– Выходит, все мы живем противоестественно.
– Скорее это значит, что сами желания противоестественны. У меня таких нет, поэтому мои легко сбываются.
– Разве человек не должен руководствоваться в первую очередь разумом и необходимостью, а потом уж удовлетворять свои прихоти?
– Ты говоришь, как католический священник… – с опаской заметил Денис. – Ты ведешь очень правильную жизнь? Да, Соня?
Она не сразу нашлась что ответить.
– Мне приходится все просчитывать на два шага вперед.
– Приходится? Почему?
– В нашей семье всегда выше всего ценился талант. Я не могу позволить себе остаться заурядным врачом. Бездарностью.
Сморщившись, Денис пожаловался:
– Как это сложно! Мои желания более просты…
Внезапно остановившись, он порывисто прижал Соню и быстро, по-птичьи, коснулся ее губ. Отстранился и снова надолго припал к ним. Он целовал так, будто пил и поил одновременно, и жаркая влага растекалась ото рта по всему телу, растворяя и мышцы, и ткани…
Когда он оторвался от ее губ, Сони больше не существовало.
– Вот видишь, – переведя дыхание, сказал Денис ей в тон. – Любое желание может сбыться…
Глава 7
Самый старый, но до сих пор безымянный городской сад уводил от центра города прямо к реке. Все его пространство, за исключением отвоеванных человеком асфальтовых дорожек и площадок для каруселей, захватили высокие, устремленные в сторону реки тополя. Когда Соня была маленькой, отчим приводил ее сюда зимой и учил кататься на коньках прямо по обледеневшим аллеям. Коньки были не красивыми, белыми, а простыми, «мальчуковыми», как говорила мама. Потом, когда дела у отчима пошли на лад, он подарил ей фигурные, но к тому времени Соня уже потеряла к этому занятию интерес и даже в душе обиделась на Валерия Ильича, что он добился успеха так поздно.
После школы она бывала в городском саду всего несколько раз и теперь с любопытством озиралась, то и дело осеняемая узнаванием. Денис незаметно следил за ней, она чувствовала, но почему-то это ей было даже приятно.
– А здесь была «Ромашка», – вспомнила она, с сожалением, как от внезапной потери, оглядев пустые плиты, на которых кое-где топорщились кустики травы.
Денис с готовностью подхватил:
– Я помню! Может, мы даже вместе катались на ней.
– Может. – Она засмеялась. – Но я бы тогда на тебя и не взглянула. Мне нравились мальчики постарше.
Он тут же парировал:
– А мне девочки помладше.
– А я никогда тут не катался, – вдруг вступил в разговор Андрей. – Мы жили в деревне. «Тарзанки» делали.
– Мы тоже делали, – не уступил Денис.
– И мы, – подхватила Соня. – С них-то все и началось. Потом меня потянуло в небо.
Денис посмотрел на нее с какой-то нежной благодарностью и нашел ее руку. Пальцы у него были твердые, но ласковые. Они словно неумело плели паутину, в которой Соня запутывалась все больше. Его неловкость и порывистость так противоречили всему сказанному о нем Зиминой, что Соня просто терялась. Существовали ли на самом деле все эти женщины, соблазненные и покинутые? В это было трудно поверить, но природное чутье уверенно подсказывало: да, существовали. И это противоречие в Денисе – его наивная жестокость и страстная невинность – волновало до того, что становилось все труднее дышать и совсем невозможно удерживать руки, которые так и тянулись к его плечам.
С той минуты, как он поцеловал ее, Соня погружалась в незнакомое, полубезумное состояние, когда все время хочется смеяться и болтать глупости. А мыслей нет вовсе, одни беспокойные, как прибой, ощущения близости его влажной от жары кожи, его твердого локтя, то и дело задевавшего ее, его не прикрытой майкой груди, о которую так и тянет потереться щекой. Произнося какие-то слова, отвечая и спрашивая, Соня брела, как в тумане, и убежденно думала, что каким-то образом заразилась от него и сходит с ума, потому что до сих пор не испытывала ничего подобного и была вполне здравомыслящим человеком. Конечно, Соня и раньше влюблялась и была близка с мужчинами, случалось, и рыдала ночами, но никогда не теряла головы.
У нее было железное правило: не заводить романов с коллегами и пациентами, и ей ни разу не довелось его нарушить. Теперь же она совершала одну ошибку за другой и не могла остановиться. Даже если Соня глядела в другую сторону, от одного присутствия этого фантастического мальчика у нее мутилось в голове.
– Лето в самом разгаре, а смотрите, кое-где уже желтые листья, – произнесла она, все еще надеясь отрезвить себя с помощью слов. – Как все быстро проходит…
– Не все. Но осень часто наступает раньше, чем мы ее ждем, – Денис задумчиво обвел взглядом недоступные верхушки и неожиданно прочел:
Мы пройдем по осени с тобой
Тихою, чуть слышною аллеей,
Где, от близости зимы светлея,
Повенчается закат с травой.
Мы к обрыву вечному придем
Высотой ничьею насладиться,
И споет невидимая птица,
Как бездомно в осени вдвоем.
– Чьи это стихи? Ты же знаешь, я не сильна в литературе.
– Тебе понравились? Это тоже Аннушкины.
– Они посвящены тебе?
Не ответив, Денис распорядился:
– Андрей, возьми два билета на «чертово колесо».
Тот встрепенулся:
– Почему два? Кто не поедет?
– Конечно, ты. Кто же еще?
– Нет, я поеду.
– Нет, не поедешь.
Денис сжал ее руку и заслонил собой, словно собирался драться. Он забыл, что никто на свете не смел тронуть Дениса Зимина, пока рядом с ним находился телохранитель. Даже сам телохранитель. Стараясь сохранять невозмутимость, Андрей напомнил, что всего лишь выполняет свою работу.
– А мне плевать на твою работу! – отрезал Денис. – Может, ты еще в постель со мной полезешь?
– А ты уже собрался в постель?
Короткий удар в живот застал Андрея врасплох. Глухо крякнув, он скорчился и с трудом продохнул. Денис наблюдал за ним, покусывая побледневшие губы. Спина его подрагивала, как у готового к гонке коня. Соня положила ладонь ему на плечо, но он даже не почувствовал этого.
«Однако…»
Эта вспышка бешенства мгновенно привела Соню в чувство. Все разом встало на свои места: рядом был эмоционально неуравновешенный пациент, за которым нужен глаз да глаз. Когда Андрей выпрямился, яростно сопя и сжимая зубы так, что казалось, эмаль сейчас раскрошится, она шагнула вперед и ободряюще тронула его руку. Он тут же отдернул ее.