Авернское озеро

И, не дожидаясь согласия, окликнул:

– Андрей, я хочу тебя представить.

Когда телохранитель поднялся, Соня непроизвольно отшатнулась – так дохнуло от него неприязнью. А в ней самой тут же всколыхнулось отвращение к его рыжеватым крупным кудрям, ровному чуткому носу, бледным широким губам и отчужденному взгляду профессионального соглядатая. Потому что Соня с детства была приучена давать сдачи. Даже когда на нее только собирались напасть.

– Думаешь, мне было скучно одному? – спросил телохранитель, усаживаясь напротив Дениса.

– Ему не бывает скучно, – кивнул Зимин. – Он – счастливый человек.

Соня могла бы поспорить, что временами Денис ненавидит своего вынужденного друга, но, поскольку спорить было не с кем, она ограничилась замечанием, что каждый счастлив по-своему. Денис взглянул на нее с интересом и спросил, что делает счастливой такую девушку, как она. То, как он это произнес, уважительно выделив слово «такую», было несколько старомодно и так наивно, что Сонино сердце опять предательски дрогнуло.

– Сейчас уже ничего, – откровенно сказала она. – А раньше те самые прыжки… Но я уже давно не занимаюсь этим.

По реке с треском промчалась моторка, разгоняя волны.

– Что? – переспросила Соня, оторвав взгляд от реки. – Я не расслышала, что ты сказал?

– Нет, ничего. – Денис мотнул головой, и непослушные волосы опять упали на лицо.

Но ей не послышалось, он что-то сказал. И оттого, что эти слова были перекрыты шумом мотора, они наполнились тем особым смыслом, который всегда чудится в том, что нам не суждено узнать.

Она взглянула на Андрея, но тот, как Медный Всадник, был исполнен невозмутимости.

– Вас подвезти? – обратился он к Соне, поймав ее взгляд. – Мы на машине.

Она хотела было ответить, что пока не собиралась уходить, что у нее отпуск и можно валяться на пляже хоть до заката, что с завтрашнего дня синоптики обещают дождь, но вместо всего этого сказала:

– Да, подвезите меня, если не трудно.

Денис озабоченно огляделся:

– Я где-то разулся… Ты не видел?

– Там, на траве. Принести?

– Издеваешься? Я еще могу передвигаться.

Когда он отошел, Андрей пробормотал:

– Все прошло как по маслу. Уверен, что он ничего не заподозрил.

– Значит, вы меня узнали? Как?

– Нина Викторовна хорошо вас описала.

– Могу себе представить… Но как вы подстроили, чтобы Денис меня заметил?

– А это уж не моя заслуга. Вас нельзя не заметить. Денис бы уж точно не прошел мимо.

– Он – бабник?

Андрей холодно переспросил:

– Как вы сказали?

Соне пришлось сменить тон:

– Он много времени тратит на женщин?

– Не без этого…

– Конечно, с таким-то телом!

– Красавчик, правда? – Он вдруг по-свойски подмигнул. – Но вы на работе, не забывайте.

– Вы бы лучше за него побеспокоились. – Его слова задели Соню.

– А за него беспокоиться нечего, – спокойно возразил Андрей. – Вы – психиатр, все в ваших руках. Даже если он увлечется… А он, уж конечно, увлечется! То все равно это у него ненадолго. Он никого дольше недели не выдерживает.

– Меня это устраивает, я не хочу никаких осложнений.

– В каком смысле – осложнений?

Но не успела Соня и рта раскрыть, как светлые глаза охранника вспыхнули сигнальным огнем: стоп! Она оглянулась и с трудом перевела дыхание. Смотреть на Дениса, не замирая, ей еще только предстояло научиться. «Красавчик, – повторила она про себя. – Глупое слово, но он и вправду – красавчик!»

– Еле нашел, – смущенно признался Денис. – Начисто забыл, где их оставил, никакой памяти… Ну что? А ты еще не готова?

– Готова. – Соня поспешно запахнула желтую юбку и подхватила корзину. – Вот и все.

Андрей настороженно огляделся, но никому на пляже не было до них дела. Случайные облака уже тяжелели, подтверждая прогноз синоптиков, и Соня с досадой подумала, как это некстати. Дождь способен остудить и более пылкий интерес, чем виделся ей в глазах Дениса.

– В этом наряде ты похожа на солнечного зайчика. – Он придержал ее за руку. – Я не говорил тебе? Ты очень красивая.

Глава 2

Когда Соне было шестнадцать, отчим привел ее в свой центр пластической хирургии и целое утро демонстрировал коллегам лицо приемной дочери.

«Смотрите, – грозно говорил Валерий Ильич, приподнимая согнутым пальцем ее подбородок. – Вот как должна выглядеть женщина! Видите, какая идеальная форма носа? А разрез глаз? А подбородок? Я уже не говорю об ушах…»

Медсестры разглядывали Соню с завистью, а она ежилась, будто ее разделывали хирургическим скальпелем на глазах у кровожадных зрителей.

«Не понимаю! – рассердился отчим, когда, вернувшись домой, Соня разразилась слезами. – Ты должна гордиться своей внешностью, а не шарахаться от зеркала, как черт от ладана».

Он не понимал, а Соня не умела толком объяснить, почему собственная красота внушает ей суеверный страх. Все прочитанные Соней в школе великие романы в один голос убеждали, что красивая женщина обречена на самые гнусные несчастья, какие только существуют в природе. И это ощущение обреченности давило на плечи, заставляя сутулиться и волочить ноги, чтобы перестать быть красавицей и таким образом обмануть судьбу.

Признаться в этом отчиму Соня боялась, заранее зная, что он в ответ разразится смехом и потом до скончания века будет подтрунивать над ней. Любые, с его точки зрения, отклонения в развитии дочери Валерий Ильич был склонен рассматривать как зарождающуюся болезнь. «Да она же потенциальная шизофреничка!» – однажды воскликнул он с отцовской тревогой и тайным злорадством врача в голосе. В тот же вечер Соня твердо решила стать психиатром и навсегда отмести столь страшные подозрения. На месяц она добровольно заточила себя в комнате, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам, и вырвала у преподавателей пятерки буквально зубами, уже окрепшими для долгой и жестокой битвы. Разговора о тайной поддержке в семье не затевалось, но Соня была уверена, что ее подстрахуют, и это ничуть не оскорбляло. Потому что это был как раз тот случай, когда цель оправдывала средства.

Как и в истории с Зимиными. В той частной клинике, куда Соню после института пристроил отчим, среди больных не встречались тети Маши с улицы, а сплошь одни Зимины. Ее пациенты были в основном женами состоятельных людей. До работы в клинике Соне и в голову не приходило, что в их маленьком городе столько богатых. Соня выполняла функции психоаналитика, но в случае необходимости применяла и медикаментозное лечение. Кабинет ее больше походил на сад, но Соня не помнила и половины названий тех растений, что разводила тихая угловатая медсестра. Когда-то она, конечно, знала их (это было в те далекие времена, когда она зубрила биологию, готовясь в институт). Но поскольку Соня придерживалась правила не засорять мозг лишней информацией, то без сожаления вычеркнула из памяти ненужные слова. Однако против самих цветов Соня ничего не имела, полагая, что, попадая в обстановку бурного цветения жизни, пациент легче перестраивается на более радостное мироощущение. Особенно это помогало, когда встречались по-настоящему трудные случаи.