Зачем нам враги

– Может, переоденемся в мужчин? – раздраженно сказала Рослин. Эллен промолчала. Она-то понимала, что там, внизу, грозит женщине – из того, что не грозило бы мужчине, но не собиралась говорить об этом. Леди Рослин во многом была еще совсем дитя. К сожалению, не в том, за что взрослые любят детей, а в том, за что ими тяготятся.

– Давайте обойдем, – сказала Эллен. Черный дым стелился по земле, а над ним плыли низкие серые облака. Следов битвы нигде не было видно, но справа целое поселение полыхало, как единый факел. «А ведь я могла бы пройти там, – вдруг со странным спокойствием подумала Эллен. – Сквозь огонь. Тальварды оттуда наверняка уже ушли. Я прошла бы». Она перевела взгляд на девочку, обводившую долину мутным взглядом. И внезапно поняла, что мгновение назад почти всерьез думала о том, как пробраться в Тальвард – так, будто хотела этого сама.

Хотела, в ярости подумала она. Хотела, всегда хотела! С самого начала хотела! И если сейчас бросить девчонку… оставить здесь, а самой туда… можно… в самом деле… достать мужскую одежду и… пойти туда, через огонь…

К тебе.

Рослин вздрогнула, тихонько шевельнулась, настороженно глядя на Эллен. Та мгновение не понимала, что случилось, а потом увидела, что стискивает руку девочки изо всех сил.

Она ослабила хватку и улыбнулась, глядя в пристальные черные глаза.

– Пойдемте, маленькая госпожа. Обходной путь неблизок.

Обходной путь в самом деле оказался неблизок – и ненамного безопаснее прямой дороги. Здесь еще не было тальвардов, но уже виднелись следы войны. Солдаты на дорогах, обозы беженцев, покинутые села, пустеющие трактиры, брошенная истощавшая скотина, жалобно и страшно воющая посреди выжженных полей. На женщину и девочку, жавшихся по обочинам и пробиравшихся в направлении, которым шли только воины, смотрели с недоумением, иногда с подозрением, но никто их не останавливал. Может быть, принимали за сумасшедших – и отчасти были правы, а может, и не только отчасти.

На второй день случилось то, чего Эллен ждала с самого начала пути, то, что всегда случается с женщинами, беспечно путешествующими по дорогам в беспокойное время.

Это произошло ближе к вечеру на дороге из Элвитона в Паргг – раньше это была главная дорога, соединявшая Калардин с соседними странами. Эллен надеялась, что по ней можно будет выйти на распутья, ведущие к обходному пути в Тальвард. Сейчас эта дорога была заброшена, ею никто не пользовался – все местное население давно перебралось в глубь княжества. Эллен и Рослин шли по самой середине тракта, по утрамбованной полосе между заболотившимися колеями. Местность была холмистая, дорога то и дело виляла, сворачивала то вправо, то влево, загибалась под немыслимыми углами. Предугадать, что находится за следующим поворотом, было невозможно. Поэтому когда они в очередной раз обогнули подножие небольшого возвышения, то оказались прямо перед тем человеком.

Он стоял на коленях возле тела, лежащего в пыли лицом вниз, и стаскивал с него сапоги. Сапоги были очень хорошие, из добротной кожи, с толстой подошвой, еще лоснящейся от недавно нанесенного масла. Рядом валялась разодранная куртка, усыпанная мятыми свитками. Видимо, мертвый мужчина был скороходом.

Человек, убивший его, зло и грубо ругался себе под нос, видимо, раздраженный тем, что при его жертве оказались не деньги, а какие-то никчемные бумажки. Окровавленный нож валялся чуть поодаль, слева от трупа.

Эллен встала как вкопанная, чувствуя, как все эти мелочи грубо, болезненно врезаются в ее мозг и память. Ей хватило мгновения, чтобы понять, что будет дальше. Рослин тоже остановилась, глядя на труп с любопытством. Убийца возился с сапогами своей жертвы и, кажется, не заметил двух женщин, застывших в пяти шагах от него. Эллен стиснула руку Рослин и так тихо, как только могла, шагнула назад.

Ни одна из них не издала ни звука, но стоило им шевельнуться, как убийца поднял голову.

На молодом лице, от висков до подбородка заросшем жесткой черной щетиной, ярко блестели большие, очень красивые глаза пронзительного изумрудного цвета. Эллен будто к месту пригвоздило этим взглядом. Оторопев от ужаса, она схватила Рослин за плечи и рывком притянула к себе, вжимая ее лицо в свою грудь.

Мужчина поднялся, отряхнул пыль с колен, не отрывая взгляда от женщин. По его лицу поползла извилистая ухмылка.

– О-па, – проговорил он хриплым, надсадным голосом. – Да не мерещится ли мне? Какие красавицы… А охрана ваша где?

– Дайте нам пройти, – сказала Эллен, зная, что он не даст. Ее сердце тяжко и гулко билось под вдавливающимся в грудину лбом Рослин.

– Ну еще чего, – усмехнулся мужчина. – Нынче в этих местах бабу вовсе не сыскать. Одна солдатня, даже и ограбить-то толком некого.

Он говорил почти жалобно, в то же время шаря по телу Эллен жадным взглядом. Она чувствовала, как каменеет под этим взглядом, но знала, что пытаться бежать бесполезно. Ее мечущийся взгляд упал на валяющийся в грязи нож. Мужчина заметил это, ухмыльнулся шире, поднял оружие с земли, стряхнул с него кровь.

– Хорошая мысль, красавица моя, – сказал он и пошел к ним.

Эллен знала, что надо хотя бы отпрянуть, но не могла – ноги вросли в землю. Руки Рослин судорожно стискивали ее юбку, тянули за складки вниз, будто пытаясь сорвать. А этот срывать не станет, отрешенно подумала Эллен, он просто разрежет. Или вовсе задерет.

– Не при дочке, – непослушными губами сказала она. – Только не при дочке, добрый господин… пожалуйста… Она маленькая… еще…

Мужчина остановился в полушаге от нее, взглянул на закрытый капюшоном затылок Рослин. Протянул руку, взял девочку за плечо. Развернул к себе.

Долго, долго смотрел ей в лицо, и его улыбка становилась то растерянной, то злобной, то еще более похотливой.

– Сколько лет тебе, малышка? – наконец спросил он.

– Десять, – быстро ответила Эллен.

– Заткнись, шалава, я девчонку спрашиваю.

– Мне одиннадцать, – спокойно сказала Рослин.

– Одиннадцать, – пожевав губы, повторил убийца и поудобнее перехватил нож. – Да, пожалуй, маловата еще. И титек-то небось нет, а? А вот мамаша твоя, похоже, природой не обижена. Хотя мордашкой ты явно не в нее уродилась. Ну да ладно. Пошла прочь.

И по-прежнему глядя на Эллен, убийца ударил княжну по лицу – коротко, наотмашь. Рослин рухнула на землю как подкошенная. Убийца несильно пнул ее в спину, велев убираться, и совсем не грубо взял Эллен за плечо. Та смотрела на него, будто сквозь дымку, и вдруг почему-то подумала про человека, которого видела в зеркале рядом с эльфийским принцем.

«Он тоже так делает», – пронеслось в ее голове, прежде чем грубая от мозолей рука сдавила ее горло.

– Не дергайся, – сказал убийца, царапая жесткой щетиной кожу возле ее уха. Эллен смотрела перед собой – на Рослин, которая отползла в сторону, села на траву и неотрывно смотрела на них. Левая часть лица девочки уже начинала заплывать, превращаясь в синяк, из носа текла кровь. Но ее взгляд был настороженным и любопытным, без следа страха.

Мужчина толкнул Эллен на землю, разрезал ее плащ и лиф, навалился сверху, забрался рукой под юбку, стал срывать подвязки. Эллен вцепилась в его плечи; на насильнике была кожаная куртка, и пальцы скользили, не находя опоры. Мужчина дышал ей в лицо, облизывая ее обнаженную грудь взглядом своих поразительно красивых глаз. Когда он сжал ее там, Эллен выгнулась, запрокинув голову и закусив губы от боли, и мужчина, приняв это за проявление удовольствия, желчно засмеялся. Эллен подняла голову, чувствуя, как тупеет от ужаса, и вдруг увидела Рослин.

Та сидела уже ближе, чем прежде, обхватив колени руками, и смотрела на них возбужденно расширившимися глазами. На расстоянии шага от нее валялся брошенный насильником нож – только руку протянуть. Но Рослин не схватила оружие – она сидела, глядя, как убийца с большой дороги насилует ее единственную и самую преданную служанку, и…

«Небеса, тебе же это нравится!» – мысленно взвыла Эллен и закричала во весь голос, когда насильник ворвался в ее плоть. Она инстинктивно попыталась оттолкнуть мужчину, но тот лишь крепче и больнее перехватил ее, прижимая к себе еще теснее. От него пахло кровью только что убитого им человека, и Эллен молила небеса, чтобы ее вытошнило прямо на него, но этого не случилось – он продолжал насиловать ее посреди пустынной дороги, а калардинская княжна сидела в траве и смотрела на это ярко блестящими глазами.

Эллен не знала, сколько это длилось, и не сразу поняла, почему закончилось, когда насильник захрипел и навалился на нее всем телом, подумала только – наконец-то. Только когда он вдруг забился и завопил и скатился с нее, дергая руками так, будто надеялся выгнуть локти в обратном естественному направлении, Эллен поняла, что произошло.

– Сука! – орал мужчина, дико выпучивая налившиеся кровью глаза и тщетно пытаясь достать торчащий меж лопаток нож. – Сука! Сука!

Рослин, отойдя в сторону, что-то лихорадочно искала в своем узелке с травами. Убийца, шатаясь и продолжая выкрикивать ругательства, двинулся к ней. Девочка стала пятиться, все еще роясь в мешке. Эллен, приподнявшись на локтях, смотрела на это как во сне. Когда убийца был в шаге от Рослин и уже тянул к ее горлу сведенные судорогой руки, она вдруг вскинула голову и резко бросила что-то ему в лицо. Эллен увидела ленивый танец черных крошек в прозрачном послеполуденном воздухе.

Мужчина снова взвыл, вой быстро перешел в визг. Он вцепился руками в глаза, словно хотел вырвать их из орбит, упал на землю, стал кататься, вереща, как свинья. Рукоятка ножа, торчащая из его спины, билась о выступающие камни.

Наконец он затих. Рослин какое-то время рассматривала его, потом медленно опустилась на колени, стала шарить рукой по земле. И вдруг сказала:

– Сука.

Ровно так, рассудительно сказала. Эллен подумала, что до этого дня она, наверное, никогда не слышала это слово и наверняка не понимает, что оно значит.

– Я весь чернолистник высыпала, – горько сказала Рослин и снова провела ладонью по земле. – Хватило бы щепотки, а я весь высыпала. Что же делать теперь?

Она подняла голову и просительно посмотрела на Эллен, словно надеясь, что та ей поможет.

– Без чернолистника никак нельзя, – с нажимом проговорила Рослин, и Эллен кивнула, сама не зная зачем. Все так же глядя на нее, Рослин опять провела рукой по земле, словно погладила. Потом вдруг всхлипнула. Потом еще раз. И задрожала, забилась в рыданиях, размазывая слезы по опухшему от синяков лицу.

Эллен поднялась, превозмогая режущую боль в теле, подошла к девочке, встала перед ней на колени. Рослин кинулась ей в объятия, вжалась лицом в ее грудь с той же силой, как вжималась, когда Эллен и теперь уже мертвый насильник в первый раз смотрели друг на друга. Рослин плакала, содрогаясь от рыданий, а Эллен гладила ее по голове, вспоминая, как эта девочка смотрела на нее, пока над ней совершали надругательство.

– Это… – глухо всхлипнула Рослин.

– Что?

– Это… так… гадко!