедная Оксана… Такая свекровь мозг выест и не подавится.
– К ней даже Машка не ездила.
– Кстати… о Маше, – спохватился Артур. – Почему мы ей не показали портрет Русалки? Может, она видела ее среди гостей Влада? Пошлешь?
Я готова была послать кого угодно и куда подальше. Но только не Артура – он позволил мне вернуться с ним. Хотя не хуже меня понимал, чем это может грозить мне, может, и ему самому, ведь он тоже входил в нашу семью. Я так его воспринимала.
Доставая телефон, я оглянулась на бабушкин дом. Куста сирени у подъезда не было…
Стены двухэтажных брусчатых домов, которые Сашкина бабушка назвала бараками, почернели от времени. За ними прятались такие же иссохшие и потемневшие с годами люди, не дождавшиеся лучшей доли. Когда-то неугомонной ватагой они носились по окраине, мелькая загорелыми локтями в ссадинах и улыбками до ушей. Строили шалаши из веток, дрались за один на всех велик, а зимой гоняли клюшками мячик прямо по снегу, потому что катков в таких районах не заливали.
Артур отчетливо представлял это, потому что сам был таким пацаном с деревянным луком наперевес и грязным пластырем на коленке. Тогда девочка с цветочным именем, наверное, и вправду походила на лилию, нежную и тонкую. Вряд ли она осталась такой, если жила здесь до сих пор…
– Лилю? – переспросила тетка с уныло обвисшими вдоль опухшего лица давно не крашеными прядями. – Колесникову, что ли?
Горчичного цвета майка не скрывала толстых складок на спине и выступающего живота, но Артур старался смотреть ей только в лицо. Наугад кивнув, он улыбнулся ободряюще: «Ну, скажи мне, где наша девочка…»
– Так она ж померла!
У Сашки вырвался невнятный возглас, но тетка не обратила на нее внимания. Ее маленькие глазки так шныряли суетливыми черными жуками, Артуру даже захотелось отереть лицо ладонью. Но позволить поглазеть на себя – это было меньшее, чем он мог вознаградить за информацию эту женщину. Когда еще такой красавчик забредет в их Гарлем…
– Когда? – быстро уточнил он.
– Так зимой же… Когда? В феврале, что ль? А, не… На новогодние. В Яхрому провалилась…
«Вот вам и первая утопленница», – Логов еле удержался, чтобы не произнести это вслух. Но лишь уточнил:
– Под лед?
– Ну…
– Сама? Или…
– Да сама, конечно. Кому она нужна-то была?
– А что так?
– Да она уж давно попивала, а последний год вообще никакая была. Черт ее понес на речку! Как всегда, поддатая была, ага.
Сашка поймала его взгляд: «Еще зимой… Она ни при чем». Но Логов уже взял след:
– А дети у нее были?
– Ну! Доча ж у нее.
– Дочь? И сколько ей?
– Да кто ж ее знает? Четвертушка… поди.
– Двадцать пять?
– Ну…
– А зовут дочу…
Она уставилась на него с недоумением: «Как можно этого не знать?!»
– Катюха!
– Превосходно. Екатерина Колесникова. Правильно?
Тетка пожала «горчичными» плечами:
– Вроде как.
Обернувшись к бараку, Артур тем же легким тоном поинтересовался:
– И где она сейчас?
– А тебе чего надо-то? – В ее взгляде неожиданно проступила настороженность. – Вы кто такие-то?
Кажется, Сашку удивило, когда он извлек «корочку». Наверное, она решила, что удостоверение у него отобрали, хотя никто Логова не увольнял, его только отправили в отпуск.
Лицо Лилиной соседки вытянулось еще больше:
– Ох ты… А чего стряслось-то?
Жестом фокусника Артур встряхнул, развернув перед ней, листок с фотороботом:
– Это она?
– Катюха! – обрадовалась тетка. – Прям вылитая. Только волосы у нее подлиньше были.
– Постриглась. Какого цвета волосы?
– Да белобрысая она… Как эта, – она кивнула на Сашку и вдруг насторожилась: – Натворила чего? Ой, Катька с детства была бойкой девкой. С пацанами так дралась – прям насмерть.
– Убила кого? – небрежно уточнил Артур.
– Да бог с тобой! Не, все живы.
– Оторва, значит?
– Да прям! Она молодец. И на танцы ходила… Еще маленькая совсем была! А пела всегда как – заслушаешься… Голосок такой звонкий… прям как жаворонок заливалась. Концерты прям из окна давала, ага. А мы сидели тут на лавочке, слушали…
Едва удержавшись, чтобы не взглянуть на Сашу, он снова спросил:
– Так где сейчас Катя?
– Где… В Москве, ясно дело.
– Когда она уехала? После смерти матери?
– Не, еще раньше. Года два уж… Или больше?
– А их квартира?
– Так Катька ее соседке отдала, как Лилю схоронили.
Артур не поверил:
– Отдала?
– Ага, Клаве. Добрая душа, – произнесла она с хорошо различимой злобой. – Правду сказать, Клавка им не раз помогала, еще когда Катюха маленькой была. Даже подкармливала, когда Лиля в запой уходила. Ну да, и такое бывало, – уловила она его удивление.
– Значит, сейчас там Клавдия живет.
Раздался надрывный вздох:
– Если бы… В апреле ее схоронили. Она сдавать эту квартирку хотела, да не успела. Пока так и стоит. Даже не знаю, захочет ли кто там жить… Нехорошая слава.
На последнем слове Артур чуть не прыснул, но тут, к счастью, вмешалась Сашка. Ей уже невмоготу было слушать о «доброй» убийце матери.
– А где эту Катю в Москве найти, не знаете?
Тетка дернула толстым плечом, отчего дряблая кожа на руке неприятно затряслась:
– Может, Ленка в курсе. Подружками были. Вон тот подъезд, пятая квартира.
Лены дома не оказалось, и пока они ждали ее, пришел ответ от Маши: «Похожа на девку из «Мечтателя». Без грима и не узнать».
Они сидели на приземистой лавочке, такой низкой, что колени торчали чуть не до подбородков. Но это было единственное место во дворе, куда не доходила вонь от мусорного бака, который не опустошали уже недели две.
Здесь было тихо и хорошо. Вокруг нарастали лопухи, похожие на уши зеленого слона, льнули к ногам подорожники. Старая береза лениво пускала по ветру пыльцу, и та неслась за плоскими, подсвеченными солнцем облачками, которые напоминали кусочки золотистой слюды. Артур следил за ними и думал: при других обстоятельствах можно было бы сказать, что жизнь прекрасна…
Прочитав сообщение вслух, Сашка спросила:
– Что за «Мечтатель»?
Уголок рта дрогнул – Артур порадовался, что она не знает этого.
– Ночной клуб для мажоров. Видимо, Влад водил туда твою сестру.
Она поморщилась:
– Фу… Терпеть не могу все эти тупые тусовки.
И взвилась, услышав:
– И все же тебе придется туда сходить.
– Это еще зачем?!
Он вздохнул:
– Если в отделе узнают, что я продолжаю вести следствие, то меня и выкинуть могут. А ты человек не подневольный. Имеешь право расспрашивать людей о чем угодно.
Помедлив, Сашка уточнила:
– Как с цветочницей?
– Это был высший пилотаж!
У нее сразу оттаял взгляд:
– Спасибо. Мне самой понравилось.
– Да ты просто создана для сыскной работы.
– Вот уж не думаю.
– А о чем думаешь?
В ее взгляде проступила растерянность:
– В смысле… куда поступать? Ой, я сама не знаю. ЕГЭ бы сдать…
– Ты же умница! – подбодрил Артур.
– Ну не знаю. Я сейчас даже вспоминать об учебе не могу.
Его лицо сразу стало озабоченным. Он пробормотал:
– Я должен был подумать об этом… Ты вообще в школу-то ходишь?
– У нас уже был последний звонок. Теперь я как бы к экзаменам готовлюсь.
– Ох… – выдохнул Артур. – А если взять академ? Или как это в школе называется? На следующий год сдашь…
Сашка махнула рукой:
– Да ну, еще год тянуть эту волынку! Мне уже не терпится от школы избавиться. Надоели все эти рожи…
– А ты любишь одноклассников!
– А ты любил?
Он задумался:
– Ну, не то чтобы любил… Но мы весело жили в школе. У нас своя рок-группа была. Я, между прочим, на гитаре играл.
– Правда?! – взвизгнула Сашка, подскочив. – А сейчас ты еще можешь? Не забыл?
– А твою маму я, думаешь, как покорил?
– Я думала, что своей прекрасной улыбкой, – хмыкнула она.
Не смутившись, Артур кивнул:
– Это тоже. Но кто устоит против гитариста? Даже страшненького. А у меня полный комплект!
– Какой ты хитрый, оказывается…
– Недостаточно, – вырвалось у него. – Мне не хватило хитрости, чтобы защитить ее…
Обхватив коленки, Сашка легла на них грудью и сбоку заглянула ему в лицо:
– Эй! Только не вздумай винить себя в том, что произошло.
Логов хотел ответить, но в этот момент пришло сообщение.
– От Никиты, – сказал он вслух и открыл запись. Лицо его просияло: – Что и следовало доказать!
– Что там?!
Видно было, что Сашка еле сдерживается, чтобы не заглянуть в его переписку.
– Проба ДНК, взятая из-под ногтей… твоей мамы… показала совпадение с пробами Сергея почти на девяносто девять процентов.
Несколько секунд Сашка молчала, глядя на него расширившимися глазами. Зрачки у нее стали огромными.
– Она его дочь, да? Я уже поняла это… Мы с ней похожи.
– Я надеялся, что ты не заметила.
– Как же… Значит, теперь это доказано?
Ее пальцы с силой впились в волосы:
– Мы с ней сестры! О нет… За что она?!
– Как раз за это, – мягко проговорил Артур. – Вы сестры. Но Маша живет в особняке, ты – с чудесной мамой в хорошей квартире, а она…
Он жестом указал на чернеющий за деревьями барак. Непроизвольно проследив за его рукой, Сашка вновь опустила голову.
– Не подумай, что я оправдываю ее! Всего лишь пытаюсь понять мотив. По-моему, он очевиден.
Тихо прошелестело:
– Зависть?
– С ее точки зрения – это месть. Всем, кто лишил Лилю жизни, какой она заслуживала. Она ведь любила мать…
– Конечно.
– Саму Катю твой отец, по сути, лишил счастливого детства.
– Я понимаю.
Артур замолчал. Рванул длинный травяной колосок, как в мальчишестве, намотал на мизинец, сжал изо всех сил. Верхушка пальца стала багровой, как малина, которая еще не поспела. В детстве он мог часами просиживать в малиннике, когда выбирались с родителями на озеро, так и не дождавшееся Оксану… Не оторвать было от наслаждения, оставлявшего царапины на руках. Но какого мальчишку они смущают?! Мама не покушалась на его сладкую сокровищницу, хотя намекала, как хорошо было бы закатать хоть несколько баночек варенья. Только сына она любила больше…
«Почему у меня даже мысли не родилось мстить тому дальнобойщику, уснувшему за рулем? – Он уставился на багровый мизинец, точно ждал, когда брызнет кровь. – Чья жадность убила моих родителей – его самого или владельца компании? Теперь уже не докопаться… А тогда желания не было».
Внезапно Артура настиг звон пустоты, воцарившейся в нем тогда. Он остался совсем один в мире, заполненном миллиардами людей, скользившими по его жизни тенями – ненужными, неинтересными ему. То, что сейчас чувствовала Сашка, было знакомо ему слишком хорошо. Он был тогда ее ровесником – только перешагнул порог совершеннолетия. Уже не ребенок, но еще и не взрослый.
Стать взрослым пришлось. А что оставалось? Вернуться на их заветное озеро и поселиться на дне? Такое ему и в голову не приходило…
Меня не оставляло ощущение, будто я играю в фильме, который снимают скрытой камерой. Это будоражило и заставляло сосредоточиться. Мой взгляд обернулся лучом, высвечивавшим только лицо бармена за стойкой «Мечтателя», куда отправил меня Артур.
– Запомни название коктейля, который надо заказать, если тебе нужна помощь, – он сверлил взглядом мою переносицу, точно пытался внедрить информацию прямо в мозг. – Бармен поймет, что пора вызывать полицию, если ты произнесешь: «Ангельский шот с лимоном». Если тебе понадобится, чтобы охранник вывел тебя из бара, заказывай «Аккуратный ангельский шот». Это кодовые названия. Запомнила?
– Вроде бы, – ответила я не очень уверенно.
Все эти шоты вполне могли перемешаться в моей голове, если б опасность стала реальной.
Артур вздохнул. Видимо, тоже понял, что на мою память нет особой надежды. Поэтому настоял, чтобы мой телефон остался включенным на созвоне с ним, и он слышал каждое слово. Если б я струхнула и позвала на помощь, Артур тут же ворвался бы в клуб. По крайней мере, я рассчитывала на это. Правда, пистолет, как я понимаю, ему пришлось сдать…
– Привет! – Я послала бармену Алексу, если верить бейджику, самую милую из всех улыбок, на какие была способна. И заказала коктейль – первый в списке.
Он кивнул в ответ, рассеянно скользнув по мне взглядом. На любовницу олигарха или его сынка я никак не тянула… Значит, и особого интереса не представляла.
Когда Алекс поставил передо мной коктейль, я опять улыбнулась и забеспокоилась – не перестараться бы. Как ведут себя мои ровесницы в клубах? Я понятия об этом не имела и никогда не интересовалась, оберегая свой цельный мир от осколков битых зеркал, составлявших ночную жизнь города. Вместо людей здесь сновали отражения, не имевшие ни объема, ни глубины. У нас не могло быть ничего общего.
Так мне всегда казалось. И вот я здесь, пытаюсь прикинуться одним из отражений, хоть и не представляю, как они разговаривают, смотрят, дышат… А ведь могла бы расспросить Машку!
Дома я ее уже не застала, и никакой записки или рисунка на салфетке. Словно сестра и не провела со мной эту ночь. Часа в три я проснулась из-за того, что она тихонько постанывала.
– Маша, – позвала я шепотом.
Но, похоже, она спала, потому что продолжала издавать жалобные звуки, не отвечая. Кто ей снился? Потерянный Влад или еще не обретенный ребенок? Вряд ли сестра оплакивала во сне наших родителей… Или я несправедлива к ней?
Я попыталась представить, что Машка сидит со мной рядом за стойкой «Мечтателя». Она-то здесь бывала много раз… Вокруг витал невесомый аромат порока, сотканный из десятков разных запахов. Я улавливала его, хотя не взялась бы их идентифицировать, мой опыт в этом был небогат. Казалось, он проникает сквозь поры кожи, налипая на открытые участки. А если я выйду отсюда уже другим человеком?
Я помахала пальцами, чтобы Алекс обратил на меня внимание. Мама любила их целовать…
«Такие тонюсенькие», – приговаривала она.
– Слушай, я ищу свою кузину, – я специально сказала именно так – «двоюродная сестра» звучало попроще, а здесь ведь любят выпендриваться. – Говорят, ее видели здесь. Я телефон с фотками посеяла где-то… Вот, набросала портретик по памяти. Не видел ее?
На этот раз бармен сконцентрировался на мне. Изучал несколько минут, методично натирая стакан, а я упорно потягивала не особо вкусный коктейль, делая вид, что мне ужасно вкусно! Просто м-м-м…
Потом он, видно, решил, что и на копа я не тяну, дохловата… Поставил сверкнувший острым бликом стакан и взял листок с рисунком Ларисы.
– Это же Кэт!
– Ну да, в миру – Катя. Она здесь бывает?
– Она работает у нас. То есть работала…
– Оп-па! Уволили?
– Сама исчезла. Уже неделю не показывается.
У меня упало сердце:
– Исчезла?!
– Ну ты не истери раньше времени, – спохватился Алекс. – Не факт, что вляпалась во что-то… Может, получше местечко нашла. Некоторые даже не оповещают администрацию. У них же ни трудовых, ничего такого.
– Она танцевала здесь?
Кажется, это его насторожило:
– А ты откуда знаешь?
– Да просто она с шести лет занималась танцами. У нее клево получается!