Из стали и пламени

* * *

Мне понадобилось два полных дня, чтобы восстановиться. Еще полдюжины раз я приходила в себя, и каждый раз – каждый! – Рроак был рядом. Иногда он улыбался – не слишком радостно, но все же искренне, как мне казалось. А иногда он был занят какими-то бумагами. Поняв, что он не заметил моего пробуждения, я подглядывала за ним из-под ресниц. Совсем как в пещере. И совсем как тогда, Рроак бурчал, что у меня тяжелый взгляд. Почему-то от этого на сердце становилось теплее.

На третий день, когда я проснулась уже полная сил, ко мне в комнату пришла Гррахара. Как и в прошлый раз, в простом платье с меховой жилеткой поверх. С двумя косами, перевитыми ремешками. Изменилось лишь выражение лица. Если в нашу первую встречу Гррахара пусть и ворчала, но казалась доброй, то теперь прозрачно-голубые глаза смотрели холодно.

– Охотница, – произнесла она вместо приветствия, проходя ближе. – Пламенноволосая. Не верящая. Нужная и ненужная…

Последнее слово мне не понравилось. Я нахмурилась, невольно сжала кулаки. Гррахара скользнула по ним взглядом и криво ухмыльнулась.

– Горячая, – выдала она новую оценку. Дошла до кресла у кровати, села. – Кровь Рроака в тебе почти успокоилась. Быстро… удивительно быстро для той, что едва не закипела.

– Вам это не нравится?

– Не нравится. Как и твое присутствие среди нас, – она поджала губы. – Нашим видам нельзя пересекаться. Иначе быть беде.

– В этот раз ведь все обошлось, – я постаралась улыбнуться, но передумала, поймав хмурый взгляд Гррахары.

– Не для Берготта.

– Для ко?..

Движение быстрое, словно бросок кобры, – и сухая ладонь легла мне на лоб. От неожиданности я замерла. Вопрос, готовый сорваться с языка, вмиг стерся из мыслей.

Гррахара заметила мой испуг. Ухмыльнулась довольно, но говорить ничего не стала. Вместо этого сосредоточилась и медленно провела пальцами по скулам. Спустилась к шее, прижала к ней руку, обжигая прикосновением, и сместила ладонь еще ниже – к груди.

– Не дергайся, – потребовала она, стоило мне шевельнуться. – Нужно выжечь болезнь из твоей крови.

– Какую? Рроак ведь меня вылечил.

– Ошибаешься. Он лишь сковал жар своей кровью. Но стоит вам оказаться далеко друг от друга, и болезнь возьмет свое. Ты наверняка и сама это поняла, когда оказалась в лапах у Берготта.

Несколько минут Гррахара молчала, медленно перемещая ладонь по невидимым точкам на моем теле. Потом не выдержала:

– Ольдрайки рассорились. Впервые за долгие годы! И все из-за тебя.

Мне достался полный осуждения взгляд. Старая драконица явно ждала моего смущения, может, даже извинений. Но я молчала. Смотрела на нее растерянно и хмурилась.

Ольдрайки? Кажется, я уже слышала это имя… Да, точно, Гррахара произносила его, когда обращалась к Рроаку. А второй, выходит, Берготт? Тот черный дракон?

– Они братья?

– Через кровь матерей. Вы, люди, зовете такое родство двоюродным.

– Почему же тогда имя рода одно?

Гррахара прищурилась.

– Ты задаешь слишком много вопросов, охотница. Не думай, что раз Рроак испытывает к тебе слабость, то и я буду мила. Ты чужачка. Враг. Тебе не место среди нас. Берготт ошибся, пойдя против воли Рроака, но он поступил так, чтобы защитить Северные Гнезда. О вашей с Рроаком связи он не знал. А теперь ему придется ответить перед судом парящих – и все из-за тебя!

Не знаю, чего Гррахара ждала. Снова пыталась заставить меня почувствовать вину? Или просто выплескивала недовольство? Но я едва расслышала ее последние слова. Вместо них в ушах звучало: «Рроак испытывает к тебе слабость». Снова и снова, будто эхо в пещере. Щеки ощутимо нагрелись. Пришлось дышать медленнее, чтобы удержать эмоции под контролем.

– Чего Рроак пытается добиться? – спросила я, совладав с волнением.

– Он не сказал? Надеется на мир с этим вашим… Орденом, – Гррахара поморщилась. – Все отказывается верить, что не бывает мира с теми, в ком нет жалости.

Я нахмурилась. Нет жалости? Что за вздор! Праведные отцы переполнены этим чувством! Каждый год они спасают десятки жизней, помогают сиротам вернуть силы, обрести цель. Дарят будущее. Если бы не они, я давно умерла бы в какой-нибудь сточной канаве.

– Не нужно говорить о том, о чем вы понятия не имеете!

Я вскинулась и одним размашистым движением скинула чужую ладонь со своей груди.

– Брось, охотница, всё мы знаем! – голос Гррахары скатился в рык. – Вас обучают с отрочества, натаскивают ненавидеть нас и отправляют в горы с отравленным оружием наперевес.

– Вы не знаете ничего!

Гнев заструился по венам, словно яд. Безотчетно я прижала руку к ребрам, где остались отметины после падения со скалы.

На моем теле много шрамов. Большинство из них затянулось тонкими белыми полосками, но есть и уродливые рубцы – на ребрах и голени. Однако даже они не болят так сильно, как шрамы, оставшиеся у меня на сердце и в памяти.

– Будущих охотников выбирают из сирот – из тех, кому нечего терять и некуда податься, – проговорила глухо. – Мне было восемь, когда дракон сжег нашу деревню дотла. Убил своим огнем всех, кого я любила: родителей, братьев, младшую сестру, лучшую подругу. Говорите, нас натаскивают ненавидеть вас? О нет. Уверяю, вы прекрасно делаете это сами.

* * *

После разговора с Гррахарой не хотелось сидеть взаперти. Стены давили – совсем как в ту роковую ночь, когда охваченная огнем крыша роняла горящие доски. До сих пор помню горький дым, от которого слезились глаза, собственный кашель и страх. Помню треск дерева и жар, гнавший меня, словно волк зайчонка. А еще помню, как все в душе оборвалось, когда стало понятно, что никто из моих родных не спасся.

Даже спустя десять лет я так и не сумела вытравить из сердца страх перед огнем. Он притупился, перестал преследовать меня в кошмарах. Но не исчез.

Я спустилась в гостиную, мазнула по ней взглядом, убеждаясь, что Рроака нет, схватила теплую жилетку и вышла.

Двигаться в платье было непривычно. Широкий плотный пояс мешал. Подол казался слишком длинным – все хотелось отхватить кусок ножом. А вот рукава мне понравились – до кистей закрывающиие, широкие, с вытянутыми манжетами. Они не сковывали движений и при этом не мешали. Надо будет рассказать праведным отцам. Вдруг они дозволят скроить новые рубахи для сестер с такими же рукавами?

Обувь, к счастью, оставили мою. Хотя Гррахара, которая принесла одежду, неодобрительно дернула носом, едва завидев старые сапоги. Поначалу я решила, что драконице хотелось забрать все вещи охотницы. Будто если переодеть меня, я перестану быть дочерью Ордена. Потом поняла, что ей просто не нравится, как темно-зеленое платье сочетается с моими сапогами. Подумаешь! Зато теплые. И разношены как раз по ноге.

Холодный ветер трепал мои косы. Вместо привычной одной Гррахара уговорила меня заплести две. Потом порывалась еще перевить их цветными ремешками, как носит сама, но я отказалась. Хватит перемен. В последние дни их и так слишком много. Я теряюсь. Чувствую, будто иду по тонкому льду, и не понимаю: туда ли? Может, стоит повернуть обратно?

На улицах Северных Гнезд было шумно. Причем не только на земле, но и в небе. Иногда солнце скрывали тени огромных ящеров, стремительно проносящихся в воздухе. Несколько раз я видела, как они грузно приземляются на открытые площадки башен, как вспыхивают в огне на мгновение – и оборачиваются людьми. Точнее, принимают человеческий облик.

Я ускорилась. Миновала десяток улиц, почти бегом пересекла большой гнутый мост. Ветер на нем ощущался сильнее. Казалось, один резкий порыв – и тебя скинет в широкую расщелину под ним. Я особо не думала, куда иду. Рроак успокоил, что по Северным Гнездам я могу гулять без страха – кровь не закипит.

Очередная улица, вильнув, вывела меня на широкую площадку. В первую секунду я даже не поверила глазам. Моргнула несколько раз – и не сдержала улыбки. На открытом пятачке нашлось несколько качелей, больших горок, гигантских железных сфер. По одной стороне ровным рядком выстроились лавки, по другой нашелся уступ для драконов в зверином обличье.

В Ордене похожие площадки воздвигают временно – раз в год, на празднование божественного равноденствия. В этот день даже старшие братья и сестры теряют серьезность и вместе с младшими предаются забавам.

Над драконьей площадкой звучал смех. Дети носились друг за другом, кидались снежками. Кто-то лениво отстреливался с качелей, другие прятались за лавками. Двое мальчишек вскарабкались почти на верхушку сферы и, дразнясь, махали руками. С хохотом уворачивались от снежков и снова принимались дразниться.

Ноги сами понесли меня на площадку. Захотелось присоединиться к игре. Рассмеяться так же задорно, слепить липкий шарик и бросить его вон в того задиру на сфере. Словно спрячься я среди детей – и получится спрятаться от сомнений, стать беззаботным ребенком.

Однако стоило мне приблизиться, дети замерли. Все как один вскинули на меня напряженные взгляды, а едва я подошла еще ближе, закричали: