– Да брось, наша прима и то больше весит, чем ты, – отозвался он. – А мне ведь её даже одной рукой поднимать приходится…
Остановившись посреди танцпола, Павел принялся медленно покачиваться и кружиться в такт музыке, имитируя некое подобие танца, продолжая держать Анжелу на руках.
– Знаешь, – сказал он весело, – есть в балете такая верхняя поддержка… мы называем её «покойничек».
– Как? – недоверчиво переспросила Анжела и прыснула.
– «Покойничек», – с улыбкой подтвердил Павел. – Это когда нужно удерживать партнёршу наверху, подхватив под спину и ноги, а она должна принять в воздухе горизонтальное положение. От балерины при выполнении этой поддержки требуется посильная помощь – она должна оттолкнуться от пола. Так вот, у нас в театре была одна танцовщица, которая никогда не помогала. Тупо валилась партнёру на руки, когда чувствовала их под своей спиной. Представляешь мои мучения?! Вместо толчка приходилось делать жим… Я, честно, еле-еле её вытягивал и мечтал только о том, чтобы это поскорее закончилось. К счастью, в прошлом году она ушла в декрет.
Анжела заливисто хохотала, пряча лицо на груди у Павла, с трепетом прижималась к нему, обхватив руками его шею, и, по всей видимости, находилась на вершине блаженства.
– И всё-таки… зачем ты меня сюда вытащил? – отсмеявшись, спросила она наконец. – Подальше от папиных ушей?
– А ты догадливая, – он посерьёзнел. – Да, хотелось бы прояснить кое-какой деликатный вопрос…
– Ай, брось! Не надо ничего прояснять, – воскликнула она с досадой. – Папа просто вбил себе в голову, что у нас с тобой роман.
– А ты?.. – осторожно уточнил он.
– Ну я же не дура, Паш! С чего бы мне воображать подобное? Ты никогда не давал мне никаких обещаний и не переходил границ настолько, чтобы я могла вообразить, будто ты испытываешь ко мне какие-то чувства.
– Я… хорошо к тебе отношусь, Анжела, – честно ответил Павел.
– Я знаю. Я не об этом! – сердито перебила она. – «Хорошо», «очень хорошо», «тепло»… Но ты не влюблён в меня, вот что главное. Поверь, я прекрасно отдаю себе в этом отчёт, что я тебе до лампочки в этом плане и… не виню тебя. Меня вполне устраивает то, что есть сейчас между нами. Ведь мы же друзья?
– Друзья, – подтвердил он после заминки. – Но твой отец…
– Он просто очень любит меня и хочет поскорее устроить мою личную жизнь. Выдать замуж, дождаться внуков…
– Внуков? – переспросил Павел с недоумением и тут же прикусил себе язык за бестактность.
– Моя репродуктивная система функционирует совершенно нормально, – горько усмехнулась Анжела. – Проще говоря, я вполне могу забеременеть и родить. Да, не без рисков и трудностей, но… даже абсолютно здоровые женщины во время беременности не застрахованы от всяческих непредвиденных ситуаций. У меня есть все шансы родить здорового малыша. Даже не одного.
– Я не знал этого, – смущённо пробормотал он, – извини…
Параплегия. Так назывался Анжелин диагноз, что обозначало практически полную потерю контролируемого движения и чувствительности в обеих ногах из-за повреждения спинного мозга. С детских лет серьёзно занимаясь плаванием и увлекаясь прыжками с вышки и трамплина, Анжела однажды просто неудачно нырнула в реку, ударившись головой о дно и повредив шейный отдел позвоночника.
Поначалу семья не восприняла это как приговор – и родителям, и девочке казалось, что через месяцок-другой чувствительность в ногах сама собой чудесным образом восстановится. Анжела воспринимала это скорее как забавный новый опыт, своеобразное испытание… Однако на деле всё оказалось куда серьёзнее. Отец подключил все свои связи в России и за рубежом, обзвонил лучших специалистов, но они лишь разводили руками: ни иглотерапия, ни остеопатия, ни лечебный массаж, ни комплекс физических упражнений не помогали. Нужно было учиться жить по-новому – в инвалидном кресле.
– Я ведь и сексом могу заниматься, – жёстко сказала Анжела. – Говорят, что ощущения существенно меняются по сравнению с тем, что было до травмы. Но… мне ведь и не с чем сравнивать, – добавила она с невесёлой усмешкой. – Когда со мной это случилось, мне едва исполнилось одиннадцать. Я никогда не была с мужчиной. Правда… это не значит, что мне этого не хотелось бы, – тихо докончила она.
Павел почувствовал, что невольно краснеет. Его сложно было смутить подобными разговорами, он с лёгкостью заводил связи на одну ночь или – максимум – на пару недель, искренне полагая, что уж в чём в чём, а в сексе точно разбирается, но тут… Слова этой восемнадцатилетней девочки заставили его сконфузиться, как школьника.
– Ты не переживай, я поговорю с папой, – спокойно произнесла Анжела, закрывая деликатную тему. – Надеюсь, он не станет на тебя больше давить и вообще оставит нас в покое. Ты ему действительно нравишься, он правда хочет, чтобы ты добился всех возможных успехов в своей балетной карьере. Но… мы же продолжим общаться как друзья? – робко, почти умоляюще попросила она.
– Если ты захочешь, – с сомнением отозвался Павел. – Если тебя не будет напрягать то, что я не смогу…
– Я поняла! – перебила она торопливо. – Я не стану ждать и надеяться. Но ведь я тебе не противна?
– Совсем нет, что за ерунда. Мне приятно твоё общество. Ты вообще замечательная.
– Спасибо… – Анжела помолчала немного, собираясь с духом для следующего вопроса. – А у тебя сейчас… есть кто-нибудь?
Павел на мгновение зажмурился. Дыхание перехватило, сердцебиение участилось, и он как наяву увидел тёмные пряди волос, разметавшиеся по подушке… прикрытые длиннющими ресницами глаза цвета горячего шоколада… опухшие от поцелуев губы… бархатистую смугловатую кожу… плавную линию плеч, безупречную грудь и тонкую талию… Мила.
Чёрт бы тебя побрал, Мила!..
– Нет, – стряхивая наваждение и открывая глаза, ответил он. – У меня никого нет.
Таганрог, 2007 год
Пашка не сразу понял, что именно произошло.
– Держите воровку! – запричитала продавщица, уже крепко ухватив трепыхающуюся Милку цепкими сильными пальцами за сгиб локтя. – Она у меня браслет украла! Полюбуйтесь-ка, люди добрые – ни стыда ни совести!
– Что ты врёшь, овца?! – вскинулась от этих слов девчонка, тщетно пытаясь вырваться. – Ничего я у тебя не крала…
– Ты чего это мне тыкаешь, дрянь малолетняя?!
– А чего вы меня оскорбляете?
– Да пусть отдаёт браслет и катится, связываться с такой… себе дороже, – брезгливо кривя губы, посоветовал тучный мужчина из-за соседнего прилавка, торгующий дешёвой китайской бижутерией.
– Нет у меня никакого браслета, – упрямо возразила Милка.
– Обыщите эту пигалицу – всего делов-то, – внесла предложение одна из покупательниц.
– Только попробуйте! – возмутилась «пигалица» и снова дёрнулась, но пальцы продавщицы держали крепко, стискивая руку до боли.
– Ну тогда давайте её в детский дом отведём, прямо к директору, пусть он и разбирается. Или в ментовку сразу? – выдал кто-то из толпы.
– Отпустите её, – быстро попросил Пашка, пока дело и правда не дошло до милиции. – Сколько браслет стоил? Мы заплатим. Соберём деньги – и обязательно заплатим!
– Да уж, ты заплатишь, – обидно захохотал толстяк с бижутерией. – Вам, детдомовским, только дай волю – и след простынет… вместе с браслетом.
– Да не брала я ваш поганый браслет! – завизжала Милка, пунцовая то ли от стыда, то ли от злости.
– Если он такой поганый, что ж ты вертелась возле моего товара, высматривала, вынюхивала? – не унималась продавщица.
– Что, и посмотреть нельзя? – огрызнулась Милка. – За погляд денег не берут.
– Да воровка она, точно воровка! – убеждённо сказала какая-то тётка. – Вон глядите – покраснела вся и в глаза не смотрит, стыдно ей. Обыскать – и дело с концом. Женщины, отведите её за ширму да осмотрите быстренько…
– Нет, я не пойду! – забилась Милка, словно пойманная в силок птица. – Пустите меня, уроды! Вы не имеете права обыскивать!!!
Честно говоря, Пашка и сам не был уверен, что подружка не брала этот проклятый браслет, от неё можно было ожидать абсолютно любого «сюрприза». Но видеть её мучения было совершенно невыносимо… Он подошёл вплотную к продавщице, которая держала Милу за руку, и, неожиданно кинувшись вперёд, как волчонок вцепился зубами в её запястье.
– А-а-а!.. – взвыла та, пытаясь отдёрнуть руку и невольно выпуская свою пленницу из захвата. – Ты что ж это творишь, гадёныш?!