Мои манипуляции привлекли внимание только маленького йоркширского терьера, который начал громко задыхаться от зависти. Его прижимала к груди растерянная женщина лет шестидесяти, сидевшая на диване горчичного цвета, с которым почти сливались ее короткие рыжеватые волосы. Они были более яркими, чем собачья шерсть, но растрепанными – у собачки надо лбом торчал аккуратный «хвостик».
На пухлых щеках хозяйки темнели неровные подтеки, а к коленям она прилепила влажные салфетки, которые на вид совсем высохли. Из-под них по белым полным ногам стекали струйки крови, уже засохшие. У всех тут видок оказался не очень, но эта дама выглядела особенно жалкой, просто невозможно было пройти мимо…
Когда я подсела, ее взгляд испуганно заметался по моему лицу. Похоже, она ни от кого не ждала ничего хорошего.
– Можно дать ему кусочек сосиски? Он так смотрит…
– Что?
– Сосиску. Вашей собачке.
До нее, наконец, дошло, и она возмущенно ахнула:
– Что вы?! Это же вредная пища.
– Он мог погибнуть сегодня вместе с вами, – напомнила я. – Вон как трясется до сих пор… Что ему сделается от маленького кусочка? Зато успокоится.
Посмотрев на своего питомца, который и впрямь дрожал всем своим крошечным тельцем, женщина судорожно вздохнула:
– Вы правы… Кусочек не повредит.
Я отломила хвостик сосиски, торчащий с другого конца булки, и протянула собачке на открытой ладони. Уговаривать не пришлось – она ринулась к моей руке так, что я едва не отдернула ее.
– Это Вишенка, – сообщила хозяйка, видимо, решив, что правила этикета требуют представиться во время совместной трапезы.
Двумя пальцами я пожала крошечную лапку:
– Очень приятно. Меня зовут Сашей.
– Александра, – повторила она нараспев. – Какое красивое имя.
– У меня есть еще кое-что… Уже для вас. Бактерицидный пластырь, – произнесла я негромко, чтобы не спугнуть чавкающую собачку. – Давайте заклеим ваши раны?
Опустив взгляд на топорщившиеся на коленях салфетки, она виновато скривила рот:
– Ох… Я и забыла про них.
– Конечно, – поддержала я. – Вам тут такое пришлось пережить.
– А вы? – Ее взгляд сосредоточился на мне. – Вы разве не из… нас?
Ни у кого даже мысли не рождается, что я из следственной группы. Вот и хорошо!
– Я пришла позже. Когда все уже закончилось.
Такой ответ позволял предположить, будто я – обычный клиент банка, только мне повезло опоздать к началу безумных событий, которые интересны лишь в кино. В жизни, если ты оказываешься в самой гуще, как мы с Артуром в Евпатории, из этого не терпится выбраться, пока цел… Поэтому никакого нервного возбуждения я не обнаруживала на лицах заложников, только апатию. Они даже не радовались тому, что уцелели, наверное, просто не было сил. Хотя в сравнении со Шмидтом все они были невероятными везунчиками… Даже если пуля действительно отлетела рикошетом. Тем более!
Я быстренько запихала в рот остатки хот-дога, чтобы не соблазнять Вишенку, и спросила на случай, если узнаю что-то интересное:
– А вас как зовут?
Надо же будет сообщить Артуру, от кого получена инфа…
Простой вопрос дался ей легче:
– Татьяна Андреевна, – она вдруг улыбнулась собачке, и лицо ее похорошело. – Наелась, детонька?
Порывшись в рюкзачке, я достала упаковку пластыря:
– Вы сами или помочь?
Она фыркнула:
– Я еще не настолько стара, чтобы не заклеить ссадины на коленях! – и вдруг всучила мне собачку. – Подержите?
Лохматый комочек опять затрясся в моих руках, и я невольно прижала Вишенку к груди:
– Ну что ты… Все хорошо. Не бойся, я не заберу тебя.
Мокро тычась мне в шею, она часто задышала, наслаждаясь запахом сосиски. Или от меня несет псиной, а я сама и не улавливаю этого? Но если так, то это запах больших собак, к которым Вишенке стоит относиться с осторожностью… Вряд ли такое боязливое существо вцепится мне в горло, хотя мне маленькие собачки всегда казались самыми агрессивными.
Но Вишенка вдруг нежно прижалась к моей ключице и так судорожно вздохнула – точно ребенок, которого наказали ни за что. И мне стало стыдно, что я угодила во власть стереотипов…
С внезапно проснувшейся решимостью ее хозяйка уже сорвала присохшую салфетку. Ранка снова закровила, но она ловко залепила ее двумя полосками пластыря – крест-накрест. Проделав то же самое и со второй ногой, Татьяна Андреевна стерла кровавые подтеки влажной салфеткой. Когда она извлекла из сумки пудреницу, я поняла, что эта женщина окончательно пришла в себя и ее можно немножко попытать.
– Вроде наш банк на хорошем счету, – начала я осторожно. – Но раз убили директора, значит, тут не все чисто, как вы думаете?
Оторвавшись от зеркальца, она уставилась на меня в недоумении:
– Это же… роковая случайность!
– Говорят, он выстрелил в потолок?
– Я не видела, – призналась она. – Мордой в пол уткнулась. Да еще Вишенка в этот момент взвизгнула…
– Почему?
Татьяна Андреевна пожала плечами:
– Обычно она тихая, как мышка. А тут так завизжала, точно ее укололи, и даже залаяла. И в тот же момент выстрел раздался. Очуметь просто…
Я поймала себя на том, что дышу часто, как ее собака:
– Так может, он от неожиданности пальнул? Вишенка его напугала?
Татьяна Андреевна захлопала глазами, уставившись на меня. Веки у нее были уже оплывшими и покраснели от слез.
– Ой, а я и не подумала об этом… А ведь может быть! Все ж на нервах были… И они тоже, грабители эти.